Упоминание про Хетти Эннис я разыскал в «Таймс» далеко не сразу. Ей уделили лишь какие-то три строчки на семнадцатой полосе и ни словом не намекали на то, что наезд мог быть не случайным. Водителя никто из свидетелей не разглядел.

В 8.28 я допил последнюю каплю кофе, встал, прихватил сверток, сообщил Фрицу, что яйца удались ему даже лучше обычного, и отправился к Вулфу. Он сидел за столом у окна, полностью одетый, и намазывал тимьяновый мед на булочку. Увидев сверток, Вулф нахмурился.

— Девять тысяч долларов? — спросил он.

— Да. Я все измерил. Предлагаю вот что. Я готов изготовить еще один, чтобы отослать один сверток Личу, а второй — Кремеру.

— У меня есть лучшее предложение, — проронил Вулф.

И он описал его. Был ли замысел Вулфа и впрямь лучше моего, зависело от того, удастся ли воплотить его в жизнь, но попытать счастья стоило.

Вулф вообще мастер давать четкие и предельно ясные указания, но на сей раз у меня возник один вопрос. Кому мне звонить, если возникнет необходимость, — Кремеру или Личу? Ответить Вулф не смог.

По его мнению, положение не могло обостриться настолько, чтобы звонить тому или другому; словом, ответственность он свалил на меня. Я спустился в прихожую, облачился в пальто и шляпу, засунул сверток в карман и выбрался из дому через черный ход. Любой из наших неприятелей — а то и оба — мог выставить перед парадной дверью наблюдательные посты, а мне не улыбалось тратить время на избавление от «хвоста». Снегопад за ночь прекратился, и солнце уже позолотило крыши домов на Тридцать четвертой улице. Я поел в такси и сказал водителю, чтобы он высадил меня на пересечении Сорок седьмой улицы и Восьмой авеню. Я, конечно, сомневался, чтобы в цитадели культуры кто-то бодрствовал в столь ранний час, однако последе события, должно быть, изменили привычки постояльцев. Не прошло и пяти секунд после того, как я позвонил в дверь, а внутри уже послышались шаги.

Дверь мне открыл Пол Ханна. Узнав меня, он изумленно заморгал.

— Господи, — проскрипел он, — что-то вы зачастили к людям искусства.

— Подумываю вот меценатом стать, — бодро выпалил я. — Вчера мне приход этого сержанта помешал.

Я понимаю, что сейчас еще рано, но мне нужно кое-что выяснить.

— Кто там, Пол? — окликнул сверху звонкий голосок Тамми Бакстер.

— Арчи Гудвин! — крикнул я. — Доброе утро! Вы уж извините за столь раннее вторжение, но дело есть дело. Мы не могли бы собраться и кое-что обсудить?

— Вы имеете в виду меня?

— Всех вас. Возникли некоторые трудности. Как полагаете, можно поднять остальных?

— Сейчас выясню. Не знаю только насчет Рэя…

— Сейчас, подождите.

Пол Ханна осведомился, завтракал ли уже я, на что я ответил утвердительно, добавив, что не откажусь от чашечки кофе, если таковую мне предложат. Он пригласил меня следовать за ним в кухню, что я и сделал, однако по дороге завернул в гостиную, оставив на софе пальто и шляпу. Когда я вошел в кухню, Ханна уже наливал кофе.

— Видимо, из меня настоящий актер не выйдет, — горестно вздохнул он. — Уж слишком я люблю рано вставать, а привычки ломать поздно. Так что у вас за трудности?

Меня так и подмывало посоветовать ему избавиться хотя бы от пухлых щечек, но я сдержался.

— Да ничего особо серьезного, — отмахнулся я. — Возможно, вообще сущие пустяки. Пирог тыквенный?

Ханна кивнул.

— Еще одна привычка — обожаю есть на завтрак пироги. Правда, предпочтение отдаю шарлотке или меренге, но их вчера не продавали. Хотите кусочек?

Я отказался, и Ханна переменил тему.

— Как вам Климент Брод? — спросил он.

Перчатка в лицо. Я давно понял, что, когда кто-то интересуется вашим мнением о человеке, про которого вы слышите впервые, правильная игра состоит в том, чтобы попытаться выведать всю его подноготную, не вызывая подозрений. В итоге к тому времени, как Ханна заканчивал второй кусок пирога, я уже знал, что Климент Брод — преуспевающий молодой человек лет двадцати с небольшим, выпустивший сборник стихов, написавший пьесу «По долгу совести», прежде носивший бороду, но теперь ее сбривший и разъезжавший на «ягуаре». Когда Ханна допивал третью чашечку кофе, я уже подумывал, не стать ли личным биографом Брода, но нашу беседу прервал приход остальных актеров. Вся четверка пожаловала сразу — Тамми Бакстер, Марта Кирк, Ноэль Феррис и Рэймонд Делл. Девушки были одеты по-домашнему, но накраситься успели. Феррис причесался и надел рубашку с закатанными рукавами и без галстука. Роскошная седая шевелюра Делла была взлохмачена, а облачен он был в знававший лучшие дни синий халат с жирными пятнами.

— Чудовищно! — прогудел он входя. — Неслыханно! Одиозно!

— Кофе готов, — провозгласил Ханна. — На всех хватит. Пирогом угостить?

Ноэль Феррис сладко зевнул, потянулся и пробормотал:

— На солнышко хочу.

Затем уселся к окну. Марта Кирк принялась разливать кофе по чашкам, а Тамми Бакстер заявила, глядя на меня:

— Вы войдете в историю, Гудвин. Никому еще не удавалось так рано поднять на ноги всю эту братию.

Делл плюхнулся на стул по соседству со мной и, вытащив из кармана халата апельсин, принялся его чистить.

— Приношу всем свои извинения, — сказал я. — Не знаю, что такое «одиозно», но, судя по вашему тону, догадываюсь, что мой поступок неслыханно чудовищен — или чудовищно неслыхан. В свое оправдание скажу, что хотел застать вас всех здесь, прежде чем вы начнете разбредаться.

Кофе вам налить? — поинтересовалась Марта Кирк, склонившись надо мной. Ямочка под таким углом показалась мне чуть необычной.

— Да, спасибо, — кивнул я, не желая выделяться из коллектива.

— Надеюсь, причина у вас достаточно веская, — пробормотал Феррис, зевая и обводя всех сонным взглядом. В следующий миг он встрепенулся и глаза широко раскрылись. — Черт побери, а вы не выселять нас пришли?

Меня так и подмывало сказать ему, что выселить человека, спрашивающего по телефону: «Это кто?» оставит мне колоссальное удовольствие, но я устоял перед искушением.

— Нет, — покачал головой я, — я всего лишь частный сыщик и не располагаю необходимыми полномочиями. — Я отхлебнул кофе и продолжил: — Я хотел только кое-что уточнить. Дело в том, что мисс Эннис приходила вчера к Ниро Вулфу, но он был занят и не смог ее принять. Она обещала вернуться в четверть двенадцатого, но так и не пришла. Тогда, еще не зная, что она погибла, я позвонил сюда и спросил ее.

— Вы спросили мисс Бакстер, — поправил меня Феррис.

— Да. Я знал, что мисс Бакстер здесь живет, — мы были с ней знакомы, — и уже потом, узнав о том, что случилось с мисс Эннис, я припомнил наш с ней разговор по душам и решил прийти сюда, чтобы взглянуть на ее вещи. Я хотел понять, как лучше выполнить личную просьбу мисс Эннис. И вот я пришел сюда и как раз беседовал с мисс Бакстер, когда нам помешал этот полицейский сержант. И вот теперь я снова здесь. Я хочу осмотреть вещи мисс Эннис, главным образом ее бумаги. Есть тут какое-нибудь бюро или письменный стол?

— Что ж, валяйте, — с зевком провозгласил Феррис. — Второй этаж, напротив лестницы. Если окажется, что дом она завещала Рэю, то наше будущее обеспечено.

— Пошляк! — не выдержала Марта Кирк. — Бедняжку еще даже не похоронили.

— Ничего она мне не отписала, — прогудел Делл. — Она считала меня неряхой. Ничто не могло убедить ее, что высыхающая в корзине для мусора апельсиновая корка придает приятный запах любым отбросам.

— Она была права, — возразила Марта Кирк.

Вонь получается ужасная.

— А имеете ли вы право рыться в ее вещах? — усомнился Пол Ханна. — Вы тут никаких законов не нарушаете?

— Если и нарушает, то это только к лучшему, — ответил за меня Феррис. — Бедняга была бы только рада. Вспомните, как она ненавидела фараонов!

— Никаких законов я не нарушу, — заверил я публику, — поскольку похищать ничего не собираюсь. Правильнее было бы, конечно, получить разрешение от наследника или опекуна, но — есть ли таковой? Вы не знаете?