Джим бьет по тормозам, фургон заносит. Женщина ударяется головой о ветровое стекло, поворачивается к нему, глаза ее наполнены яростью.
– Черт тебя побери! – кричит Джим, в ужасе глядя на детей. Те в панике прижались друг к другу, пригнулись – но все еще держат сумки. Слава Богу, она промахнулась. Через секунду парни уносятся со стоянки и исчезают за холмом. – Ты могла их убить! – кричит Джим.
Она уставилась на него, убирает руку из окна. Джим только сейчас по-настоящему испугался. Никелированный ствол ее пистолета длинный, как рука. Магнум -357. Пушка.
Джим врубает задний ход:
– Надо убираться отсюда. Копы слышали выстрелы. Полиция.
– Но мои вещи!
– Забудь о них. Они пропали.
Фургон поворачивает на улицу. Джим проезжает желтый сигнал, направляется на восток. Кожаная накладка на руль под потными руками.
Женщина хмурится, потирает шишку на лбу, смотрит на свои руки, как будто боится увидеть на них кровь.
– В прачечной еще остались мои вещи, – произносит она сухо. – Мы возвращаемся, -Колеблется, обдумывает. – Мы вызовем полицию и сообщим о преступлении.
– Полиция не поможет нам. Послушайте, уберите эту штуку. Леди, она действует мне на нервы.
– Я не «леди», я миссис Бейлис.
Джим почувствовал момент, когда она решила не направлять пистолет на него. Такая возможность приходила ей в голову, он видел, как она пробежала по ее лицу.
Она не глядя запихивает магнум в сумочку, откидывается в кресле, подавленная. Растирает запястье правой руки – у магнума сильная отдача.
Смотрит в окно.
– Мы не возвращаемся в прачечную. Куда вы везете меня, мистер?
– Я не мистер. Я – Джим.
Она закрывает сумочку.
– Джим, да? Тогда называй меня Ирина.
– Хорошо, Адина, – Джим пытается улыбнуться.
– Ирина.
– А, Айрин. Понял. Прошу прощения. – Джим улыбается, как ему кажется – успокаивающе. – Послушай, Айрина, нам лучше некоторое время держаться подальше от этой прачечной. Там будет полиция, к тому же ты прострелила одну из этих старых тачек. У тебя есть лицензия на этот пистолет?
– Лицензия? Официальная бумага, разрешение на оружие? Джим, это Америка.
– Правда? – Джим встряхивает головой. – А ты откуда? С Плутона?
– Я из Советского Союза. Из города Магнитогорска.
– Ты – русская? Ничего себе. Никогда не видел русских раньше.
Джим сбавил скорость, пристроился за мебельным фургоном. Он чувствует себя не то чтобы лучше – но спокойнее, более уверенно. Снова на дороге, руки на кожаном руле. В движении, где ничто не может достать его.
Заработала печка, погнала сухой горячий воздух к его ногам. Проснулось любопытство.
– Что с тобой произошло? Как ты дошла до жизни такой?
– Мой муж и я – эмигранты. Диссиденты. Муж – образованный, талантливый инженер! Интеллигенция! Я сама – юрист.
Джим вздрагивает. Она говорит все быстрее, ее английский превращается в кучу согласных. Джим вытаскивает еще один «клинекс» из приклеенной к панели коробке. Звучно сморкается:
– Прошу прощения.
– Они украдут всю нашу одежду, которая осталась в прачечной, если мы туда не вернемся.
Джим прочистил горло:
– Кто-нибудь мог заметить фургон. Вот что я вам скажу: я могу высадить вас здесь, вы ловите такси и возвращаетесь – если хотите.
Она как будто сжалась:
– Джим, у меня нет денег.
– Даже на такси?
– На следующей неделе придет чек, из Общества Помощи Еврейским Эмигрантам. Это немного. Мне все они нужны, – минутное молчание – у меня нет работы.
– А ваш старик? – Непонимающий взгляд. – Муж?
– Муж мертв.
– О Господи. Мои соболезнования.
Судя по ее одежде, только адидасовские кроссовки отделяли миссис Айрин Бейлис от нищенки. Без работы, вдова, иностранка. С хромированным магнумом в сумочке и весьма странным отношением к миру.
– Послушай, – Джим импровизирует, – я правда не хочу туда сейчас возвращаться. Это небезопасно. Давай лучше я куплю чего-нибудь поесть, мы немного подождем, все обсудим. Айрин, ты голодна?
Ее глаза загораются, как бутылочки «Викс»:
– Ты купишь нам еду?
– Конечно. С радостью. Добро пожаловать в Америку...
Айрин молча кивает. Никаких признаков благодарности. Возможно, задета ее гордость.
Он видит, как Айрин смотрит прямо вперед, через затемненное ветровое стекло. Ее странное лицо становится мягким и отстраненным, как будто она женщина-космонавт, наблюдающая за проносящимися под иллюминатором безымянными пейзажами. Типичный американский пригород, построенный для проносящихся машин, один из миллионов похожих друг на друга.
– Твой магнум стоит хороших денег, – говорит Джим.
Озадаченный взгляд.
– Джим, ты торгуешь оружием?
– Что? – Второй раз она думает, что он хочет ей что-то продать. Возможно, это к лучшему: проговорить все относительно этого пистолета. На всякий случай. – Да, у меня есть пистолет. Я много путешествую, понимаешь? Мне нужен пистолет, для самозащиты.
Она смотрит ему в глаза:
– Тогда почему ты их не пристрелил?
Джим отводит взгляд:
– Полиция посадила бы нас в тюрьму, понимаешь? Нельзя стрелять в детей только из-за того, что они украли твои шмотки. Может быть, можно пригрозить – но не стрелять на самом деле.
– Это не «дети». Это настоящие бандиты. Грязные, страшные. Некультурные.
Джим промокнул текущий нос:
– Может, они никарагуанцы.
Он заметил впереди Jack-in-the-Box. Притормаживает, обменивается словами с решеткой переговорного устройства. Три однодолларовых бумажки, которые дала ему Айрин, переходят к клерку, еще кучка мелочи. Они уезжают с чизбургером, двумя пакетиками картошки и парой тако.
Айрин грызет первое тако. Джим видит, что она голодна – но она обращается с хрустящей глазурью, как с китайским фарфором.
– У тебя много монет?
– Да?
– Ты ограбил машину в прачечной, – внезапно заявляет она, глядит ему в лицо. – Ты выгреб все монеты. Ты вор, да?
– Что?! Слушай, я даже не живу там. Я в этой прачечной впервые в жизни.
– Когда я туда приходила в последний раз, машина была в полном порядке. Ты ограбил ее, Джим. Ты украл монеты.
– Черт! – Джим чувствует пот под курткой. – Послушай, я не связываюсь с таким дерьмом. Если ты думаешь, что я – вандал, можешь уматывать прямо сейчас.
– Я могу заявить в полицию, – говорит Айрин, пристально глядя ему в лицо. – Хулиган, в синем фургоне. Шеви. – У нее получается «чииви».
– О черт! И приспичило мне тебя пожалеть. Я собирался купить тебе новую одежду, еще что-нибудь. – Он зло взмахивает головой, показывая подбородком назад. – Видишь все это? Сварочный аппарат, дрели? Придурок, который взломал эту машину, просто вскрыл ее ломом. Я профессиональный механик, я работаю тонко, понимаешь? Я мог бы разобрать эту штуку, как ты разделываешь курицу, – Джим сделал паузу, – если бы захотел, конечно.
Он резко поворачивает за угол, и полотняный мешок, почти заполненный четвертаками, опрокидывается с веселым звоном. Джим хватает очередную салфетку, громко сморкается, чтобы отвлечь ее. Поздно.
Айрин не реагирует на звон, методично грызет второе тако. Две минуты многозначительного молчания, нарушаемого похрустыванием и шорохом картошки в пакетике.
Потом она откидывается в кресле со слабым вздохом животного удовлетворения, аккуратно вытирает рот салфеткой из пакета.
– Куда мы едем? – спрашивает она наконец, вглядываясь в дорогу отяжелевшими глазами.
У Джима тоже было время подумать о сложившейся ситуации.
– Тебя это правда интересует?
– Нет, – после секундного раздумья. – Совсем нет. Мне абсолютно все равно.
– Хорошо. Тогда мы выезжаем из города по шоссе 30 и направляемся в Эль-Пасо.
Айрин смеется.
– Ты думаешь, мне не все равно? Лос-Аламос. Я ненавижу Лос-Аламос. Нам не следовало туда приезжать. Никогда. Теперь у меня нет ничего, совсем ничего – ни одежды, ни денег. Я должна за квартиру, два месяца!