– Вы хотите попробовать животный крем?

– Nein, danke, – ответила Клаудиа и чуть-чуть вздрогнула.

– Никакого вреда от него не будет, – проговорил Клаус и вернулся к своим делам.

Майа и Клаудиа взяли чашки с блюдцами и устроились на диване за столиком. Клаудиа сбросила свой широкий, в складках, плащ, оставшись красоваться в розовом плиссированном топе.

– Эта компания мне не по вкусу, – негромко пожаловалась она. – Я была уверена, что здесь танцуют, звучит нормальная музыка, все открыто занимаются сексом, какие-нибудь анандамины, а это не бар, а просто кладбище. Послушай только, какую жуть они играют.

– Это старая акустическая музыка. Тогда не было вертикальных цветов для звуков. А инструменты делали из дерева и жил животных.

Клаудиа нервно отпила глоток из маленькой чашки.

– Майа, знаешь, в чем проблема? Это вечер для интеллектуалов. А в молодости глупо быть интеллектуалом. Вот когда доживешь до ста лет и больше ничего не сможешь чувствовать, тогда пожалуйста, будь себе интеллектуалом. Они такие претенциозные. А сами не знают, как надо жить!

– Клаудиа, расслабься. Мы еще только пришли.

Настенная композиция была самым теплым и привлекательным предметом в «Мертвой голове». Она ничем не напоминала обычный экран или стеклянную поверхность и казалась на редкость живописной, как настоящая картина. Экран раздробился на тысячи фрагментов, и эти вроде как соты медленно раскачивались и соприкасались. Подвижные клетки наплывали одна на другую, пульсировали, менялись местами, их очертания расплывались. Настоящий балет цветов.

Майа едва дотронулась губами до своей чашки и поставила ее на стол. Она посмотрела на раздраженную Клаудиу, потом опять уставилась на композицию. Сочные цветочные формы исчезали прямо у нее на глазах, сменялись множеством холодных геометрических кристаллов. Она не могла сказать, как поняла, что стена следит за ней. Она каким-то образом фиксировала людей, – возможно, за экраном находились камеры. Когда кто-то смотрел на композицию, движение приостанавливалось. Она приходила в действие, лишь когда на нее никто не смотрел.

Майа открыла свой рюкзак и украдкой скосила глаза на стену через зеркало в пудренице. Это осталось незамеченным, и Майа подумала, что сумела усыпить бдительность экрана. Маленькие соты оживились, они вспыхивали искрами, делясь друг с другом информацией, расцветали, соединялись и кружились, как в калейдоскопе. Майа закрыла пудреницу и перевела взгляд на экран. Клетки мгновенно застыли на месте и поползли, демонстрируя свое примерное поведение.

К ним не торопясь, вальяжно подошел Юджин.

– Чао, Майа.

– Чао, Юджин. – Она обрадовалась встрече. На этот раз он был безупречен. Вымытый, причесанный. В смокинге с аппликацией и в узких брюках он выглядел очень элегантно. Юджин улыбнулся с видом победителя:

– Was ist los, Камилла?

– Клаудиа, – поправила его Клаудиа. Она нахмурилась и вытянула ноги на диване.

Юджин беспечно уселся рядом с ними.

– Вам нужно было позвонить в бар. Здесь, в «Голове», так принято. Я даже не знал, что вы приехали.

– Все на свете бывает в первый раз, Юджин.

– Большинство людей звонит, предупреждая о своем приходе. Тут все подключено к Сети. «Голова» – наше главное место встреч. Я доволен, что вы сюда пришли. Вам понравился наш хозяин?

– Мне он совсем не понравился, – откровенно призналась Клаудиа.

– Занятый тип, не правда ли? Бесподобный собеседник. Знает тысячи разных историй. Он был космонавтом.

– Неужели?

– Да, единственный чех на Лунной станции. Он провел на Луне все годы эпидемии. Поэтому он носит такой костюм. У них возникли проблемы с иммунной системой из-за длительного облучения. Сначала он вообще не одевался на Земле, и ходил в чем мать родила, но у него начался стафилококк, и от болезни остались шрамы. Тогда он и отрастил густые волосы.

– Я еще никогда не видела живого космонавта.

– Ну а теперь вы познакомились. Клаус – хозяин «Головы». Должен вас предупредить, он не любит говорить о годах, проведенных на Луне. Многие его друзья умерли во время полета и в годы репрессий. Но вот теперь он местная достопримечательность. Единственный чешский астронавт, побывавший на Луне, национальный герой. Пражский городской совет разрешил ему делать все, что он хочет. Клаус не занудный геронтократ, но он уже дошел до предела. Устал как лошадь. – Последнюю фразу Юджин произнес по-немецки.

– Не говорите при мне по-немецки, – заметила Клаудиа.

– Немецкий – это не проблема! У нас здесь есть один шквиперский парень, он пытается найти кого-нибудь, кто говорит на языке гег. На гег или на тоск.

– Откуда он?

– Из Тираны.

Клаудиа едва улыбнулась и приободрилась.

– Мне нравятся шквиперские ребята, – сказала она по-немецки. – Они такие деловые и романтичные. А что он делает?

– Работает в виртуальности, – ответил Юджин.

– Супер. – Клаудиа встала и покинула их. Майа перебралась на ее место.

– Садитесь ко мне поближе.

Юджин осторожно передвинулся.

– Расскажите мне что-нибудь о женщине, устроившей этот аттракцион.

– А откуда вы узнали, что это женщина?

– Я просто догадалась.

Юджин пронаблюдал за композицией, уловившей его взгляд и тотчас замедлившей ход.

– Это автоматический дисплей из клеток. Судя по технике, он создан еще в пятидесятых годах. Надеюсь, что она его крепко выстроила и потребуется время и силы, чтобы заменить всю работу на стационарной платформе.

– Но она очень красива, не правда ли? Я чуть было не разозлилась на эти камеры и прослушки, но потом поняла, что она хотела сказать.

Юджин почесал голову.

– Вы приехали ко мне, а не к моим камерам, прослушкам и прочим устройствам. Вот Поль в них разбирается. Поль – ученый.

– А кто такой Поль?

Юджин снисходительно улыбнулся:

– Поль в основном и разрабатывает здесь сценографию. Знаете, я не люблю, когда мне говорят, что и как нужно думать. Потому что я не силен в идеологии. Но Полю я доверяю и полагаю, он тоже доверяет мне.

– А Поль сейчас здесь? Познакомьте меня с ним.

– Разумеется.

Юджин провел ее через бар. Человек шесть столпились вокруг мускулистого рыжеволосого человека в броском костюме с дисплеем. На его пиджаке отражался великолепный вид сверкающей огнями ночной Праги. Блики уличного света мерцали на лацканах и спускались вниз на блестящие глянцевитые рукава. Он рассказывал по-французски какой-то смешной анекдот. Слушатели, увлеченные его шутками, громко смеялись.

Майа терпеливо дождалась, пока история не завершилась взрывом непонятных ей реплик. Она решила к нему обратиться:

– Чао, Поль! Вы не возражаете, если мы поговорим по-английски?

Рыжий почесал бороду.

– Я с огромным уважением отношусь к английскому языку, но Поль вон там, в конце стола, дорогая.

– О!

– Не делай этого, ладно? – пробормотал Юджин, пробираясь вместе с ней через вытянутые ноги и пустые бутылки.

Поль оказался плотным, темноволосым, с гладко выбритым лицом. Он был поглощен беседой с какой-то остроносой брюнеткой без косметики и беспрестанно теребил большую скатерть на столе. Кусок этой декоративной ткани, казалось, жил своей жизнью. Он хлопал складками, извивался и стремился выскользнуть из рук Поля.

– Можно мне вам что-нибудь принести? – прошептал Юджин.

– Я не отказалась бы от минеральной воды. Спасибо. – Майа примостилась на краешке дивана и не отрывала глаз от Поля и брюнетки, обсуждавших достоинства светящейся, шуршащей ткани. Они быстро и свободно говорили по-итальянски.

Поль был в серых брюках, линялой рубашке цвета хаки, застегнутой на все пуговицы. Его пальто было небрежно брошено на спинку дивана. Женщина была в узких темных брюках, ботинках, на руках элегантные белые перчатки до локтя. Она явно старалась не замечать подошедшую Майю.

Поль уцепился за край платка, и он, извиваясь, пополз вниз. Он прикрепил его к тонкому проводу, подтащил лежащий на диване ноутбук и, не прерывая разговора на итальянском, стал что-то печатать. Появилась первая информация на каком-то ужасающем техническом английском.