– О боже, нет! – воскликнул Филиппе и отправился за скребком, очищающим кремом, полотенцами, щетками для волос, стал звать парикмахера.

Двое сидевших поблизости манекенщиков оживленно разговаривали.

– Ты видел Томи сегодня вечером? Что с ним случилось? Он совсем обрюзг. Жутко растолстел.

– Все это зрелище для детишек или сумасшедших. Когда у тебя ребенок, это еще куда ни шло, но если у ребенка уже свой ребенок, то ты меня извини.

– А как твой новый дом, Брэнд?

– Пока что все в порядке, но нужно еще просверлить до сейсмической зоны. И это меня тревожит.

– Нет, ты не должен откладывать. Тогда ты и Бобби все раскопаете и установите там какое-нибудь стабилизирующее оборудование, какой-нибудь симпатичный определитель... Я просто зеленею от зависти. – Манекенщик проверил свое видеозеркало. На экране возникло его изображение в анфас. – Ну как мои глаза, с ними все в ажуре?

– Ты опять изменил их форму?

– Нет, на этот раз придумал новенькое.

– Эдриан, твои глаза еще никогда так хорошо не выглядели. Серьезно говорю.

– Спасибо. Я рассказывал тебе, что меня призвали в армию?

– Ты шутишь. – Брэндон без всяких усилий дважды сделал колесо и оперся ладонями о пол. Он сделал стойку. Его мускулистые ноги дотянулись кончиками пальцев до потолка. Тело, принявшее позу ныряльщика, напоминало бронзовую статую.

– Ну что же, – отозвался Эдриан, – мои медицинские показатели довольно высоки, и к тому же социальная помощь, но знаешь, они просто свора грязных стукачей. Разве не так? Но армия! Я хочу сказать, что в наши дни в современном обществе у вооруженных сил должна быть какая-то власть! Вдали от гражданки должны же быть серьезные ребята, готовые крепко ударить, когда понадобится, и назвать вещи своими именами. Верно?

Брэндон пошатнулся, безуспешно пытаясь встать на ноги. Он поглядел в зеркало на свой втянутый мускулистый живот, нахмурился. Встал на ноги и нашел эластичный ремень.

– А ты долго служил?

– Пять лет.

– Нет проблем, ты мог составить план на пять лет. – Брэндон с резким чмокающим звуком застегнул пояс тугой пряжкой. – И ты выдержал все армейские нагрузки?

– Да, меня там любили. И сразу отправили в офицерское подразделение.

– Ты не страдал от простатита?

– Простатит в прошлом, но сейчас он вновь о себе напомнил, давит иногда. А на уик-энд я ездил на базу в Каир. – Эдриан внезапно осекся. – Филиппе, что ты делаешь с бровями этой девушки?

– Я тороплюсь, у меня считанные минуты, – пожаловался Филиппе.

– Это платье для показа, а значит, на время. Ты бы мог сделать девочке брови тоже на время, в стиле двадцатых годов. Не нужно просто выщипывать их, словно она фурия или вроде того. Это несерьезно. – Эдриан покровительственно, по-отцовски потрепал Майю по плечу. – Что-то я не видел тебя здесь раньше, крошка. Ты впервые с Джанкарло?

– Да, я вообще впервые участвую в показе.

– Брэндон, послушай-ка ее, она американка.

– Ребята, вы американцы? – удивилась она.

– Точно, – улыбнулся Эдриан. – Европейцы любят американских парней – широкоплечих, мускулистых, молчаливых, словно скала, двух слов связать не могут. Почему бы нас не любить?

– Они любят в нас мужественность, – заявил Брэндон. – И хорошо за это платят. Вам платят за мужественность, потому она убийственна. – Он рассмеялся.

– У вас расширенные поры, дорогая, – задумчиво сказал Филиппе. – Вы купались в плесени?

– Только раз.

– Вам нужно это делать. Обязательно! У меня есть вытяжка из плесневых грибов, она способна творить чудеса. Попробуйте и сами убедитесь. А сейчас мне нужно увеличить вам лоб и подровнять верхнюю губу. Это может быть довольно болезненно.

Пинцеты щипали, щетки вибрировали, проступили жирные пятна, пудра отреагировала и впиталась.

Через полчаса мужчины были уже полностью одеты. Некоторые уже вышли на подиум.

Филиппе показал Майе ее новое лицо.

У нее не раз менялось лицо, она делала косметические операции в течение многих десятилетий. Как правило, это были несложные процедуры, общепринятые, но, в сущности, никчемные. Некоторые носили функциональный характер, были высокотехнологичными и по-настоящему эффективными – после них лицо становилось «сырым», неотделанным. С таким лицом лучше всего было оставаться дома, в теплой темной комнате, и набираться сил. Но Филиппе проделал искусную работу. Это было прежде всего лицо Майи – но сияющее и без единого изъяна. Изогнутые и чуть подкрашенные ресницы. Тени на веках. Брови вразлет. Шелковая кожа. Ясные зрачки и яркие белки глаз. Губы как два свежих лепестка. Законченное лицо. Человеческое совершенство. Потом на нее надели новый парик, и она стала самой красотой. Это был очень искусно сделанный парик. Он был создан в знаменитом доме европейской моды, там никогда не совершали небрежной работы. Это был просто изумительно красивый парик. Из густых, в высшей степени естественных, блестящих белокурых волос. Дорогой, удобный и столь же удачно сконструированный, как роскошный лимузин.

Парик пришелся ей впору и облегал ее бритую голову плотнее, чем собственные волосы. Когда эти локоны коснулись ее шеи и плеч, она поняла, что о таких волосах любая женщина может только мечтать.

Раздались волнующие звуки гонга. Комнату покинули последние манекенщики. Их сменили лениво вошедшие манекенщицы. Они были высокими, худенькими и полностью одетыми, если не считать необутых ног. Туфли всегда доставляли массу неприятностей, и нервничающие участницы показа то снимали, то надевали новую обувь. Усталые и безразличные манекенщицы выпили настойки, сделали ингаляцию и съели крохотные калорийные палочки с палец величиной. Они едва притронулись к оливкам. Руки моделей манерно подносили к накрашенным губам кусочки, беря их из красиво сервированных тарелок.

Манекенщицы были пожилыми женщинами и выглядели так, как должны выглядеть современные пожилые женщины, находящиеся в отличной форме. Они были похожи на спортсменок, страдающих аменореей. На зрелых гимнасток, полностью утративших юношескую живость. Никаких типичных признаков старости в глаза не бросалось, но они были хрупкими и держались несколько скованно. Все манекенщицы казались высокомерными, изысканными, на редкость сильными, с большими миндалевидными глазами. Можно было представить, что они легки как пушинки.

Их облегающие разноцветные платья подчеркивали узкие бедра и совсем не обрисовывали грудь. Глядя на одежду, ты понимал, что наряды могут быть элегантными и даже женственными, но абсолютно не сексуальными. Великолепно скроенные и сшитые платья, довольно строгие, типичные для банковских служащих, они больше походили на платья дворцовых евнухов из тайного города китайских императоров. Декольте на платьях обнажали кожу, но такая кожа могла быть у пловчих, переплывающих Ла-Манш.

Платья были щедро украшены перьями. Не нежные экзотические перышки, а собранные в пучки, как стрелы в колчане. В этот весенний сезон Джанкарло отдал перьям предпочтение. Кропотливая работа придала украшениям из перьев воздушность, платья выглядели чрезвычайно роскошно.

– Речь идет не просто о сокращении риска, – сказала модель, сидевшая неподалеку от Майи, – вы получаете взамен шесть или пять процентов ставки.

– Я не уверена, что правильно выбрано время для фондов медицинской взаимопомощи, – заметила другая манекенщица. – Кроме того, я католичка.

– Никто не говорит, что нужно пользоваться запрещенными средствами, достаточно просто сделать пожертвования, – терпеливо разъяснила первая модель. Она была трогательно красива и своей одухотворенностью немного напоминала одну из фигур боттичеллиевской «Весны». – Спроси когда-нибудь любого банкира из Ватикана, дорогая. Они все очень милые и быстро с этим разберутся.

Вторая модель удивленно поглядела сначала на Майю, а потом на свои часы.

– Когда ваш выход?

Майа приложила ожерелье к уху:

– Простите, я не говорю по-итальянски.

– Ваши алмазы немного старомодны. Мне нравятся алмазы, – проговорила вторая манекенщица медленно, но правильно по-английски. – А вот прическа у вас не слишком хороша. Она чересчур элегантна, это не в стиле двадцатых годов.