— Глупости! Мы очень рады, что вы заглянули к нам. У нас так редко бывают гости, правда, милый? Мы превращаемся в обычную супружескую пару! — Элеонора засмеялась.
— Ты недавно был во Франции, Гай? — спросил Джейк.
— Пару месяцев назад. Военным хирургом при Британском экспедиционном корпусе.
— Бедный Гай был ранен, — Элеонора погладила мужа по руке. — Мы за ним ухаживали, пока он не поправился.
— Ничего героического — сломал лодыжку, когда спрыгивал в канаву. Кости сместились, черт бы их побрал!
— Гай.
— Прости, дорогая. Это меня здорово подкосило.
Элеонора вышла из комнаты. Воцарилось молчание. Гай улыбнулся:
— А вы? Так здорово снова видеть вас обоих. Вот уж не подумал бы, что вы приедете в Лондон. Ральф всегда говорил, что он Англию терпеть не может.
— Так и есть. — Фейт тут же перестала трястись. Она даже сумела сложить губы в улыбку. — Это мы с Николь его застращали.
— Не вы, а Женя, — поправил Джейк.
— Мы не оставили ему выбора.
— У нас самих не было выбора, — уточнил Джейк. — Мы рисковали оказаться в лагере.
Вернулась Элеонора с чайными приборами. Фейт взяла протянутую чашку, и только когда чай стал переливаться на блюдечко, заметила, что накидала туда уже с полдюжины кусков сахара.
— Ой, простите! Наверное, я оставила вас без сахара…
— У Элеоноры есть заначка.
— Да, я научилась делать запасы, — шутливо отозвалась Элеонора. — Вы что-то рассказывали, мисс Мальгрейв?
Фейт отошла к окну и вдохнула тяжелый, одуряющий аромат лилий.
— Джейк ехал на велосипеде, а я вела машину. А от Ла-Рошели мы плыли по морю. Вообще-то, все это было бы очень забавно, если бы не папина ненависть к Англии. Он теперь все время в таком отвратительном настроении, что нам с Джейком тяжело это видеть, и мы решили остаться в Лондоне.
— А где сейчас Ральф и Поппи?
— Они живут в Норфолке, в маленьком коттедже. Папе там все не нравится. В деревне его считают чудаком, потому что он все время ходит в черном пальто и шляпе — помнишь его старую шляпу, Гай? — даже когда тепло. — Фейт говорила слишком громко и слишком много, и сама это понимала, но никак не могла остановиться: — Николь — это наша младшая сестра, миссис Невилл, — тоже живет с ними, но собирается вскоре уехать и стать знаменитой певицей.
— А Ральф с Поппи останутся в Норфолке?
— Больше им податься некуда, все деньги — не скажу, правда, что их было много, — мы потеряли, когда бежали из Франции.
— Немцы конфисковали все вклады, принадлежащие англичанам, — пояснил Джейк.
— Так что мы нищие. Хотя, должна сказать, Мальгрейвам бедствовать не впервой.
— И что вы собираетесь делать?
Впервые после слов Гая: «Это Элеонора, моя жена» Фейт взглянула ему в лицо. «Это несправедливо, — подумала она, — ну почему теперь я ему больше не дорога, а он не стал мне ни более чужим, ни менее нужным?!»
— У меня есть работа, Гай. Я помогаю одной пожилой леди. Руфус нашел для меня это место.
— Руфус?
— Руфус Фоксуэлл. Он художник, но его призвали во флот. Он будет служить на транспортном корабле. Мы с ним познакомились в Париже. Миссис Чилдерли — его хорошая знакомая. Она очень старенькая, и ей нужен кто-то, с кем можно было бы поговорить и кто мог бы выгуливать ее собачек. Руфус решил, что я для этого подойду. А Джейк работает в пабе «Кузнечик», да, Джейк?
— Да, хотя меня тоже призывают.
— А какая служба вас больше привлекает, мистер Мальгрейв?
— Пожалуй, в сухопутных войсках. Видите ли, я воевал в Испании.
— Джейк у нас офицер, — сказала Фейт. У нее начинала болеть голова, и ей хотелось поскорее откланяться. — А ты, Гай?
— Я из-за своей чертовой лодыжки демобилизован. И, наверное, это к лучшему. Боюсь, скоро мои услуги потребуются здесь.
— Думаешь, немцы станут бомбить Лондон?
— Это неизбежно, согласитесь. — Он повернулся к Элеоноре, накрыл ладонью ее руку и нежно проговорил: — Но вы с Оливером поедете в деревню, там безопаснее.
— А кто такой Оливер? — Фейт ожидала, что Гай скажет: «Мой пес» или «мой тесть».
— Наш сын.
Она услышала, как Джейк, чтобы заполнить затянувшуюся паузу, начал дискуссию о войне в Атлантике, и до боли сжав пальцы в кулак, заставила себя спросить:
— И сколько же ему, миссис Невилл?
— Шесть месяцев. Он родился на Новый год. Мы с Гаем поженились на прошлый Новый год, так что Оливер стал для нас чудесным подарком к первой годовщине свадьбы.
Гай предложил:
— Хочешь на него взглянуть, Фейт? Я отведу тебя в детскую.
— Не стоит, Гай, — возразила Элеонора. — Ты же знаешь, как он чутко спит.
Он погладил ее по плечу.
— Мы тихонечко, обещаю. А если он проснется, я его опять убаюкаю. — Он улыбнулся. — Знаешь, Фейт, Оливер — единственное существо на белом свете, которому нравится, когда я пою.
Фейт вслед за Гаем поднялась в детскую. При свете ночника она увидела у стены кроватку. Розовощекий Оливер спал на спине, раскинув ручонки и сбросив одеяло. Фейт прошептала:
— У него же золотые волосы!
Гай улыбнулся и шепотом ответил:
— Мы даже думали, что его подменили эльфы. Он настолько симпатичнее и умнее, чем мы оба. — Он наклонился и поцеловал сына в лобик.
Фейт почувствовала, что при виде спящего малыша у нее на глаза наворачиваются слезы. Она думала о том, что ее будущее так же темно и туманно, как этот огромный город, но не забыла сказать:
— Он такой славный, Гай. Представляю, как ты им гордишься.
Джейк ждал ее в передней. Гай настоял, чтобы Фейт оставила ему свой адрес. Буквы у нее получились неровные. Они с Джейком вышли, и когда уже оказались на улице, по лицу Фейт потекли слезы.
Джейк выругался и сказал:
— На, вытрись о мой рукав.
Фейт промокнула лицо о его протянутую руку и издала тяжкий полувсхлип-полувздох. Джейк возмущенно вопрошал:
— Как он мог? Как он мог жениться на ней?
— Что здесь такого? Почему Гай не может жениться, на ком хочет?
— Потому что ты его любишь!
— Не глупи, Джейк, — рассердилась Фейт. — Гай никогда мне ничего не обещал. И кроме того, — она вспомнила убранство комнат, — ты же видел, как у него в доме красиво и уютно. Занавески в тон диванных подушек. А какие цветы… Мне в жизни так не сделать.
Джейк продел ее руку в свою, и они быстро зашагали по темным, незнакомым переулкам.
Гай спросил:
— Ну, как они тебе? Замечательные, правда?
Они были на кухне; Элеонора убирала посуду. Она сказала:
— Джейк очень обаятелен. Конечно, несколько неотесан и резок, но все равно обаятелен. Я приглашу его как-нибудь на ужин.
— А Фейт?
Элеонора стояла к нему спиной и начищала серебряные ложечки.
— Мисс Мальгрейв показалась мне весьма скучной особой.
— Она почему-то нервничала…
— А уж платье! — Элеонора рассмеялась.
Гай не мог вспомнить, что было надето на Фейт. Кажется, что-то длинное и воздушное.
— У нее на юбке сзади подол отпоролся, — сказала Элеонора, — и на ней не было ни чулок, ни перчаток. А эти сандалии на веревочной подошве… Бог мой! Рядом с братом она кажется простушкой.
— По-моему, Элеонора, ты к ней придираешься. Им ведь пришлось бежать из Франции буквально в том, что на них было надето.
Она аккуратно сложила полотенце и повесила сушиться перед плитой.
— Разумеется. И я вовсе не хотела сказать ничего плохого. Просто воспитание, которое получила мисс Мальгрейв, чувствуется и в ее манере разговаривать. И это понятно, ведь Мальгрейвы, судя по всему, вели цыганский образ жизни. — Привстав на цыпочки, она поцеловала мужа в щеку.
Сверху донесся знакомый звук.
— Оливер плачет.
Элеонора прислушалась.
— Это плохо! — сердито сказала она и отодвинулась от него. — Его кормили всего полтора часа назад, а в книге говорится, что в этом возрасте он должен выдерживать промежуток в четыре часа между кормлениями.
— Дети не всегда следуют тому, что написано в книгах, душа моя. — Гай поцеловал ее в нахмуренный лоб. — Хочешь, я к нему подойду? Может, ему просто жарко.