Сведения о Раске также скорее похожи на легенду, нежели на достоверные факты. Утверждают, что он молод, хорош собой, ловок, умен и дерзок до безрассудства, а уж по хитрости и коварству равных ему не сыщешь. Ни одна женщина, даже сама убара великого Ара не может чувствовать себя в безопасности от того, что Раcк не сделает ее своей рабыней.

Пожалуй, достоверно известно лишь то, что он жесток к своим противникам, принадлежит к касте воинов и является одним из лучших на Горе мастеров по владению мечом.

Молва утверждает, что он невероятно красив и безжалостен в обращении с женщинами.

Мужчины боятся его меча, а невольницы — его клейма на своем теле.

У женщин есть особая причина опасаться Раска из Трева. Говорят, он способен дать женщине неслыханное наслаждение и, однажды подарив его невольнице, ставит на ее теле свое личное клеймо, словно желая подчеркнуть, что, хотя впоследствии она и может быть продана в собственность другого владельца, она навсегда остается принадлежать Раску. Он использует женщину только один раз, покоряя ее, опустошая и беря от нее все, что она может дать. После этого он отбрасывает ее от себя, поскольку она больше не представляет для него никакого интереса. Говорят, что нет на Горе другого мужчины, который бы подвергал женщину такому унижению, как Раcк из Трева. И тем не менее, как это ни покажется странным, к бессильной ярости горианских мужчин, мало найдется на Горе женщин, которые не пожелали бы хоть один раз оказаться в руках Раска, молодого, дерзкого, безжалостного воина, и отказались бы носить на своем теле клеймо, напоминающее о его прикосновениях.

Утверждают, что этот Раcк никогда не покупает женщин; понравившихся ему он берет силой. Как большинство горианских воинов, Раcк предпочитает овладевать свободными женщинами. Ему доставляет удовольствие наблюдать сладостную агонию своей жертвы, на глазах превращающейся из свободной женщины в беспомощную, покоренную им рабыню. С другой стороны, он не отказывает себе в удовольствии взять рабыню и добиться от нее еще большей покорности.

Думая о Раске, я лишний раз осознала всю бедственность своего положения. Конечно, я была рабыней; мне это ясно дали понять, и я с этим уже смирилась.

Но я была великолепной рабыней!

Иногда я с невольным раздражением думала о девушках Земли — о большинстве из них, о тех, кто по своей природе также являются рабынями, но даже об этом не догадываются и, вероятнее всего, никогда об этом не узнают. Я думала о том, как они соперничают в нарядах, как используют свое тело, мысли, взгляд, улыбку, ласковое, но довольно, впрочем, неумелое прикосновение, чтобы, не испытывая настоящей любви к богатому мужчине, обратить на себя его внимание, разжечь в нем, неприхотливом и нетребовательном, желание и, добившись его расположения и привязанности, обеспечить себе безбедное, полное роскоши и удовольствий существование. Действуя как бездушный, расчетливый автомат, они бессовестным образом эксплуатируют потребности мужчины, добиваясь от него исполнения своих желаний. Тем более что добиться этого от обычного земного мужчины вовсе не трудно. Улыбнись ему, и он будет благодарен. Притворись, будто тебе приятно его внимание, и он сделает для тебя все, что захочешь. Ты можешь без труда использовать этих слабых духом, неприхотливых созданий, чтобы по их спинам взобраться на самый верх общества в любой стране и жить за их счет, купаясь в роскоши и швыряя деньги направо и налево. Их поклонение перед тобой, их заботливое отношение и внимание тебе обеспечены. Живи в свое удовольствие!

Здесь, на Горе, все обстояло иначе. Такие холодные, расчетливые потребительницы, как земные женщины, немедленно выбрасывались здесь на задворки общества и превращались в самых низкопробных рабынь. Им отказывалось даже в том минимуме прав, которым обычно обладает горианская невольница. От них требовалось полное и безоговорочное подчинение хозяину, в отличие от тех рабынь, по отношению к которым гориане нередко идут на уступки и с чьими интересами считаются. Обмануть горианца далеко не так просто, как мужчину Земли. Горианец никогда не позволит женщине диктовать свои условия; наоборот, только он в любой ситуации будет говорить, как ей следует поступить. Иногда я искренне желала, чтобы такие женщины Земли в один прекрасный день оказались вдруг в горианской невольничьей клетке, рядом со мной, обнаженные и с клеймом на теле, принужденные служить мужчине так, как прислуживала я. Пусть посмотрят, какими могут быть отношения между мужчинами и женщинами!

Однако им не суждено этого узнать.

Им посчастливилось избежать этой участи. Они свободны! Они свободны, а я сижу в камере для невольниц. Какая несправедливость!

У меня от досады руки сжались в кулаки.

Я уже потеряла надежду на освобождение, смирилась с тем, что меня ожидает. Следовало научиться принимать жизнь такой, какая она есть, и научиться извлекать даже малейшую пользу из того, что имелось в моем распоряжении. Я сумею использовать свои природные наклонности и навыки, полученные мной на курсах для невольниц. Я сумею обеспечить себе легкую жизнь. С моими способностями, с моей красотой, думаю, это будет несложно. При таких данных я сумею удовлетворить требования любого, даже самого взыскательного из этих удивительных, загадочных горианских мужчин.

Наши занятия и тренировки шли своим чередом.

Однажды у нас появился посетитель — высокого роста незнакомец, лицо которого частично скрывал широкий, опущенный на глаза капюшон. На нем было желто-синее одеяние, свидетельствующее о его принадлежности к касте работорговцев. Левый глаз у него закрывала узкая кожаная повязка. В сопровождении Тарго он медленно шел по проходу между невольничьими клетями. У нашей клети он остановился.

— Это Сорон из Ара, — сообщил нам Тарго и повернулся к незнакомцу. — Эли-нор, — указал он на меня.

Я разволновалась. Мне не хотелось быть проданной где-нибудь, кроме Ара. Я хотела быть выставленной на продажу на высоком помосте Курулеанского невольничьего рынка, где на торги неизменно собираются самые богатые и влиятельные люди Гора. Я мечтала о том, чтобы оказаться в руках какого-нибудь обеспеченного владельца, который поместил бы меня в одной из замечательных, высоких башен Ара, одевал бы меня в тончайшие прозрачные шелка, осыпал драгоценностями и угощал изысканными винами и яствами. Такой человек, конечно, не стал бы заставлять меня выполнять тяжелую, грязную работу. Он берег бы меня, как украшение, которым не стыдно похвастаться перед своими столь же именитыми гостями.

— Эли-нор! — рявкнул Тарго.

Я немедленно вышла из задумчивости, подбежала к ограждающим клеть решеткам и опустилась на колени.

— Пожалуйста, купите меня, хозяин! — монотонным голосом произнесла я давно заученную традиционную фразу.

— Она что, не знает, как нужно представлять себя в присутствии мужчины? — удивленно поднял брови незнакомец.

Тарго побагровел.

— Еще раз! — потребовал он.

Я испугалась не на шутку. Вскочив на ноги, я снова отбежала в глубь клетки. Затем я повернулась и неторопливо подошла к решеткам, на этот раз двигаясь, как подобает невольнице под обращенным на нее взглядом мужчины. Растянув губы в легкой, многообещающей улыбке, я приблизилась к наблюдающим за мной зрителям и плавно опустилась перед ними на колени. Устремив на секунду взгляд на их тщательно вычищенные сандалии, я подняла голову и с умоляющими нотками в голосе прошептала:

— Пожалуйста, купите меня, хозяин!

— Нет! — отрезал Сорон из Ара.

Я раздраженно поднялась на ноги и отошла в угол клети. Ему не стоило быть со мной таким резким. Я старалась сделать все, как положено. И это мне удалось, я знаю! Но этот тип не проявил ко мне никакого интереса.

Я почувствовала себя оскорбленной.

— Пожалуйста, купите меня, хозяин! — произнесла стоящая у решетки Инга, которой Тарго сделал знак приблизиться.

Меня особенно задело, с какой интонацией произнесла Инга слово “меня” в этой традиционной фразе, словно желая тем самым подчеркнуть различие между нами. Неужели она считала себя более достойной? Это вызвало у меня негодование. К тому же меня раздосадовала легкость и изящество, с какими она подошла к решеткам клети. Она выполнила это блестяще. Подумать только: и это Инга, из какой-то там касты книжников! Неужели эта угловатая, худосочная жердь может показаться мужчине более привлекательной, чем я? Уму непостижимо!