Глава 1

КЕМ БЫТЬ?

Акын Джамбул и Гарри Мацлияк.- Картинки из детства.- Сталин умер...Виолончель между ног у девочки - это некрасиво.- На сцену с Лолитой Торрес и Ивом Монтаном.- Целоваться надо уметь.

Лариса никогда не комплексовала по поводу своего возраста - она родилась 15 ноября 1943 года (а чего скрывать, все мы - и те, кто увидел свет в 40-50-е годы, и те, кто в 80-90-е, то есть практически все живущие на этой грешной земле,- выходцы из прошлого века и даже прошлого тысячелетия). Факт ее появления в этой скинии жизни зарегистрирован не в Риге, как указывалось в разных публикациях о Мондрус, а в далеком казахстанском Джамбуле. Лично для меня этот город, который я, вероятно, никогда не увижу, интересен лишь своим названием, менявшимся в разные эпохи и отражавшим непредсказуемый ход истории. Во времена варваров и караханидов это было поселение Тараз, в годы царизма и покорения Туркестана большевиками - Аулие-Ата. В 1936 году город назвали Мирзояном - по имени участника борьбы за Советскую власть в Закавказье, первого секретаря ЦК ВКП(б) Казахстана Левона Мирзояна. После расстрела последнего в 1938 году город опять переименовали, теперь в честь славного сына казахского народа акына Джамбула Джабаева. Будучи уже 90-летним, Джабаев во время декады казахского искусства в Москве впервые увидел "отца народов" и обратился к нему с трибуны, играя на домбре и "рождая" новую песнь:

Спасибо, Сталин мой!

Расстался Джамбул с горькой судьбой,

Едет Джамбул в богатом седле,

Едет Джамбул по родной стране,

На сытом степном скакуне.

С почетом певца встречает аул:

Пой свои звонкие песни, Джамбул!..

По всей видимости, "импровизация" старого акына понравилась вождю и сыграла немаловажную роль в переименовании города. Но довольно об этом.

Родители Ларисы - Лидия Григорьевна Заплетина и Израиль (Игорь) Иосифович Мондрус. Настоящим отцом ей стал другой человек, а о том, кто зачал, певице всю жизнь напоминала лишь фамилия Мондрус, да еще был случай, когда позвонили из ОВИРа и единственный раз назвали по отчеству: "Лариса Израилевна, вам разрешен выезд в Израиль". Смею предположить, что Лариса произведение искусства, сочный, вкусный плод бурной, но быстротечной любви симпатичной 17-летней девчушки, какой была тогда Лидия Григорьевна, и молоденького курсанта летной школы, который через год получил назначение в Чернигов и навсегда исчез из поля зрения молодой мамы.

О его передвижениях Лидия Григорьевна узнавала только по алиментам, весьма мизерным, потому что "он всегда где-то учился".

На их счастье по соседству поселилась семья Мацлияков из Риги. Вообще Мацлияк - древняя еврейская фамилия, и слово это означает "удача", "удачливость".

Старший Мацлияк имел в Риге маленькое предприятие по грузоперевозкам. Когда немцы подходили к городу, он завел свою "полуторку" ГАЗ-АА, предлагая близким и дальним родственникам эвакуироваться. Почти все отказались, и он со своей семьей покинул насиженные места и таким образом очутился в Джамбуле.

Волей случая его 16-летняя дочь Мара сняла для себя отдельную комнату у Лидиной мамы, то есть у бабушки Ларисы. Днем Мара ездила в школу, а по вечерам ее навещал старший брат - Гарри Мацлияк. Он-то и углядел красоту молодой и одинокой мамы Лиды. Грудной ребенок его не смутил, он стал настойчиво ухаживать за Лидией Григорьевной. Много лет спустя Гарри Мацлияк с гордостью говорил Ларисе: "Я заслужил любовь твоей мамы, потому что сразу начал качать твою люльку и считал тебя своей дочерью". Что и говорить, способ надежный. Особенно в нелегкую военную годину. И если Лариса в течение ее совместной жизни с родителями постоянно цапалась по мелочам с мамой, то от отчима она никогда худого слова не слышала. И всегда с теплом говорила другим: "Это мой папа".

После войны Гарри Мацлияк забрал Лидию Григорьевну в Ригу, позже, как и положено, они оформили свой брак в загсе. Но остались каждый под своей фамилией. Отец - Мацлияк, мать - Заплетина, дочь - Мондрус.

Когда Ларисе исполнилось три года, ее отдали в детсад, причем в латышский, потому что в русском не было мест. Благодаря этому она с ранних лет научилась щебетать по-латышски без акцента, хотя образование свое заканчивала все же в русской школе.

Дома родители говорили и по-русски, и по-латышски. А бабушка и дедушка общались еще и на идише или по-немецки, что было в традициях прибалтийских евреев, всегда ориентированных на своих западных соседей.

В 1950 году в семье Гарри Мацлияка родился сын, которого нарекли Александром. Лидия Григорьевна в это время заканчивала юридическую школу, готовилась к экзаменам. Заниматься какой-то наукой, имея на руках двух малолетних детей,- дело архисложное. Выручила тетя Полина, приехавшая погостить из Ашхабада. Она предложила забрать на время Ларису к себе.

Чтобы читатель не запутался, кто есть кто, скажу пару слов и о родителях Лидии Григорьевны. Ее отец всю жизнь проработал на казахской железной дороге в должности стрелочника, который, согласно поговорке, всегда виноват. В данном случае "вина" Ларисиного дедушки заключалась в том, что они с бабушкой, побив все рекорды, нарожали аж двадцать душ детей! Правда, почти все их чада, по велению неведомого злого рока, померли. В живых остались только старшая дочь Полина и ее младшая сестра Лида. Теперь тетя Полина работала врачом на железнодорожной станции Ашхабада. Долгое время еще был брат Александр, по возрасту занимавший место где-то между сестрами, но в войну, командуя боевым катером, он погиб (это в его честь Лида и Гарри назвали Александром родившегося братика Ларисы). Вскоре ушел на тот свет и сам дедушка. Лег ранней весной на травку, застудился и получил роковое воспаление легких.

Так что первые более-менее "внятные" воспоминания детства связаны у Ларисы с Ашхабадом. Она хорошо помнит, как поразил ее воображение город, переживший страшное землетрясение 1948 года. Сплошные руины. Тетя Полина с мужем и дочерью на выданье Людмилой жила в этом апокалипсисе в наспех сколоченной хибаре, все "удобства" - во дворе. У Полины имелась еще одна дочь, Лена, которую "жених" силой похитил и увез в неизвестном направлении. Мать много лет искала свою Леночку и, уже пребывая в пожилом возрасте, нашла ее в Таллине. Дочь работала маляром, а муженек пропивал заработанные ею деньги.

Когда тетя Полина собиралась купать маленькую Ларочку, во дворе среди виноградников ставили на табуретки ванну и наполняли ее водой. К полудню вода становилась от солнца такой горячей, что приходилось разбавлять холодной.

Раз в неделю ходили в баню. Шли по длинному узкому мосту-переходу через железнодорожные пути, по которым грохотали поезда. Было страшно, и захватывало дух. Тетя Полина одной рукой держала Ларису, а в другой несла авоську с сырыми яйцами. Признаюсь, никогда не слышал, чтобы с таким багажом ходили в баню. Этими яйцами она мылила голову девочке, приговаривая: "Ларочка, это очень полезно, волосики у тебя станут шелковые-шелковые". Потом тетя прополаскивала ей голову слабым уксусным раствором. Яично-уксусная процедура оказалась в новинку и для Ларисы ничего подобного потом она не видела ни в одной бане.

Разрозненные картинки детства вызывают у нее улыбку. Она вспоминает, как на местном пляже к ней, абсолютно голенькой девочке, подошел такой же голенький маленький мальчик. Долго смотрел на нее и, заметив некоторую анатомическую разницу между собой и незнакомкой, спросил, показывая пальчиком вниз:

- Это что? Потеяя? (Потеряла?)

- Не-е, так и бия (по-русски - было, по-латышски - бия).

В Ашхабаде Лариса Мондрус пошла в первый класс, а через год ее вернули в Ригу. Ей повезло: она росла в семье, где любили и умели петь. У Лидии Григорьевны был густой сильный голос, будто специально предназначенный для исполнения цыганских романсов. А Гарри Мацлияк обладал исключительно красивым тенором. Это подтвердил мне и Шварц, рассказавший, как они с отчимом ехали на лошадях с рыбалки, и Гарри всю дорогу пел ему арии из опер Верди и Пуччини: "Он имел от природы поставленный голос и, если бы подучился, наверняка стал бы незаурядным певцом". Учиться Мацлияку действительно предлагали, но помешала война. А потом уже возражала Лидия Григорьевна. Взыграло чувство ревности, она вдруг испугалась, что Гарри станет артистом - и тогда прощай семейное спокойствие. Так что пришлось Мацлияку наступить на горло собственной песне. Дни, когда собирались гости и накрывался стол - с холодцом, жареной печенкой, фаршированной рыбой и прочими вкусностями,- а мама с папой устраивали домашний концерт, превращались для Ларисы в настоящие праздники. То они пели по очереди: мама - цыганские романсы, отец - "неаполитанский репертуар" ("О соле мио", "Мама", "Прощай, прекрасная мечта"), то выступали дуэтом. И почти каждый раз наступал торжественный момент, когда взрослые, вдоволь наговорившись, открывали дверь в детскую: "Ларочка, пришло твое время, ну-ка выходи. Что ты нам сегодня расскажешь, что споешь?" Маленькая артистка непременно старалась к очередной вечеринке родителей выучить что-нибудь новенькое. То она читала стишок "Смотрите, это голубь мира, да, конечно, это он...", то танцевала с платочком, то исполняла "Санта Лючию". Больше всего Лариса любила подпевать родительскому дуэту: мама начинала, папа довольствовался вторым голосом, а дочка-вундеркинд подстраивалась к ним, интуитивно находя свое "гармоническое" место в семейном трио. Гостям выступление Мацлияков очень нравилось, но больше всех аплодисментов доставалось самому юному дарованию.