14

Невозможное Тело

"Сейчас приступим к твоей работе", - попросту сказал Старец. Ребенок смотрел и смотрел, не понимая. Машинально, или с биением диких крыльев, он снова вступил на ту же тропу, тяжело делая шаг за шагом, давимый и толченый этим диким воздухом, который вызывал миллионы маленьких улыбок в его растерянном и потрясенном теле. Он присел на скалу, он смотрел на те равнины там внизу, немного розовые, и на великую Реку, которая текла из маленького водопада, того же самого, и все же ничто не было тем же самым. Он долго смотрел. И это непостижимое Могущество, которое как молотом ударяло по его телу и по скале под ним, которое месило и месило этот старый каркас, как замешивают тесто, и он сопротивлялся, он сопротивлялся, как если бы был грудой железа, как если бы это было рождение новой жизни и агония старой жизни, Жизнь и Смерть под одной кожей, возможное и невозможное, как древняя глубоководная рыба, выброшенная на отмель тысячелетий, и именно эти тысячелетия бились под его кожей, как нулевой год, который впитывал это солнце миллионами пор. Это было восхитительно, это Солнце. Он сделал несколько шагов и снова присел на скалу. Он смотрел и смотрел, не понимая, и это все его тело смотрело и понимало, не понимая, понимало через маленький крик повсюду, через миллионы маленьких криков, стонущих и улыбающихся, которые были "да" и "да" миллионы раз, потому что было только одно ДА или... что? Это "да", оно было бьющимся и идущим, это был шаг и еще один шаг, это было единственное Возможное или... что? Умереть? Этого не было - это не существовало! Это был сон тысячелетий старой Ночи, все его тело кричало об этом. Он был в невообразимом хаосе. Он сделал еще несколько шагов, он посмотрел на свой бродячий хаос, но все же бродячий, это было невозможное Чудо, но все же Чудо, это было все же дыхание, становящееся с каждым шагом чуть более возможным. И, к тому же, это восхитительная вещь, которая была такой полной, была самим бытием, как плотность солнечного существования. Затем он остановился, вдруг пораженный всем своим телом, всеми этими миллионами маленьких улыбающихся пульсаций, и это был крик, единственный крик, вырвавшийся из старой Ночи, это была очевидность, как если бы ничто не было очевидно в ходе ночных тысячелетий: но это... это гран-ди-оз-но-е ВОЗМОЖНОЕ! И все качнулось перед его глазами, перед старыми глазами еще человека, который вдруг заглянул в будущее, в сегодня и завтра вместе, но в грандиозное ЗАВТРА, живое-бьющееся-улыбающееся и невозможно возможное это было там, это жило, это было живым Чудом каждой секунды, которая дышала. "Но если я живу этим, значит, все могут жить этим!... Я - старый бигарно, как и весь мир!" И что это было за "я", он не очень-то хорошо знал, это было старое я, рассыпавшееся и совершенно пористое, которое пило-впитывало это грандиозное Возможное. Это было того же рода, и однако это было другого рода... хаотического. И вдруг он понял хаос земли. Это была все та же земля. Это была одна и та же Земля, которая катилась и билась в грандиозном Невозможном, которое должно стать Возможным, в грандиозном НЕТ скалы, которая должна раскрыться на старом переломе, в грандиозном ничто ночи, которое должно раскрыться, в конце концов, на "нечто", на единственное ДА, которым стоит жить. И было только тело, которое могло выкрикнуть это миллионами своих клеток, этими миллионами удуший в старых руинах. Их голова сошла с ума, их земля была опустошена, но некий КРИК мог забить ключом из старого всхожего хаоса, как он уже бил ключом много раз в других видах, задыхавшихся и вымиравших, у которых было только тело, чтобы жить еще и блуждать, либо сделать другой скелет, выброшенный на берег прибоем и большим ветром... Но не будет никого с компьютером, чтобы он мог сказать, что вот этому скелету столько-то миллионов лет, потому что это будет Новая Земля и другой воздух, и другой вид, без корки вокруг себя. Затем Бигарно сделал несколько шагов и понял еще кое-что. Но это был Скандал, такой Скандал, какого никогда не было со времен того скандала на старой пристани западных широт:

Они не знают собственных средств!

15

Великий Обман

Они не знаю собственных средств... Бигарно сделал еще несколько шагов, это было тяжело и сокрушающе, но это тяготило только старый киль; это было легко и невесомо, как первый утренний ветерок, это было первое утро старого мира, который дал течь, надо было найти новое средство! Надо было идти в этом нечто, которое граничило с неизвестным морем, шаг и еще шаг; это тяготило старую скорлупу, кость, можно было бы сказать, это страдал старый скелет, но он все же шел и шел в... нечто - это было таким легким и неощутимым, таким сокрушающим в этой старой корке, это была сама Жизнь, которая шла в старой смерти, в тысячах наваленных смертей: слой и еще слой в предыстории, смертной и... несуществующей. Он смотрел на эти немного розовые равнины и на эту реку, которая текла и текла, и на тысячи этих людей, еще стоящих на ногах, которые бодро и быстро-быстро-быстро двигались в собственной стоячей смерти, в своем свинцовом несуществовании, и которые текли через тысячи портов, навеки в собственной галере; и им было достаточно своей галеры, и они шли ко дну, чтобы наделать еще маленьких скелетов, улучшенных и несомненных, как динозавры, плезиозавры и все остальное. У них не было средств делать что-то другое! Они утратили все средства перехода к чему-то другому, даже их клетки были химическими; они раз и навсегда закоснели в своей Науке, которая знала все или быстро шла к тому, чтобы все знать; они закоснели в своих Спасениях, божественных или адских, на всю вечность Бога или Дьявола - черт возьми! невозможно же быть такими закупоренными. И бигарно смотрел и смотрел... Великий Обман ракообразных ученых, думающих и переваривающих, а также примитивных в своей Науке и в своей Религии. Это текло, еще бы! но они не знали перехода. Они закоснели во всевозможных средствах не знать собственное настоящее знание и не жить своей собственной настоящей жизнью, не улыбаться в собственном настоящем теле; они крали у самих себя собственную настоящую жизнь и собственное настоящее чудо, и собственные настоящие глаза - они видели все через свои микроскопы и свои святые катехизисы... и никто не понимал, что этот мир, видимый через телескопы и рентгенографию и неопровержимо наделенный небесным Богом и крещеный, был миром, видимым глазами ракообразных, просчитываемым мозгами ракообразных и освященным богами ракообразных - если выйти из этого, то все будет по-другому. Но никто не знал, как выйти из этого! никто не знал собственного секрета. Они ехали в черном супер-вагоне де люкс с антеннами со всех сторон и клещами и усовершенствованными зубами, чтобы лучше переваривать ближнего своего. Они знали лишь то, как усовершенствовать смерть. Они знали лишь то, как усовершенствовать их "Я" ракообразных, их Религию ракообразных и их средства ракообразных, чтобы втянуть в свое безумие менее закостенелых, чем они сами, пока вся земля не покроется единой коркой, твердой и душащей. Но... Но было безжалостное Чудо в глубине этой Материи, которое хотело своего собственного чуда - всеми средствами - и встряхивало все это. Глубоко внутри была Великая Мать, которая хотела своих детей, сознательных и улыбающихся, и одаренных собственными настоящими силами, чудесными и непосредственными, и своей настоящей Радостью в теле. Сопротивление было везде: в скелете Бигарно, как и в теле всего мира, но само это сопротивление порождало ту интенсивность, которая требовалась, чтобы сломить это Сопротивление, и Великая Мать трамбовала и толкла эту Землю, чтобы высвободить собственную зарытую Радость, свою великую дикую птицу и свою Нежность без смерти. Бигарно сделал еще несколько шагов, и это шло всегда - это было на ходу... везде. Он разминался и толокся и замешивался как тесто, из которого будут лепить, но он видел марш Великого Чуда, и это было так невероятно, так чудесно во всем этом хаосе! Наконец-то был выход из всего этого Несчастья и этой Лжи - через настоящие средства. Через то, что ЕСТЬ.