Сатпрем

Мое пылающее сердце

"Мое пылающее сердце" -- это интервью, которое Сатпрем дал в 1980 г. одному французскому журналисту.

Фредерик де Товарницки -- французский журналист, известный своими

глубокими интервью с великими философами и учеными нашего времени.

Он посетил Сатпрема в Индии, где их беседа записывалась на пленку с

29 апреля по 5 мая 1980 года и позднее была передана по французско

му радио.

* День Первый. МОРСКАЯ ЧАЙКА И КОЛЮЧАЯ ПРОВОЛОКА *

Путешествие

Товарницки: В сказаниях часто можно услышать нечто вроде: "День

подходил к концу. Некто брел по дороге, когда вдруг повстречал

старца. Затем наступило утро...". И в конце истории делается неко

торое заключение.

Так что, Сатпрем, я хотел бы попросить Вас вести повествование

то как сказание, то как некие размышления, которые позволили бы мне

задавать вопросы типа "В чем значение гиперсознания, материи? Как

все происходит?..."

Ведь Ваше духовное путешествие...

Сатпрем: Хорошо, прежде всего... То, что интересует меня в первую очередь, это Мать. Что она делала. Что было сделано.

Товарницки: Да, но прежде чем Вы повстречали ее...

Да, был полный курс.

Товарницки: До этой встречи было несколько стадий?

Да.

Товарницки: Прежде всего, был тот вопрос. И все путешествие посте

пенно предстает все более и более полным ответом на тот первый воп

рос, пока... Но до встречи с Матерью были концлагеря, джунгли, до

роги Индии, Тантризм... Сатпрем, какими были стадии, вехи этого

приключения, этого путешествия?

О, моей первой стадией был берег моря: ребенок, всматривающийся вдаль.

Таково начало и, возможно, конец всего.

Но я много чего повидал. Я прошел через массу переживаний, начиная с детства в Бретани и заканчивая концлагерями и затем Индией... Да, на самом деле, сначала был Египет.

Из Египта я отправился в Индию, и именно там я открыл Шри Ауробиндо и Мать -- их взгляд.

Затем я отправился на поиски приключений во французскую Гвиану, бродил по джунглям, потом была Бразилия, Африка. Затем назад в Индию, потому что тот взгляд поразил меня. Мать была там.

Я снова отправился в дорогу. Я стал саньясином [монахом], странствовал по Цейлону, Индии, Гималаям. Наконец я вернулся -- теперь на девятнадцать лет -- в Пондишери, к Матери, ради того исследования тела, клеток, следующего вида: того, что ГРЯДЕТ, того, чем мы являемся в процессе становления, того, чем на самом деле является каждый из нас, возможно, вообще не осознавая это.

Товарницки: Вы начали свои поиски до встречи со Шри Ауробиндо и Ма

терью. Если не возражаете, давайте начнем с этих поисков, которые

длились более десяти лет. Как все начиналось, еще до встречи со Шри

Ауробиндо.

Хорошо, но именно он предопределил мои поиски.

Товарницки: О, прямо с самого начала?

Да. Именно он придал смысл моим поискам.

Но поискам чего? Что на самом деле ищет человек?

Товарницки: Ну, в духовном путешествии можно говорить о "поисках",

не так ли?

Да, поиски, но... Это же абстрактные слова, видите ли. Поиски чего? Что на самом деле ищет человек?

Где начинается этот вопрос?

В чьей-то голове он возникает в пятнадцать или двадцать лет, но он там уже гораздо раньше.

Детство в Бретани

Когда ребенок открывает свои глаза, он всегда уподобляется первому человеческому существу в мире. И он спрашивает себя "Что?" (без слов, конечно же; он сам ЯВЛЯЕТ этот вопрос). Человек БЫЛ вопросом. Мы думаем, что должны дать ментальные, интеллектуальные ответы на этот вопрос. Но даже если мы дадим все ответы, это не решит ничего. Ведь это вопрос СУЩЕСТВА.

Насколько я могу себя вспомнить, я помню себя ребенком на берегу моря, вглядывающимся... Вглядывающимся во что? Не знаю, но вглядывающимся. Его взгляд -- это уже вопрос. И вся наша жизнь сделана из той самой вещи, которая была с самого начала, когда мы смотрели на волны на берегу. Это та же... острая тоска, сильное желание, стремление К чему-то. И грядет момент, когда это желание будет удовлетворено, исполнено.

Товарницки: Это в Бретани Вы сидели на берегу моря?

О, да! Именно там я провел свое детство. Я жил морем. И, на самом деле, я чувствовал себя комфортно, лишь когда был в лодке. Когда я был в море, то чувствовал, что все исчезает; что остаются только волны, ветер и больше нет никакого "меня" -- чувство распростертости повсюду, потери самого себя в расширении света. И это было очень приятно. Но когда я приставал к берегу, то внезапно возникало чувство возвращения в тюрьму. Конечно же, я не имел понятия, почему; я просто чувствовал себя ужасно. С возвращением на сушу все начинало казаться ужасным.

Товарницки: Вы были моряком?

Да, я был кем-то вроде... я как бы был юнгой! Я отплывал в море. Я был мореходом.

У меня была маленькая лодочка, и я отплывал так далеко, насколько мог -- насколько опрометчиво я мог поступить. И я чувствовал себя очень хорошо только пока была необъятность, пространство и "никого". Потом, как только я подплывал к берегу, все начинало раздражать.

И как раз тогда... вот когда, возможно, возник вопрос: с одной стороны, то состояние я не мог объяснить, такое ощущение счастья в море с ветром, небом и пространством; и как только я возвращался, чувствовал себя несчастным. Вот, возможно, как все начиналось.

Для меня было состояние полноты и состояние жажды -- которое обычно сопровождалось чувством все нарастающего огорчительного отсутствия. Не огорчительного -- гнетущего.

Товарницки: Как-то Вы говорили, что несколько задыхались, когда на

ходились на суше.

Я все время задыхался на земле! Я провел, не знаю, двадцать лет своей жизни, задыхаясь. До тех пор, пока -

Товарницки: -- Почему?

Потому что я находил, что мир задыхается. Семья, друзья, школа -все это казалось мне таким маленьким, таким узким. Вы не можете свободно дышать; все раздражает. И единственной полнотой, которую я знал, была физическая полнота -- не знаю уж как насчет "полноты", должно быть какое-то другое слово, но в тот момент уже не было больше ни "я", ни каких-либо слов. Я чувствовал непринужденность, находясь в открытом море, но стоило мне возвратиться на сушу, как все становилось ужасным.

Беда только в том, что невозможно проводить все свое время, сидя в лодке!

Товарницки: Вас можно так понять, что Вы не слишком обременяли се

бя, отказавшись мириться с принуждениями повседневной жизни, с которыми

каждый должен сталкиваться: учителя, школа, дисциплина...

Я находил все это абсолютно непереносимым.

Я находил это абсолютно ЛОЖНЫМ. Хорошо, я могу снова дать ту же оценку: это "ложно", потому что все хорошее и истинное должно переноситься легко.

Всякие поиски -- мы употребляем абстрактные слова, но что же такое, в конце концов, истина? Это когда чувствуешь себя хорошо и можешь легко дышать. Это не имеет ничего общего с метафизикой, знаете ли.

Ну, хорошо, единственная жизнь, которую я знал -- которую, я полагаю, ведет любой молодой человек на Западе -- душила меня. Все воспитание, которое они вкачивают в вас -- латинские склонения, греческие глаголы, школьный пансион. Они совали меня из одного пансиона в другой, потому что я был невыносимым. Я был им как кость в горле! Поэтому меня поместили сначала в один пансион, затем во второй, потом в третий, и все казалось мне... ужасным. Я не мог терпеть даже свою семью.

Оглядываясь на это, можно было бы сказать "кризис роста". Люди дают всевозможные так называемые психологические объяснения. Но есть только одна вещь: ПОТРЕБНОСТЬ... ребенок чувствует ПОТРЕБНОСТЬ в чем-то, что он безуспешно пытается заполнить той или иной вещью, затем другой. Но это никогда не заполняется. И в моем случае то, что было утрачено, было утрачено мучительным образом. Почему, не знаю. Но это факт.