— Ко мне? — удивилась Ма.

Сяо Фын-ин движением головы велела Го Лин уйти и сказала Ма:

— Я буду здесь жить.

Ма поспешно воскликнула:

— Я не хотела бы этому верить!

— Теперь я секретарь его превосходительства Янь Ши-фана.

От изумления Ма могла только издать односложное:

— О-о!..

— Вы же сами хотели, чтобы его превосходительство Янь Ши-фан оказал честь этому дому своим пребыванием под его кровлей.

— Значит… сегодня генерал будет здесь? — едва слышно выговорила Ма и на минуту задумалась. — Я все приготовлю…

— Прошу вас не думать, будто уговорить его было так легко, — сказала Фын-ин.

Ма взглянула на неё вопросительно.

— У меня накопились счета, которые я никому не могу показать… — опуская глаза, сказала Фын-ин.

— Вы получите деньги.

— Значит, вечером… мы приедем вместе.

С этими словами Фын-ин вышла и уселась в свой жёлтый шарабанчик.

Когда У Вэй, затворив за нею ворота, повернул обратно, Ма быстро прошла в гараж.

— Ещё немного, и я не выдержу, — сказала она У Вэю.

— Стыдно так говорить, Ню, — спокойно ответил он.

— О, мне ничего не стыдно! Раньше я стыдилась самой себя, а теперь… — она безнадёжно махнула рукой.

— Зачем ты так говоришь? — с ласковой укоризной произнёс он и привлёк её к себе. — Я же знаю…

Она не дала ему договорить:

— Откуда тебе знать, как это страшно, когда меня все презирают, все считают изменницей… Это так страшно, так страшно…

Он ласково погладил её по голове:

— Прошу, успокойся.

Она закрыла глаза, и на лице её отразилось утомление, вокруг рта легла резкая складка.

— Если бы не ты, — тихо произнесла она, — у меня нехватило бы сил.

— Все будет хорошо.

— Да. Лишь бы нам быть вместе. Но… твоя мать…

— Она поймёт: ведь иначе ты не могла. Ты должна была выполнить приказ.

— Она ненавидит меня.

— Я объясню ей.

— Объяснишь?.. Она ненавидит меня с каждым днём сильней. И тут не о чём спорить: так и должно быть. Меня все ненавидят, все, все. Ты сам знаешь: У Дэ сказала…

— Мало ли что могла сказать мать, пока не знает.

Ма повела плечами как будто от холода, хотя на улице стояла жара.

— Постоянно чудится, будто кто-то меня выслеживает. И свои и враги — все меня подкарауливают. Не знаю, откуда мне ждать пули: от людей Янь Ши-фана или от янки? Мне страшно.

Голос её задрожал. У Вэй нежно обнял её:

— Бедная моя!

— Я знаю, — прошептала она, — нужно справиться. Непременно нужно справиться! И я справлюсь. Только не уходи от меня.

— Я же с тобою.

Он подвёл её к скамеечке у ворот гаража и, заботливо усадив, сел рядом.

Оба молчали. В саду было тихо. Птицы прятались в листву от лучей поднимающегося солнца. Надвигался жаркий весенний день. Аромат роз висел неподвижный и душный.

Ма улыбнулась.

— Когда я смотрю на все это, мне хочется верить, что все… все будет хорошо.

— Разве можно в это не верить?

Цзинь Фын нужно было миновать патрули войск Янь Ши-фана на южных подступах к городу и проникнуть в миссию так, чтобы её никто, решительно никто не видел. Девочка хорошо знала дорогу. Она знала, что пройдёт, если только ничего не случится на пути от лавки, в которой она взяла овощи, до Зелёного бульвара. Там снова вход под землю. Эта галлерея не только проведёт её мимо патрулей, но приведёт и в самую миссию. Нужно пройти к Зелёному бульвару парком. Там никто не обратит внимания на продавщицу овощей.

Но как только девочка свернула на улицу Маньчжурских могил, то сразу увидела, что туда лучше не ходить. Что-то случилось там. Её намётанный глаз сразу различил в толпе нескольких агентов полиции. Она вернулась и пошла в сторону вокзала. По дороге она услышала разговор о том, что и в парке обыскивают прохожих.

Она не может дать себя обыскать! У неё в корзинке лежит электрический фонарик. «Зачем фонарик обыкновенной девочке?» — спросит полицейский. Значит, ей следовало обойти и парк.

Цзинь Фын миновала улицу, именовавшуюся теперь улицей Чан Кай-ши, и подошла к харчевне на углу. Здесь она сделала вид, будто рассматривает выставленные в окне кушанья. А сама косилась вдоль улицы: свободен путь или нет? На перекрёстке стоял полицейский. Девочка знала, что, попадись она ему на глаза, он её непременно остановит, возьмёт за ухо, заглянет в корзину, потребует сладкую морковку, а может быть, начнёт копаться в корзинке, найдёт фонарик… Нет, полицейского тоже нужно миновать. Она зашла в харчевню и предложила хозяину овощей, хотя была заранее уверена, что её попросту выгонят. Так оно и случилось. Очутившись снова на улице, она увидела, что полицейский все ещё на своём месте. Но она знала, что это не в привычке полицейских — стоять на солнцепёке; рано или поздно он уберётся.

Цзинь Фын прошлась по тротуару. Её внимание привлёк наклеенный на стену дома листок — извещение командующего войсками генерала Янь Ши-фана. Параграф за параграфом кончался словами: «нарушение карается смертной казнью». Смертной казнью карался ущерб, причинённый материалам, принадлежащим гоминдановскому командованию; смертной казни подвергались все жители местности, где будет повреждён телефонный провод; смертной казни обрекались жильцы и сторожа в случае порчи военного имущества, лежащего на тротуарах, прилегающих к их домам; под страхом смертной казни никто не имел права переселяться с квартиры на квартиру без разрешения квартального уполномоченного…

Девочка начала читать «извещение» для вида, но, дойдя до § 8, по-настоящему заинтересовалась. Там говорилось:

«Мы, генерал Янь Ши-фан, губернатор и комендант, отец этого города, объявляем:

Каждый, кто знает о каких-либо входах в подземелья, обязан в течение 24 часов от момента обнародования настоящего уведомления сообщить о них в свой полицейский участок; лица, проживающие в деревнях, обязаны сделать сообщение жандармским постам или полевой полиции. Неисполнение карается смертью.

Предаются смертной казни все жители тех домов, где по истечении указанного срока будут обнаружены выходы подземелий, о которых не было сообщено властям. Также будут казнены и те, кто живёт вблизи от таких мест и знает тех, кто пользуется подземельями, но не сообщил о том властям в надлежащий срок.