— Ну, как ужин? — Тут она заметила Биба. Его вид поразил её. — Вам нехорошо?..

— …О, напротив… — попытался он ответить как можно твёрже, но это ему плохо удалось.

— Сегодня вечер сюрпризов, — сказала Мэй. — Сейчас произойдёт нечто…

— О да, — перебил он её. — Сейчас произойдёт нечто. Я поднесу вам такой сюрприз, какого вы не ожидаете.

— Вот как? У вас для меня тоже кое-что есть?

— Кое-что!..

Биб лихорадочно обдумывал, что следует сделать. Без участия Кароля он не решался приступить к делу. Разве мог он один арестовать эту страшную женщину?

Агент незаметно пятился. Ему оставалось до двери всего несколько шагов, когда в комнату вошла Ма.

— Ужин го… — при виде лица Биба слова замерли у неё на губах.

Он встретил её торопливым вопросом:

— У вас есть оружие?

Это удивило её не больше, чем если бы он просто предложил ей поднять руки. Она покорно ответила:

— Нет.

Но то, что произошло дальше, перевернуло все её представление о происходящем. Биб шагнул к ней и протянул ей пистолет.

— Вот… Держите её под дулом пистолета, — он указал на Мэй, — не спускайте с неё глаз, при первом движении стреляйте. Стреляйте без колебаний!

Удивление помешало Ма что-нибудь ответить.

— Я сейчас же вернусь, — бросил Биб и исчез за дверью.

Ма понимала одно: под дулом её пистолета стоит провокатор; Биб, как и Баркли, ещё ничего не знает о ней самой, о Марии — Ма. Если она убьёт сейчас Аду, то никто ничего и не узнает…

Если бы не необычайное спокойствие Мэй и прямой взгляд, устремлённый на Ма, та, наверно, спустила бы курок. Но выдержка Мэй сбила Ма с толку…

В комнату вбежали горничные. Не громко, но так, что все могли отчётливо слышать, Мэй сказала:

— Светлая жизнь вернётся. Мы сумеем её завоевать. Не правда ли?

Она улыбнулась при виде растерянности, которую не в силах были скрыть девушки.

— Не верьте ей, она агент врагов! — крикнула Ма.

— Если бы это было так, вы уже были бы в наручниках, — невозмутимо сказала Мэй.

А Ма истерически кричала:

— Это она убила Анну! Она сказала, что Анна предательница.

— Я в ваших руках, вы всегда успеете меня убить, — все так же спокойно проговорила Мэй. — А пока я скажу: это был суровый экзамен для товарища Ма Ню. У нас появилось подозрение, что из маскировки под предательницу её деятельность перешла в настоящее предательство. Давая ей задание убить «провокаторшу», я хотела знать правду: если Ма Ню наш человек, она согласится убить Анну; если же она не захочет выполнить приказ, значит она…

— Вы могли! — воскликнула Ма.

— Эта работа требует жестокой проверки.

— И всё-таки вы её убили! — крикнула Ма.

Прежде чем Мэй успела ответить, дверь отворилась — в ней стояла У Дэ. У неё был заспанный вид. Не понимая, что происходит, она в беспокойстве спросила:

— Опоздала с ужином? — Заметив Мэй, улыбнулась: — Спасибо за лекарство; головная боль совсем прошла.

— Оставайтесь здесь! — приказала Мэй девушкам. — С минуту на минуту должны спуститься эти дураки Биб и Кароль, и, может быть, с ними сойдут «высокие гости» — наши пленники. Ваша задача — не дать им поднять шум. На каждую из вас по агенту — это вам по силам. Нам с У Дэ остаются генералы. «Гости» должны быть взяты живыми, а с теми можете не церемониться.

У Дэ молча готовила верёвку.

Между тем в комнате наверху Баркли с недоверием слушал сообщение запыхавшегося, бледного Биба.

— Давайте сюда второго идиота! — приказал он.

Биб опрометью бросился прочь и через минуту вернулся с Каролем. Тогда Баркли направился к комнате Янь Ши-фана, без предупреждения толкнул дверь ногою и тут же убедился, что комната пуста.

— Он, наверно, у этой маленькой китаянки Стеллы, сэр! — крикнул Кароль и толкнул было дверь в комнату Сяо Фын-ин. Но эта дверь оказалась запертой. Агенты забарабанили в неё кулаками. За нею царило молчание.

— Вышибайте! — приказал Баркли.

Агенты навалились на дверь и через минуту все трое были в комнате. Перед ними, развалясь в кресле, сидел Янь Ши-фан. Казалось, шум не нарушил безмятежного сна китайца: веки его оставались опушёнными, руки спокойно лежали на подлокотниках. Баркли потряс его за плечо, и голова китайца безжизненно свалилась на плечо.

— Где эта тварь? — в бешенстве заорал Баркли на агентов. — Я вас спрашиваю: где Стелла?

Отвесив пощёчину растерянно мигающему Бибу, Баркли бросился к лестнице и, прыгая сразу через три ступеньки, сбежал в столовую. Прямо напротив него спокойно стояла Мэй.

— Взять! — крикнул Баркли.

Биб растерянно топтался. Кароль, широко растопырив руки, двинулся к Мэй. Мэй не стала ждать, пока он обойдёт стол, и крикнула:

— Товарищи, ко мне!

Девушки вбежали с пистолетами наготове и сразу направили их на агентов. Те покорно подняли руки и замерли там, где были. Баркли же ответил выстрелом в Мэй. Бросившаяся вперёд Го Лин прикрыла её своим телом и упала, раненная в грудь. В следующее мгновение метко пущенная рукою Мэй тарелка угодила Баркли в голову. Он выронил оружие и через минуту лежал связанный. Агенты, стоявшие теперь под дулами двух пистолетов, наведённых на них одною Тан Кэ, не делали попыток прийти ему на помощь. Так же безропотно они дали себя связать.

Только бы не заплакать, только бы не заплакать! Больше Цзинь Фын не думала ни о чём. Ни на что другое в сознании уже и не оставалось места. Когда офицер ударил её по первому пальцу, все клетки её маленького существа настолько переполнились болью, что казалось, ничего страшнее уже не могло быть. Она закричала, но из-под её крепко сжатых век не скатилось ни слезинки. Потом ей разбили второй палец, третий, четвёртый… Японец ударял молотком спокойно, словно делал какое-то повседневное, совсем обыкновенное дело. И так же спокойно рыжий американец наблюдал за этим делом, приготовив бумагу, чтобы записать показания девочки. Скоро её маленькие загорелые руки стали огромными и синими, как у утопленника. И все же она ничего не ответила на вопросы переводчика. Американец хотел знать, с какими поручениями партизан ходила Цзинь Фын. К кому, куда, когда? И ещё он хотел знать, где находятся в городе выходы из подземных галлерей. Но Цзинь Фын словно и не слышала его вопросов, только думала: не плакать, не плакать. Потом её били головой об стол и спиной о стену. Когда Цзинь Фын теряла сознание, её поливали водой, втыкали ей иголку шприца с какою-то жидкостью, от которой девочка приходила в себя, пока опять не теряла сознания. И так продолжалось, пока комната, где её пытали, не залилась ярким-ярким светом и в комнату не ворвались «Красные кроты»: и командир с рукой, висящей на перевязи, и маленький начальник штаба, и высокий рябой начальник разведки, и радист. Цзинь Фын так ясно видела все морщинки на лице радиста со въевшейся в них копотью! И все партизаны стреляли в японца и американца, и на всех них были новые ватники, а поверх ватников — крест-накрест пулемётные ленты. Совсем как нарисовано на плакате, висевшем над её местом на кане в подземелье штаба. Партизаны стреляли, а японец и рыжий американский офицер подняли руки и упали на колени. А когда командир «кротов» увидел Цзинь Фын, прикрученную ремнями к широкому деревянному столу, он бросился к ней и одним ударом ножа пересёк путы. И ей стало так хорошо-хорошо, как будто она сделалась лёгкой-лёгкой и понеслась куда-то. Она успела прошептать склонившемуся к ней командиру, что никого не выдала и ничего не сказала врагам. И что она не плакала, честное слово, не плакала. Ведь «Красные кроты» не плачут никогда!..