— По крайней мере ты готов уже что-то понять.

— И что мне теперь надо делать?

— Ты сам знаешь…

За моей спиной всхлипнул Мазик. Он успел выйти из-за ширмы и снова сидел возле бабушки. Я отшатнулся от Виктора. Все его проблемы разом отошли в сторону. Я вспомнил о бабушке Тае, и мне вдруг очень захотелось, чтобы она открыла глаза, встала и улыбнулась. И чтобы исчезла эта мертвенная бледность с ее щек, а тусклое пятно крови на вязаной кофточке пропало бы само собой. И хорошо, если бы она что-нибудь сказала. Едкое, насмешливое… С каким облегчением мы бы все рассмеялись. И никто бы не удивился загадочному воскрешению, не задал бы нелепого вопроса о потустороннем, о летаргии. В самом деле! Если возможно все то, о чем рассказывал Виктор, почему не свершиться еще одному чуду? В мире умирают миллионы людей — от пуль, от болезней, от голода. Иногда просто от старости и усталости. Что страшного произойдет, если один из этих многих миллионов вопреки установленным природой законам вернется на землю, в жизнь? Так ли уж незыблем кодекс Вселенной? И разве не предусматривает он исключений?

В робкой надежде я прикоснулся к плечу лежащей, подушечками пальцев скользнул вниз до запястья. Увы, рука умершей не потеплела, и тонкая синяя жилочка так и не наполнилась пульсом. Чудесного возвращения не случилось. Обняв Мазика за плечи, я неловко погладил его по голове.

— Мы помянем твою добрую, хорошую бабушку. Прямо сейчас. Пока у нас есть время…