Наконец все вернулись за стол. Трапезников сразу же принялся разливать остатки водки, но, не увидев своей рюмки, состроил недовольную мину.
- Лимит исчерпан, - сказал он и налил себе лимонада.
Как всегда, ближе к полуночи разговор почти замер. Гости изредка перекидывались фразами и не загорались, если кто-то пытался их растормошить. Видно было, что все утомились: генерал дремал в кресле с рюмкой в руке, Трапезников рассказывал Ирине, как правильно штопать носки, а Марина Владимировна, положив подбородок на плечо мужа, иногда встревала в разговор, но только для того, чтобы подчеркнуть его достоинства.
- Чего штопать, их выбрасывать надо, - пьяно бормотал Иван.
- Сиди уж, - пыталась отмахнуться от него Ирина.
- Да если я начну штопать, мне работать некогда будет, - не унимался Иван.
Урусов осоловело смотрел на гостей, но не слушал, а думал о своем: "Кажется, я сегодня немного перебрал. Еще со стола убирать..."
- Я помогу тебе прибраться, - словно подслушав его мысли, сказала Ольга Борисовна.
- Да, спасибо, - ответил Павел Васильевич и встал. - Чай-то кто-нибудь будет? Торт есть, - громко обратился Урусов к гостям.
- Будем-будем, неси, - за всех ответил Трапезников.
Ольга Борисовна принялась убирать со стола грязные тарелки, а Павел Васильевич ушел ставить чайник. Когда она появилась на кухне и поставила тарелки в мойку, Урусов как можно бодрее спросил:
- Хорошо сегодня посидели, правда?
- Очень, - ответила Ольга Борисовна. Она стояла посередине кухни и будто ожидала, что он еще скажет, а Павел Васильевич, как это с ним часто случалось незадолго до расставания, от волнения сделался молчаливым. Он тужился придумать какую-нибудь интересную фразу, чтобы если и не произвести на нее сильное впечатление, то хотя бы развеселить Ольгу Борисовну. Но в голове у него вертелась одна ерунда: "Завтра суббота", "На улице потеплело", "В Италии землетрясение...".
- А кстати, слышали, в Италии проснулся вулкан? - сказал он.
- Да, я смотрела по телевизору, - ответила Ольга Борисовна. - Хорошо, что у нас нет вулканов...
- Да, вулканов нам только и не хватало, - засмеялся Урусов.
Ольга Борисовна взяла торт.
- Я отнесу, - вопросительно глядя на него, сказала она.
- Я сам. - Павел Васильевич тоже взялся за коробку, накрыв ладонями ее пальцы. Какое-то время они простояли так, не говоря друг другу ни слова. От прикосновения к ее рукам Урусов испытывал какое-то сладостное возбуждение. Она же смотрела на него и кротко улыбалась, будто говоря: "Ну же... Я согласна..." Чайная часть вечера прошла как-то скомканно - все выглядели сонными, а сам хозяин особенно. Когда же стрелки часов остановились на двенадцати, Павел Васильевич отнес на кухню почти не тронутый торт и чайник. Затем вернулся, по очереди выпустил из замолкших гостей воздух, сложил их и начал убирать в коробку. Ольгу Борисовну он всегда оставлял напоследок - не хотелось прощаться. Когда он ее складывал, она смотрела на него немигающими голубыми глазами и улыбалась привычной улыбкой.
- До пятницы, Оленька, - сказал Урусов и погладил ее по голове. За стеной раздался громкий хлопок, похожий на выстрел. Павел Васильевич догадался, что сосед-художник снова напился и ткнул в кого-то из гостей зажженной сигаретой. Это означало, что завтра он снова придет, будет просить резиновый клей и врать насчет надувного матраса, который надо заклеить и вернуть родственнику, или плести что-нибудь про велосипедную шину.
- А у нас все же лучше, - глядя в коробку, с задумчивой улыбкой проговорил Урусов. - Правда, Оленька?