— Да, уж… батюшка Флавиан… видел. Чуть головой не повредился. А у тебя здесь часто такое?

— Бывает. Да ты не бери в голову. Расслабься. Я тебе потом про всё это объясню. Пойдём с дороги чай пить. Мать Серафима! Поставь самоварчик!

— Уже стоит, батюшка, может гостям борщичка с дороги, поди оголодали?

— Вот это правильно, мать! Давай им борщичка твоего монастырского. И рыбки какой-нибудь. Извини Алёша — мы мяса не едим. Я тебя потом к Семёну леснику на довольствие поставлю, уж он тебя утешит и дичинкой и домашнинкой, в общем, обижаться не будешь. А, пока уж, нашего монашеского постного борщичка похлебай для разнообразия.

За разговором все, казалось, забыли о несчастной Катюше, продолжавшей лежать без чувств в траве у ворот. Даже, явно обожающая её, Клавдия Ивановна, не обращая на Катюшу ни малейшего внимания, спокойно разбирала свои, вынутые из «Нивы» авоськи.

Я нагнулся было помочь ей подняться, но её тело абсолютно безжизненно повисало при попытках приподнять её из травы.

Флавиан подошёл:

— Алёша, подожди — и взяв её за руку — Екатерина, встань!

И тотчас же тело девушки выпрямилось, и она прямая, словно оловянный солдатик поднялась на ноги. Глаза её открылись и, наполнившись благодарными слезами, сияя радостным светом устремились на отца Флавиана.

— Батюшка, дорогой! Спаси Вас Господи! Здравствуйте батюшка! Благословите!

— Здравствуй Катюша! — и осеняя её, как-то хитро сложенными пальцами правой руки, крестообразно касаясь лба, сложенных ладошек, правого и левого плеча, произнёс: — «Благодать Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа на рабе Божией Екатерине! Христос посреди нас!».

— И есть, и будет, батюшка!

— К Причащению готовишься?

— Постилась, батюшка. Сегодня каноны начну читать.

— Ну помогай Господь. Готовься. Клавдия! Ты там совсем закопалась! Бери Катюшку, идём трапезничать!

— Идём, батюшка, любимый наш, идём! Сейчас вот только рыжики никак не найду к столу-то, любимые ваши. Ох, грешница я окаянная! Не благословилась ещё! Благослови честный отче, и прости меня грешную!

— Благодать Господа нашего…, — Флавиан повторил своё благословение, преподанное Катюше.

— И есть и будет! Вспомнила, батюшка, они в пакете, я его ещё из машины не вынула!

И громко чмокнув благословившую руку, она, переваливаясь, словно утица, побежала к оставленной за воротами машине.

После неплотного, но какого-то уж очень вкусного, ужина («борщичок» и караси, жареные матерью Серафимой в сметане, были просто «нечто») мы с отцом Флавианом сели передохнуть в маленькой, очень изящно и со вкусом вырезанной деревянной беседке («Золотые у Семёна руки», — вздохнул Флавиан) в уютном уголке церковного садика-дворика.

— Слушай… отец Флавиан! Объясни ты мне, Бога ради, что это всё-таки было с Катей, у меня из головы никак не идёт этот крик жуткий, ведь и голос-то, явно не её был. Как такое может быть? Она что, психически больная?

— Одержимая она.

— Что такое одержимая? Переведи на понятный, мне безбожнику, язык.

— Попробую Алёш; вот ты представь себе, что к тебе в квартиру ворвались бандиты, избили тебя, связали. Валяешься ты на полу беспомощный, а они из твоего холодильника продукты едят, твоё вино пьют, по твоему телефону мобильному разговаривают. А ты лежишь связанный с кляпом во рту и ничего сделать не можешь. Вот в этом положении ты и есть одержимый. То есть тот, кого держат в своей власти. Как раба. Так вот «бандиты» эти — бесы. А квартира — тело человека. Ясно?

— Нет. Кто такие бесы? Это что, как в сказке, чёртики такие с рожками и копытцами, что-ли?

— Нет, конечно. Если уж с художественными произведениями сравнивать, то уж лучше с фильмами ужасов, помнишь, как там демонов изображают?

— Помню. Иногда очень даже впечатляюще, аж холодит.

— А, когда Катя кричала, не холодило?

— Ещё как! Был момент, думал меня от ужаса парализует.

— Вот видишь — чувство одно и тоже возникает, а почему?

— Почему?

— Да, потому что те киношные демоны почти что с «натуры» изображены. И многие среди режиссёров и художников голливудских с ними — бесами, личный опыт общения имели — кто через наркоту, кто через занятия оккультизмом. А, некоторые, так сознательно им и служат. Только, самый впечатляющий киношный образ — лишь жалкое подобие того, что бесы в реальности из себя представляют. Примерно как — рисунок и оригинал. Да, собственно, ты это немножко и сам ощутил. Ты ведь видел, как у Кати лицо изменилось?

— Видел.

— А голос был чужой?

— Чужой.

— Ну, а чей же, учитывая все сопутствующие ощущения?

— Наверное, его — демона… Тьфу! Слушай, я сейчас, кажется в бесов поверю… Но, подожди! Вот ты говорил про одержимость на примере квартиры и бандитов. Звучит убедительно. Но… А, если я дверь не открою — никто ко мне и не ворвётся. Дверь у меня, к примеру, стальная и глазок есть. Я же сначала посмотрю в глазок, а потом уж — либо пущу, либо нет. Где же тут сходство?

— Самое прямое. Я недавно в газете читал… что ты так посмотрел? Я газеты некоторые иногда читаю, как пастырь я должен иметь информацию о том мире, в котором моя паства живёт. Прочитал я, что квартирные грабители начали новый трюк применять. Они и раньше, то — почтальонами прикидывались, то сантехниками или электриками. А тут, звонят тебе, например, в дверь. Ты в глазок свой смотришь, а за дверью симпатичная молодая девушка стоит с букетом цветов. Ну, ты подумаешь — этажом ошиблась или подъездом, надо ей помочь, подсказать, а то, может, по-холостяцки и в гости пригласить. Открываешь дверь, а с боков — «братки» стриженные, ты и охнуть не успел. Также и в духовной жизни. Бесы, они же тебе хари-то свои страшенные не покажут сразу. Они тебе симпатичненький грешок какой-нибудь, заманчивый предложат, вроде: кольнись героинчиком — удовольствие получишь, а не понравится, мол, так и не будешь больше. Главное — попробуй, дверь в душу приоткрой, ну хоть щёлочку. А остальное для них — дело техники, опыт у них многовековой.

— Слушай, а как же Катя, она что, тоже сама эту дверь открыла?

— Катя? Катя… сама конечно, бедняжка. Так, чтобы как она — сразу одержимой стать — не часто, слава Богу, бывает. Это надо по крупному «подставиться», чтобы бес сразу вошёл. А она подставилась. Только прошу тебя, тут секрета правда нет, то, что я тебе про неё расскажу, это весь К-ч знает, история громкая была. Ты, главное, при ней вида не подавай, что знаешь, ей и так тяжко людям в глаза смотреть, не считая от беса мучений.

— Я постараюсь.

— Постарайся. Так вот: она в пятнадцать лет сиротой осталась, мать от пьянства умерла, а отца она сроду и не знала, других родных нет, а чиновникам наплевать. И братик у неё был, шести лет. Вот они вдвоём в квартире и жили. Сам понимаешь для наркоманов К-ских их квартирка — местечко лакомое.

— Вот и подсадили девчонку на иглу. Как обычно — первая доза бесплатно, потом, как втянулась — квартира притоном стала, каких мерзавцев там только не побывало, за героин и девственность продала. А один раз, во время ломки, братика своего каким-то «чёрным» за «дозу» отпустила.

— Чёрным — это кавказцам, что-ли?

— Этого даже следователи не выяснили. А она и описать не смогла, «чёрные», говорит, были и всё. Вот и понимай как хочешь — то ли негры, то ли кавказцы, то ли ещё кто. Одним словом, нашли его через день в парке мёртвого, всего исколотого и обескровленного. Она его когда в морге увидела — сознание потеряла и четыре дня в себя не приходила, мальчишечку умученного так без неё и похоронили. А очнулась уже такая, как сейчас. Одержимая. Бес ведь не просто так входит в человека, чтобы только посидеть. Его задача всё существо человека, и душу и тело, погубить. В вечные муки ввергнуть. Вот и с Катей также. Сейчас уж четвёртый год как полегче стало. А то ведь, поначалу, два раза вены резала, из петли вынимали, под машину кидалась. Для бесов ведь лучше нет, чем человека до самоубийства довести — адские муки обеспечены. Счастье Катюшки, что Господь ей Клаву послал, иначе погибла бы точно.