С погашенными огнями, лавируя среди рифов, буксир малым ходом прошел к островку с тыла. А с фронта выскочили два пограничных "МО" - малые охотники. Да так взревели авиационными моторами - звуковая завеса, хоть из пушек пали!

С тыла вплотную к островку не подойдешь - камни. Нужен пушкам плот. Но где его взять, разве что домик, покинутый рыбаками, разобрать?.. Алеша мигом сообразил раздеться, проплыть оставшиеся метры и передать артиллеристам, чтоб ладили плот.

Пока домик разбирали, вязали плот и переправляли пушки, Алеша успел узнать, что островок полон змей, жизнь на нем робинзонова, а капитан Гранин напротив, на Утином мысу.

Там Алеша недавно побывал, но дальше дощечки с надписью "Не ходить! Стреляю без предупреждения!" не проник. Думал, чудеса в лесу - нажмешь кнопку, из-под земли пушки выскочат. А дощечку, оказывается, Гранин повесил, пугая пришлых охотников, чтоб не портили ему утиной охоты.

Словом, подружился Алеша с островитянами. Их лейтенант сказал ему на прощание:

- Давай, юнга, к нам, мы тут с тобой и змей разгоним, и комендором станешь!

- Он моряцкий сын, - отрезал Шустров. - На море ему и жить. Я его на рулевого выучу.

Но разве удержишь юнгу, если он после каждого схода на берег с захлебом рассказывает то про белесого солдатика, встреченного на вокзале, то про Богданыча - признал матрос юнгу, рассказал, как диверсанта на пляже поймали: голышом вылез и пробирался к тайнику с одеждой... А уж после ночи у дикого островка, когда пограничные "МО" пошумели и умчались в бухты Густавсверна, где скалы скрывают их от всех ветров и посторонних глаз, житья Шустрову не стало: когда же буксир пойдет туда?..

Не знал Алеша, что и Шустров ищет случая побывать на Густавсверне. Расспрашивая других, Шустров убедился, что отца Алеши высаживал не буксир, а катер "МО". Только какой из катеров? Когда высадке помешал плотный огонь и возникла заминка, мичман прыгнул в ледяное сало, подставил свою спину под трап, чтобы товарищи сошли на берег сухими, а сам упал, погиб от пули. Такой случай наверняка занесен в вахтенный журнал катера, и Шустров надеялся найти катер, попав на Густавсверн.

Вскоре к Утиному мысу забрел чужой буксир с двумя баржами и будто случайно застопорил ход на траверзе дикого островка с секретной батареей. Расчет верный: с островка должны были бы обстрелять или окликнуть. А островок молчал, предупредительный огонь открыли с Утиного. Чужой буксир бросил баржи и сбежал. Шустрову приказали оттащить эти баржи для досмотра к Густавсверну. Так Алеша попал в бухту Пограничную.

Пока пограничники досматривали задержанный груз, Шустров сошел на берег и пропал. Алеше тоже разрешили пройтись по деревянным мосткам, где стояли красавцы "МО", окрашенные шаровой краской. На носу каждого белели огромные цифры.

Его окликнул Шустров с борта "Двести тридцать девятого".

И вот Алеша - на палубе катера перед высоким чернобровым богатырем, пожалуй, покрепче отца, хотя отец мог одной рукой схватить Алешу и, как в цирке выжимают гирю, поднять его над головой. Богатырь этот с такой теплотой смотрел на юнгу глубокими карими глазами, что голова у Алеши закружилась; он что-то почуял, ему вдруг показалось, что лейтенант чем-то похож на его батю, хоть он и совсем не походил на мичмана Горденко ни ростом, ни лицом, но басистый голос, украинский говорок точно как у отца.

Лейтенант Терещенко Александр Иванович, командир катера "МО", подозвал матросов и сказал:

- Вот сын мичмана Горденко. Проводите его в кают-компанию.

В кают-компании Алешу усадили на узкий кожаный диван. Принесли "Исторический журнал". На одной из его страниц была короткая запись о десанте и о подвиге мичмана Горденко.

Его водили из кубрика в кубрик. Рулевой подарил тельняшку. Командир настоящий "гюйс", матросский воротник. А сигнальщик, который всю ночь десанта простоял рядом с отцом, провел Алешу с разрешения Терещенко на мостик, показал компасы, машинный телеграф и свое пестрое флажное хозяйство.

- Взять бы его к нам? - предложил командиру сигнальщик.

- Не так-то это просто, товарищ Саломатин. Надо разрешение командования. Тебе сколько, Алеша?

- Семнадцать, - Алеша прибавил несколько месяцев.

- А сколько классов окончил?

- Восемь. Без одной четверти. Я на матроса учусь. - Алеша оглянулся: ушел Шустров.-Капитан обещал зачислить осенью рулевым.

- "Рулевым"! Паршин, сколько вы окончили классов?

- Десять, товарищ командир!- ответил рулевой, который подарил Алеше тельняшку.

- А вы, Саломатин?

- Десятилетку, товарищ командир.

- Слыхал? Да еще год в учебном отряде. Саломатин у нас лучший сигнальщик. Профессор!

- По части компота, - тихо подсказал рулевой Паршин.

Терещенко только бровью повел, сказал Алеше:

- Хочешь командовать таким конем? - Командир похлопал по ручкам телеграфа, Алеша знал - одного движения командира достаточно, чтобы катер взял такой ход, какой и не снился команде "Кормильца". - Хочешь - учись. Осенью откроют школу, снова пойдешь в восьмой класс.

- Товарищ командир, неужели всей командой не поможем ему до осени в девятый сдать? - сказал Саломатин.

- Нечего было школу бросать, - отрезал Терещенко. - Завтра приходи на набережную. Знаешь, где германский обелиск?

- Знаю, товарищ лейтенант. Где львы. Против Дома флота.

- Точно. Будь там в девять ноль-ноль.

Утром Алеша отпросился у Шустрова на берег. У обелиска со львами Терещенко перевел ему высеченную в камне надпись: "Германские войска высадились в Ганге 3 апреля 1918 года и очистили эту землю от большевиков. Вечная благодарность".

- Это финские буржуи написали отцам нынешних фашистов, - сказал Терещенко. - А рабочих послали в тюрьмы и на виселицы.

- Почему же не свалят этот поганый камень?

- Нельзя, Алеша, - сказал Терещенко. - Мы арендаторы этой земли. На случай войны. Большой войны.

Алеша не спрашивал, куда его ведет Терещенко. "Если задумал вернуть в Ленинград - сбегу". Но куда сбежишь в арендованной базе, когда с трех сторон море, с четвертой - чужая страна. Весной Алеша сообщил однокласснику свой адрес, разумеется, номер военной почты. На письмо ответил весь класс: гордимся товарищем, который служит на форпосте родины. И тут же вопрос: есть ли на Гангуте школа?.. Может, Терещенко ведет в школу? А может, и к командованию, чтобы взять юнгой на "МО"?