Вот, размышлял он, подвалило новое дело - у Сурова. Проворонить такую птицу!.. И думать нельзя. Что значит проворонить? Башку долой за такое. И поделом. Безотлагательно к Сурову.

Как гора с плеч свалилась.

Сказал жене о своем решении:

- Извини, лапочка, у меня нет лишнего времени.

Она не сразу нашлась, как-то растерялась, втянула голову в плечи. На миг лицо ее потускнело, сошлись морщины на лбу, сдвинулись к переносице, видимо, осмысливала услышанное.

- А ты как же? - спросила озабоченным голосом. И как бы боясь, что он не поймет вопроса, переспросила: - Как же ты будешь, Леша, вот во всем этом?

- В чем?

- Ну, все ж новое на тебе: китель, брюки... Хоть бы переоделся, полчаса потеряешь. А что полчаса? Они ж не решают ничего. Верно, Леша?

- Не могу! Всяческие дебаты на эту тему - сплошной нонсенс. Абсурд.

Подъезжая к границе, Голов почувствовал себя в родной стихии. Он сразу отвлекся от вспыхнувших в нем угрызений совести перед женой, увидел себя окунувшимся в привычный мир хлопот. Конечно, первым делом он выедет к месту обнаружения следов, сам их изучит, пройдет по маршруту нарушителя шаг за шагом, повторяя все его зигзаги, круженья, - до самой копны, из которой его выволок Колосков... Сурову придется дать вздрючку за эти копны. На границе должен быть хороший обзор - и никаких копен. Скосил - убери. Либеральничать нечего. Слава богу, в колхозе достаточно транспорта и рабочих рук. Да, да, вздрючить! Чтобы помнил и за порядком как должно следил. И чтобы другим неповадно было. Дивертисментики не для границы.

Он тут же, однако, вспомнил, что копны находятся за пределами погранполосы, и, сразу же успокоившись, переключился на другое, подумал, что, конечно же, Быков на месте отдал необходимые распоряжения Сурову и, должно быть, он, Голов, без нужды едет сейчас на шестнадцатую. Но мысль эту отогнал тут же прочь. Как это без нужды?! Не по прихоти ведь. На уязвимом участке он сам обязан организовать охрану границы. Такое не передоверяют своим заместителям, даже Быкову, с которым живут душа в душу и понимают друг друга без слов. Быков не должен обидеться... Уедет в ближайшие дни на учебу, отправится "комиссар" и вряд ли вернется обратно, повыше заберут, в округ.

Голов крепко уважал своего "комиссара", как иногда называл его мысленно, и чувство досады от предстоящего расставания испортило ему настроение. Он даже вполголоса чертыхнулся.

- Остановиться? - Водитель не понял его восклицания.

Голов, уйдя в свои думы, не сразу услышал, о чем спрашивает солдат.

- Зачем?

- Ты же приказал, - напомнила жена. И спросила с надеждой в голосе: Может, домой заедешь? Час роли не играет. Пообедаем вместе.

- Беспредметный разговор. Поем на границе, - сказал он довольно резко. И чтобы ослабить слишком сухие, прозвучавшие грубо слова, добавил: - Гроза собирается. На этой карете по суглинку далеко не уедешь.

Водитель повернул к автобусной остановке, где в ожидании машины стояло несколько пассажиров. Голов помог жене выйти, придерживая ее за локоть, на прощанье сказал, что, вероятно, останется ночевать на границе, а если не справится со всеми делами, то и следующую ночь проведет на заставе.

- Как будто мне привыкать, - вздохнула жена.

- Ну, привет, - сказал он и уселся рядом с шофером. - Поехали на шестнадцатую.

- К капитану Сурину? - показывая свою осведомленность, но застеснявшись, спросил молодой солдат в новенькой гимнастерке.

- К Сурову. Дорогу знаете?

- Так точно, товарищ подполковник, начальника штаба возил.

"Волга" медленно свернула на жавшийся к лесу разбитый грузовиками пыльный проселок, ее сразу заволокло серым облаком, и шофер, не дожидаясь команды, быстренько поднял боковое стекло, сбавил скорость и наклонился вперед, умело лавируя между выбоин.

Голов тоже пригнулся к лобовому стеклу, следя за дорогой и изредка бросая взгляд на солдата - тот словно прикипел руками к баранке, напрягся, ведя машину на малой скорости, оберегая ее от толчков; не ехали - ползли, будто плыли на неровностях исковерканного, переплетенного корневищами лесного проселка.

За очередным поворотом дорога пошла несколько лучше, и Голов, приказав ехать быстрее, опустил со своей стороны боковое стекло, закурил, расстегнув китель, откинулся к спинке сиденья.

- Устал? - спросил он шофера.

- Никак нет, - ответил солдат, не забывая следить за дорогой.

Голову нравился этот паренек, вот уже неделю возивший его. Стеснительный, молчаливый сидел, слегка пригнувшись к баранке, следя за дорогой. Коричневая "Волга" катила мимо припудренных пылью кустов можжевельника, подпрыгивала на переплетениях обнаженных корневищ, чиркала днищем о землю, со скрежетом ныряла в выбоины.

По небу ползли брюхатые облака, над Черной Ганьчей вовсю громыхало; оттуда, от темной стены сосняка, подсвечиваемого вспышками синих молний, ветер приносил прохладу и запах дождя.

- Влипнем мы с тобой, парень. - Голов пригасил окурок.

- Никак нет, товарищ подполковник, машина в полном порядке. Доедем.

- Это хорошо, когда уверен в технике. Сколько лет водил машину на гражданке?

- Три месяца. - Шофер зарделся.

- И то стаж. - Голов погасил улыбку. - А побыстрее можешь?

- Так точно. - Солдат еще ниже пригнулся к рулю.

"Волга" понеслась на большой скорости, и сразу ослабли толчки. Голов расстегнул китель, привалился к спинке сиденья. Он любил вот такие дороги к заставам, глухие, спокойные, с терпким запахом сосняка и тонким ароматом березы. Не глядя на выбоины, въедливую рыжую пыль и корневища, по которым машина иногда прыгает как козел и дрожит крупной дрожью, он отдыхал, думал. Чаще всего в поездке уточнял план своей работы в подразделении, в которое направлялся, перебирал в памяти множество всяких сведений о личном составе, состоянии границы, учебы, службы. У Голова была отличная память, тренированная, вбирающая в себя огромное количество данных, - не станешь же возить с собою несколько общих тетрадей с различными записями.

Его вдруг подбросило, ударило головой о потолок. Слетели очки.

- Тише, - прикрикнул он на смутившегося шофера. Прикрикнул без раздражения. - Шишек, парень, мне без тебя наставят. - Поднял очки и принялся протирать стеклышки.

Темнело не по времени рано. Навстречу машине сплошной завесой двигался ливень. Аспидно-черная туча словно легла на макушки деревьев, низвергая на землю потоки воды.

- Вот те, бабушка, дождичек, - невесело пошутил Голов. - Чистейшая аква дистиляти.

Посуху успели проскочить мост через Черную Ганьчу. И тут, сразу за рекой, на подъеме, их накрыл дождь. Машина, потеряв скорость, натужно взвыла, с трудом карабкаясь на подъем по глинистой почве и оставляя за собой колею. Косой ливень вызванивал по крыше и левым, от шофера, стеклам. Струи дождя кипели в лужах, дымились паром - земля еще не остыла.

Разволновавшись, шофер суетливо вертел баранку, то и дело переключал скорости, хлопал дверцей, оглядывая задние скаты. Голов, кося глазом, видел малиновое ухо шофера. Молчал, покуда не почувствовал, что их сносит куда-то влево и машина сползает назад.

- Сбрось газ, - приказал шоферу.

- Товарищ подполковник...

- Не рассуждать!

Он выскочил из машины и сразу набрал полные ботинки воды. Машина медленно сползала по косогору к одиноко стоящей над обрывом сосне с оголенными, повисшими в воздухе корнями. С землей ее связывало всего несколько измочаленных, лежащих поверху длинных и скрюченных корневищ толкни, упадет. Сильный ветер клонил сосну к обрыву, под которым теперь шумел мутный рыжий поток.

Голову было достаточно одного взгляда, чтобы оценить положение: еще пять-шесть минут, и "Волга" ударится о дерево и с ним вместе рухнет с двухметровой высоты в овраг.

Кинуть под колесо первое, что попалось на глаза - домкрат, - было делом одной секунды; благо, багажник не был заперт на ключ. Потом Голов схватил лопату и стал бросать под колеса комья глины пополам с галькой, наобум, ничего не видя, потому что очки заливало дождем. Между оврагом и "Волгой" постепенно вырастал оградительный валик. С каждым взмахом лопата становилась тяжелее, дышалось трудно, ломило спину. Да, давненько ему не приходилось по-настоящему трудиться.