- Демагог! - укорила Бурынькина. - У людей беда, а ты языком мелешь. Вот поехал бы в Мушкино и проявил там свои деловые способности.
- Не суетитесь, - заявил Краснов. - В Мушкино поедет Акимов.
* * *
Он собрался лететь первым утренним рейсом и хотел лечь пораньше, чтобы выспаться. Через открытое окно долетала из ресторана тяжелая быстрая музыка. Она дразнила Акимова, заставляла думать о праздной жизни, женщинах. Он уложил в саквояж полотенце, смену белья, фонарик. Потом побрился, вытер лицо одеколоном, спрятал бритву. Спать не хотелось, но он лег, испытывая какое-то смятение от ночной музыки.
Когда в дверь постучали, Акимов обрадовался.
Вошел Краснов.
- Спишь? - спросил он, вглядываясь в темноту.
Роберт стоял в освещенном проеме.
Акимов включил настольную лампу.
Краснов закрыл дверь, повернул ключ. В левой руке он держал кулек из газеты.
- Значит, летишь. - Он развернул кулек, вытащил из него бутылку конька. - Выпьем на дорожку.
Акимов вспомнил о "сухом" законе, но ничего не сказал. Роберт и без того знал, что он не станет пить.
- Ты всегда был идеалистом, - заметил Краснов. - Не представляю, как будешь жить после института? Ведь явно не впишешься в нормальную жизнь! - Он откупорил бутылку и разлил коньяк в стаканы. - Слушай, Юра. Только что позвонили из Юганска. В Мушкине погиб парень. Ширяев говорит, что ты его навязал им.
Акимов не сразу понял, что речь идет о Грише. Он непроизвольно спросил его об обстоятельствах гибели, надеясь, что Краснову, возможно, еще не все известно. Но он ошибся; Гриши действительно уже не было в живых.
Несколько дней назад паренек сидел здесь, рассказывал о себе, верил и не верил, что будет работать со студентами. "Я послал его на смерть", подумал Акимов.
Он не успел ни привязаться к Грише, ни узнать его, но почувствовал невозвратимую потерю. Если бы он оттолкнул его, вышло бы по-другому.
- Ладно, успокойся, - сказал Краснов. - Выпей.
Акимов подержал стакан и поставил обратно.
- Жалко мальчишку, - признался Краснов. - Меня не покидает ощущение, что я мог бы спасти и не спас...
Он выпил и закурил, глубоко затягиваясь.
- Гибнут чаще всего те, кто слишком доверчив к жизни, - подумал вслух Акимов. - Никакие наши уставы и законы не защитят их до конца. Были и у меня случаи, когда можно было сыграть в ящик. Но пронесло. Бог с ними! Не тот ты человек, Роберт, которому хочется раскрыть душу.
- Уволь! Сам не люблю разговоров про душу. У нас про нее вспоминают, когда надо затемнить суть дела. А дело-то просто: гибнут от дури. Ну кто его загонял в кузов грузовика? Сам залез. А грузовик перевернулся.
- Что предлагаешь? - спросил Акимов.
Однако то, что придумал Краснов, было странным: Гришино имя не должно появиться в списке бойцов областного отряда, смерть постороннего по причине нарушения техники безопасности не должна лечь пятном на отрядную репутацию.
"У нас люди тоже ничего, но для своей пользы, а тут - от чистого сердца", - говорил Гриша Акимову совсем недавно.
- Кто тебя заставляет идти на это? - спросил Акимов.
- Мое положение, - ответил Краснов. - У меня десять тысяч, целая дивизия. Я - с ними, а не с разными посторонними бродягами. Ты задумайся, каково родителям отпускать своих ненаглядных чад в отряд Краснова, в котором гибнут люди! Отряд должен быть безукоризненным. И организационно, и политически. Дошло?
- Мы будем спекулировать на человеческой смерти?
- Конечно, сто парней в Мушкине будут морально травмированы, согласился Краснов. - Ты им навязал постороннего, а они взвалили на себя ответственность за него. Но мы пощадим их чувства. К документам имеет доступ командир, он и будет все знать. Для остальных достаточно, что тело отправим в Киев за счет штаба. И другие расходы возьмем на себя. Значит так: если они уже включили постороннего в список, ты подскажешь, как быть.
Но Акимов отказался.
Краснов ушел, пообещав позвонить командиру Юганской зоны отдать необходимое распоряжение. Коньяк по-хозяйски унес с собой.
Утром после пятиминутки Краснова вызвали к секретарю обкома партии. Без него в штабе стало веселее. Козаченко рассказывал снабженческие истории, Стороженко печатал одним пальцем на пишущей машинке и один за другим менял испорченные бланки командировочных удостоверений. Пришла Тома, прогнала Стороженко из-за машинки.
Комиссар Бурынькина была в белой сорочке, зеленой куртке и брюках. Она собралась в поездку по районам, где студенты строили школы, и поджидала корреспондента из многотиражной газеты. Тот запаздывал, Бурынькина грызла ногти: ей казалось, что утренний теплоход уйдет без нее.
- Почему Акимов все в костюме да в костюме? - спросила Тома. - Формы у него нет?
- Правильно мужик делает, что форму не носит, - небрежно объяснил Козаченко. - В костюме солиднее. Я когда-то так погорел на этой форме...
- Погоди, - вспомнила Бурынькина. - Мне что-то про Акимова рассказывали...
Неясная улыбка скользнула по ее припухлым губам, Бурынькина прикрыла рот ладонью и смешливо фыркнула.
- Ну? - спросил Козаченко. - Скорее, а то мне в "Запсибгеологию" бежать.
- Ага! - сказала Бурынькина. - Наш Акимов когда-то был в Казахстане областным комиссаром, а командиром у него Толя Назаров. Его потом в Москву забрали.
- Этот Назаров из центрального штаба? - уточнил Козаченко.
- Этот, этот, - подтвердила Бурынькина. - Он еще молодой был, проказливый. Захотел для себя вертолет потребовать, чтобы удобнее было руководить.
- Вертолет? Это мысль! - одобрил Козаченко.
- Мысль, - кивнула Бурынькина. - Только Акимов возьми да скажи, что не согласен с Назаровым. И предупредил: если тот пошлет телеграмму о вертолете, он тоже телеграфирует, что ему для комиссарской работы нужна подводная лодка.
- Это в Казахстане - подводная лодка? - хмыкнул Козаченко. - Молодец! Ему бы в снабжение... Ну, Танюш, мне пора. Не скучай.
Он подсунул под ее бумаги что-то яркое и ушел. Бурынькина подняла листок, увидела плитку шоколада.
- О! - многозначительно сказал Стороженко.
- Где же корреспондент? - растерянно спросила она. - Ждешь его, ждешь!
- Ну что ты расстраиваешься? - ответила Тома. - Корреспонденты всегда такие. Ты позвони в редакцию.
Бурынькина сняла трубку, но тут вошел Краснов, и она передумала звонить. Тома сразу забарабанила на машинке, Стороженко уткнулся в телефонный справочник, озабоченно бормоча: "Облздрав... Где Облздрав?" Снабженец Васильев стал листать какие-то бумаги.
- Таня! - обратился Краснов. - Еще не уехала?
- Корреспондент... - начала объяснять Бурынькина.
- Хорошо. Никуда не надо ехать. Потом. Васильев, свяжись с Юганском. Срочно!
- Что случилось, Роберт? - удивилась Бурынькина.
- Втык получил! На птицефабрике мы не выполнили план формирования. А она - сдаточный объект. Короче, через три дня там должно быть еще сто человек.
- Где их взять? - ахнула Бурынькина.
- Подумаем, - сказал Стороженко. - Завтра можно перебросить человек шестьдесят.
- Да откуда шестьдесят? - Бурынькина махнула на него рукой.
- С элеватора можно снять, с моста, с АТС, - продолжал Стороженко. Временно перекинем на птицефабрику.
- Правильно, Евгений! - согласился Краснов. - Потом перебросим отряд из Мушкина. Все равно там нет работы.
- Нельзя трогать мушкинский отряд, - возразил Стороженко. - Там школу строят. Надо придумать другое.
- Мы все равно заберем оттуда отряд, - возразил Краснов.
- Зачем же Акимов поехал? - воскликнула Бурынькина. - Он все и уладит. Но если тебе интересно мое мнение - школу бросать нельзя.
- Не шуми! - оборвал Краснов. - Ты отвечала за формирование университетского отряда в Маминке? Ступай-ка в университет, разберись.
Раздался долгий звонок междугородной. Васильев, прикрыв трубку ладонью, почему-то шепотом сказал: