Третьим, а вернее — третьей, была молодая темноволосая дама в цветастом летнем платье, которое удивительно ей шло. Впрочем, ей, московской журналистке Надежде Чаликовой, шло все, что бы она ни надела — Надя принадлежала к тем женщинам, которые с видимой легкостью превращают в достоинства даже свои недостатки. Ее багаж был самым объемным — он умещался в саквояжике, но большую его часть составляли отнюдь не дамские наряды, а предметы профессиональной деятельности: диктофон с запасом кассет и батареек, фотоаппарат, пара чистых блокнотов и несколько авторучек.

— Господа, а не пора ли в путь? — нарушил молчание доктор, подняв взор к вершине холма, где возвышались два одинаковых каменных столба, казавшихся совсем черными в лучах заходящего солнца.

— Немного еще подождем, — с видом знатока ответил Дубов. — Надо, чтобы солнце совсем закатилось.

Еще несколько минут прошло в тревожном безмолвии, нарушаемом лишь стрекотом кузнечиков да щебетом пташек в низком кустарнике.

— Ну, пора. — Чаликова встала с камня и грациозно подпрыгнула, разминая затекшие ноги. — Солнышко-то уже того, зашло…

Действительно, дневное светило окончательно скрылось, хотя небеса были все так же по-летнему светлы. Доктор поднял с земли свой медицинский чемоданчик, детектив — чаликовский саквояж, и они стали неспешно подниматься на самую вершину.

«Параллельный мир», где Василий Дубов и его спутники оказались, пройдя между столбов, особо ничем не отличался от «нашего»: так же синело небо, щебетали пташки, желтели одуванчики, только на месте болота чернел дремучий лес, подступавший почти вплотную к пригорку. На узкой проселочной дороге, за которой начинался лес, поблескивала колесами карета, запряженная парой рысаков.

— Василий Николаевич, а какова цель нашего похода? — вдруг спросил Серапионыч.

— Не знаю, — искренне пожал плечами детектив. — Честное слово, не знаю. Мне прямо на мобильник позвонил Рыжий и пригласил в Царь-Город на какие-то торжества.

— Думаю, ради этого он вряд ли стал бы вас тревожить, — как бы вскользь заметила Надя.

— Я ему так и сказал, — подхватил Дубов, — мол, хоть намекните, господин Рыжий, в чем суть дела. А он мне — поговорим при встрече, это не телефонный разговор. Да впрочем, сейчас мы от него же все и узнаем.

Действительно, из кареты вылезал статный рыжебородый господин в старинном боярском кафтане и высоких сапогах. Едва завидев наших путешественников, неспешно спускавшихся по холму, он радостно замахал рукой, а минуту спустя уже троекратно, по старинному обычаю, облобызал каждого из гостей.

Марфин пруд казался погруженным в сонную тишину, нарушаемую лишь стайкой ребятишек, плескавшихся почти у самого берега. Напротив них несколько человек удили рыбу, хотя, кажется, без особого успеха.

И тут все очарование летнего вечера было безнадежно нарушено — из рощи, окружавшей пруд, на берег выскочил маленький плешивый человечек, одетый в какие-то старые лохмотья. Хозяйским оком оглядев водоем, он решил, что не все в должном порядке, и решительно направился к ребятам.

— Кто разрешил? — спросил он строго, но сдержанно. И так как детишки не обратили на стража порядка никакого внимания, он резко повысил голос:

— Здесь купаться запрещено! Вон отсюда, и чтобы я вас больше не видел!

Ребята стали нехотя вылезать из воды, но плешивый человечек все равно остался недоволен:

— Да что вы здесь такое устраиваете?! Тут приличные люди бывают, а вы, бесстыжие, голышом бегаете!

Дети с веселым смехом принялись натягивать портки — они уже привыкли к подобным наскокам и воспринимали их как развлечение в серой царь-городской жизни.

— Вот так-то лучше будет, — с видом победителя проговорил страж водоема, когда ребята, подхватив одежку, скрылись в роще. — А это еще что такое? — вновь нахмурился он, заметив людей с удочками на противоположном берегу. — Непорядок!

Бурная деятельность стража нравственности и по совместительству охранника водоема не осталась незамеченной рыбаками.

— Снова этого дурня сюда принесло, — сказал рыболов рыболову. — Опять всю рыбу распугает. И кто он вообще такой?

— Некто Петрович, — ответил второй рыболов. — Сказывают, будто бы его поставили блюсти порядок, вот он и рад стараться.

— Да какой же тут непорядок? — удивился первый рыбак. — Вроде бы от нас никакого беспокойства никому нет. А уж от ребятишек тем более.

Третий рыболов, казалось, дремал — но когда веревочка колыхнулась, он резко вздернул удочку, и рыбка, блеснув в воздухе мокрой чешуей, плюхнулась обратно в воду.

— Крючок ни к бесу не годится, — досадливо проговорил он и насадил кусочек хлебного мякиша.

— Глебыч, ты всегда все знаешь, — обратился к нему первый удильщик. — Поведай нам, что это за чучело?

Тем временем охранник неспешно, вразвалочку, огибал пруд, приближаясь к рыболовам.

— Не знаю доподлинно, однако сведущие люди говорят, будто он — бывший Соловей-Разбойник, — охотно откликнулся Глебыч.

— Кто-кто? — изумился второй рыболов. — Тот самый Соловей, которого наши стрельцы два десятка годов ловили, да все поймать не могли?

— Я слыхивал, что князь Длиннорукий во время своей опалы повстречался с Соловьем, и оказалось, будто бы тот ему то ли братом родным приходится, то ли еще кем, точно не ведаю, — невозмутимо продолжал Глебыч. — А потом наши стрельцы всех Соловьевых молодцев словили, и тот совсем не при деле оказался. Ну и когда Длиннорукого-то новый наш царь из опалы вернул и снова градоначальником поставил, то он и пристроил Петровича городские пруды охранять. Все ж какой-никакой, а кусок хлеба. А то еще слыхал я, будто бы…

Однако договорить Глебыч не успел — прямо у него над ухом раздался нерпиятный дребезжащий голос:

— Сколько раз вам сказывали — запрещено здесь рыбу ловить!

— Кто запретил? — совершенно спокойно спросил первый рыболов.

— Кто надо, тот и запретил! — топнул ножкой Петрович. — И не вам, дуракам, высшие указы обсуждать! Вон отсюда, а то я за себя не отвечаю!

— А кто ты таков есть, чтобы нас, благопослушных горожан, вон гонять? — не трогаясь с места, продолжал первый удильщик.

— Узнаете, кто я таков! — пуще прежнего заблажил Петрович. — Кровавыми слезами умоетесь… В остроге сгною! Дерьмо жрать заставлю!..

Дождавшись, пока Петрович немного угомонится, заговорил второй рыболов:

— Давайте спокойно, без шума и криков. Мы тут испокон веку рыбу ловили, и никто нам слова поперек не молвил. К тому же мы делаем это не ради пустой забавы, а для пропитания. И ежели ваше начальство запрещает нам рыбачить, то не укажет ли оно другой способ добывания хлеба насущного?

Однако и спокойная рассудительность второго рыбака не вызвала в душе Петровича соответствующего отклика. Неприязненно глянув на рыболова, он злобно процедил:

— Умничаешь? Ну, умничай, умничай. В другом месте ты по-другому заговоришь.

— Да что ты все грозишься? — не выдержал Глебыч. — Здесь тебе не большая дорога!

Петрович обвел всех троих безумным взором:

— Щас… Щас буду грабить и убивать!

С этими словами он потянулся было за ржавыми ножами, спрятанными под рубищем, но рыболовы, уже знакомые с повадками Петровича, не дали ему этого сделать — недолго думая, они схватили его кто за руки, кто за ноги, да и швырнули прямо в воду.

— А может, свяжем его и отведем куда следует? — громко, чтобы слышал сам потерпевший, предложил первый рыбак.

— Всех перережу! Всем кровь пущу! — раздался вопль Петровича, который стоял по колено в воде и тщетно пытался отжимать мокрые лохмотья.

Переглянувшись, рыболовы все же помогли Петровичу выбраться из пруда — видать, поняли, что и они тоже малость хватили через край.

Присев на травку, незадачливый охранник снял сапог и вылил оттуда воду вперемежку с водорослями и головастиками.

— За что же вы со мною так? — проговорил он плачущим голосом. — Я ж не для себя стараюсь, а потому что так положено. Отсюда с завтрева будут воду для водопровода брать, а что тут творится? Одни плещутся, другие рыбу ловят…