Двое стояли на тракте, ждали попутную машину. А машин не было. Час назад проехали две груженые — не остановились. И больше не было. А через восемь часов — Новый год.

Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопали рукавицами… Было морозно.

— Кхах!.. Не могу больше, — сказал один. — Айда греться, ну ее к черту все. Что теперь, подыхать, что ли?

Метрах в двухстах была чайная, туда они и направились.

Впереди, припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти греться. При своей хромоте он шел как-то очень аккуратно, ловко, ладно. Следом, заложив руки за спину, вышагивал мужик метра в два с лишним. Шагавший впереди то и дело оглядывался на тракт; второй сосредоточенно смотрел себе под ноги. Оба были из одной деревни, из Буланова, оба утром приехали в город по своим делам и договорились вместе уехать. Тот, что пониже, работал кладовщиком в Булановской РТС, другой — кузнецом в той же РТС. Кладовщика звали Павлом. Большого мужика — Федором.

— Я думаю, их совсем седня не будет, — сказал Павел. — Под Новый год ни один дурак никуда не поедет.

Федор промолчал.

В чайной было тепло и пусто.

Павел прошел к стойке. Федор для приличия обмахнул рукавицей валенки и тоже прошел к стойке.

— Налей по сто пятьдесят, — сказал Павел.

— Все еще не уехали? — без всякого интереса спросила буфетчица. (Они уже разок приходили греться.)

— Не уехали. Новый год с тобой встречать будем. Согласная? — поинтересовался Павел.

Молодая толстая буфетчица налила два по сто пятьдесят, отрезала два куска хлеба и только после этого ответила:

— Много таких желающих найдется.

Павел сдвинул шапку на затылок, весело посмотрел на буфетчицу, сказал неопределенно:

— Да-а…

Выпили. Присели к столику, молча ели хлеб, макая его в солонку.

Вошел еще один посетитель, представительный мужчина в козлиной дохе, в новых негнущихся валенках, в папахе.

Сказал громко:

— С приближающимся! — У него, видно, было хорошее настроение.

Никто ему не ответил.

Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.

— Сто грамм, голубушка, и чего-нибудь… — вытянул шею, разглядывая полки. — Чего-нибудь на зубок.

Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на представительного мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в их деревне одинокая вдова Нюра Чалова, добрая, приветливая баба. И вот этот самый человек ездил к ней из города по праздникам и в выходные дни. В городе у него была семья, дети, двое, кажется. Нюра знала это, но почему-то отказать не могла — принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.

Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутербродом к столику.

— Тоже ехать?

— Мгм.

— Нету машин?

— Мгм, — односложно отвечал Павел, в упор разглядывая мужчину.

— А что делать?

— ???

— Черт… Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то?

Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:

— Что, живешь там?

— Да нет… — Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. — В гости еду.

— Понятно, — значительно сказал Павел.

— Как же добираться-то будем? — сокрушался мужчина. — А вам не в Буланово?

— Пешком, — решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера. — Я думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут… А?

Федор задумчиво жевал.

— Вы тоже в Буланово? — еще раз спросил мужчина. Опять ему не ответили.

— Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.

— Сколько километров? — все пытался влезть в разговор мужчина. И опять на него не обратили внимания.

— Как, Федор?

— Пошли. — Федор поднялся.

— Так вы тоже в Буланово? Или куда?

— В Буланово, — сердито ответил Павел.

— Черт возьми совсем! — Мужчина потрогал в раздумье гладко выбритый, круглый, как пятка, подбородок. — Что же делать-то? Совсем не идут машины?

— Попробуй подожди, может, тебе повезет.

Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед тоскливым взглядом.

— К Нюрке опять собрался, — сказал Павел, когда вышли на улицу. — Водка в карманах… Гад.

Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.

— Всыпать разок хорошенько — перестанет ходить, — сказал он. Помолчал и добавил: — Нюрку только жалко.

— Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..

— Та-а… чо ты ее осуждаешь? Ихное дело… слабые они. А он, видно, приласкал.

Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:

— Э-э!

Их догонял ухажер.

— Ты глянь! — изумился Павел. — Идти хочет.

Федор ничего не сказал и не сбавил шага.

— Пошли!.. Иду с вами! — объявил ухажер таким тоном, точно он кого-то очень обрадовал этим своим решением.

Пошли втроем.

Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое под крыши, к камелькам. Под ногами путников громко взыкала мерзлая дорога.

— Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот восьмом году не метеор в тайгу упал, а люди какие-то к нам прилетали. С другой планеты, — заговорил Павел, обращаясь к Федору.

— Ерунда все это, — авторитетно заявил ухажер. — Фантазия.

— Что-то у них испортилось, и произошел взрыв — малость не долетели, — продолжал Павел, не обращая внимания на замечания ухажера. — Как считаешь, Федор?

— А я откуда знаю?

— По-моему, люди были, — сам с собой стал рассуждать Павел. — Что-нибудь не рассчитали… Могло горючего не хватить.

— Сказки, — уверенно сказал ухажер. — Народу лишь бы поболтать, выдумывают всякие теории.

Павел обернулся к нему.

— Есть поумнее нас с тобой. Понял?

Ухажер не понял.

— Ну и что?

— А то, что не надо зря вякать. «Сказки»…

Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмехнулся.

— Верь, верь, мне-то что.

— Каждый из себя ученого корчит… — Павел сердито высморкался. — Расплодилось ученых: в собаку кинь — в ученого попадешь.

Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ничего не сказал. Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык-взык, взык-взык… Ветер маленько поослаб.

Вышли за город. Остановились закурить.

— Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, пройдем логом — ферма Светлоозерская будет. От той фермы дорога повернет вправо, к реке… Там пасека попадется. А там километров шесть — и Буланово, — объяснил Павел.

Пошли.

— А ты чего в городе делаешь? — спросил вдруг Федор, оглянувшись на ухажера.

— Как?

— Где работаешь-то?

— А? По снабжению. — Ухажер расправил плечи, весело посмотрел вперед. Положительно у него были хороши дела. Он радовался предстоящей встрече.

— Воруешь? — поинтересовался Павел.

— Зачем? — Снабженец не обиделся. — Кто ворует, тот в тюрьме сидит. А я, как видишь, вольный человек.

— Значит, умеешь.

— А к кому в гости идешь? — опять спросил Федор.

Снабженец ответил не сразу и неохотно.

— Так… к знакомым.

— Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? — Павла взволновал вопрос: ворует этот человек или нет?

— Девятьсот восемьдесят. По-старому конечно.

— А семья какая?

— Четверо со мной.

— Жена работает?

— Нет.

— Давай считать, — зловеще сказал Павел. — Двое ребятешек — обуть, одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Жена… тоже небось принарядиться любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться — двести. Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот льешь. Так? На пропитанье клади пять-шесть сот — сколько выходит? А ты одет-то вон как — одна доха небось тыщи две с половиной…

— Две семьсот, — не без гордости поправил снабженец.

— Вот!

— Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело: увидел, что человек хорошо живет, — значит, ворует. Легче всего так рассуждать.