– И сколько же там было? – Райдербейт сидел, вцепившись пальцами в колени, и отрывисто дышал. – Сколько?
– Четыре или пять тонн. В ту ночь их должны были перегрузить с помощью грузовика с подъемником на самолет и переправить на Филиппины. А потом кораблем в Штаты.
– Сколько? Сколько наличными?
Мюррей посмотрел на потолок. Он располагал только тем, что ему сказал сержант, плюс слухи, которые распространялись в комнате служащих военизированной полиции.
– Около миллиарда, – медленно сказал он. – С большой буквы. Что означает американский миллиард, тысяча миллионов, хороших, законных банковских билетов, – Мюррей закрыл глаза, – плюс-минус несколько миллионов, – добавил он.
Райдербейт растянул в напряженной улыбке потрескавшиеся губы:
– Это очень хорошо, солдат. Действительно очень хорошо! Только непонятно, откуда твой приятель сержант знает, что там был миллиард, если он не считал?
– Он просто посмотрел на упаковки. Он сказал, что со временем набиваешь глаз на таких вещах. Как раз за месяц до этого, вечером, он стоял на посту в центральном транспортном комплексе. Подъехал «форд»-фургон, из него вышли два банковских охранника и попросили его присмотреть за фургоном, пока они выпьют по чашечке кофе в столовой. Они даже не закрыли двери, и пока их не было, сержант заглянул внутрь. Пол сзади был завален упаковками долларов, в этот раз новенькими, прямо из банка. Когда охранники вернулись, он спросил, сколько там денег. Они ответили – восемь миллионов долларов.
Райдербейт присвистнул:
– Судя по твоему рассказу, на этом летном поле проблемы с безопасностью.
– Сержант сказал, что они каждый день перевозят деньги таким образом. И это количество можно приравнять к одному полному чемодану. Но на складе денег хватило бы как минимум на сотню чемоданов.
Лицо Райдербейта было в тени.
– Один миллиард, – выдохнул он. – Боже правый! – потом последовала долгая пауза. – Боже праведный в аду! – воскликнул он. – Они не могут иметь в стране одновременно такое количество денег! Это безумие!
– Совсем не безумие. Они избавлялись от них. Это называют «выплеск». Тотальный отток валюты. Это делают в любой стране, где слишком много американцев и слишком велика экономическая нестабильность – эти понятия очень часто ходят парой. А кого уж действительно не разлить водой, так это американских солдат и доллары. Вы можете пытаться любыми путями регулировать валюту – запускать в оборот скрипы[14], заявлять, что держать доллары у себя не законно, – но зелененькие остаются на месте.
– Как чудесные весенние семена, – пробормотал Райдербейт, – распространяются во всех диких уголках планеты. Выплеск, отток валюты, да-а, я слышал об этом. Даже мечтал об этом. Каждые несколько месяцев ты собираешь всю наличность из всех банковских подвалов и частных сейфов страны и отправляешь все морем в Штаты. Потом печатаешь то же количество в скрипах и уповаешь на то, что черный рынок и рэкет перестали существовать, – он снова подался вперед, сцепив руки и улыбаясь распухшей физиономией. – Но они продолжают существовать, верно? Как старая проблема вирусов и антибиотиков, Во Вьетнаме дела со скрипами и черным рынком обстоят так же, как и с пенициллином и триппером. А ты знаешь, как распространен триппер в этой проклятой стране? – так сильно, что рискованно даже мастурбировать, – он начал раскачиваться взад-вперед, как в кресле-качалке. – Но миллиард долларов, – Райдербейт тряхнул головой. – Это слишком много, Слишком много даже для моего воображения.
– Почему? Забудь свою доморощенную венерическую философию и займись простой арифметикой. Американцы ведут здесь дорогую войну. Она обходится им в среднем, по последним подсчетам, в тридцать миллиардов долларов в год. Так что же странного в том, что три процента от этих денег циркулируют внутри самой страны?
– Мистер Уайлд, – неожиданно сказал Нет-Входа со своего места у двери, – если у какого-нибудь Джи-Ай[15], проходящего службу во Вьетнаме, найдут хотя бы одного Дж. Вашингтона, его отправят прямиком в тюрьму.
– Совершенно верно, – кивнул Мюррей. – Но, с другой стороны, когда бы я ни играл в покер с американскими солдатами, не было случая, чтобы мне отказали, если я хотел получить выигрыш в зелененьких. Доллары есть у всех, потому что снаружи всех интересуют только доллары. Они есть у всех от премьер-министра до мальчишки – чистильщика обуви. Вы знаете, что даже девчонки с Ту-До-стрит теперь не берут ничего, кроме зелененьких, даже на чай?
Райдербейт покачал головой:
– Бедные солдаты. Но полмиллиона Джи-Ай не могут иметь миллиард долларов.
– Не о Джи-Ай и речь. Я имею в виду большой бизнес: американские строительные корпорации заключают самые жирные контракты века, строят аэродромы, искусственные гавани, целые города, – и все с десятипроцентным возвратом гонорара федеральным властям. А этим ребятам платят не в пиастрах или скрипах, или еще в каких-нибудь монопольных деньгах. Существует еще много других компаний: французские, британские, тайские, японские, индийские, китайские, не говоря уж о торговцах золотом и наркотиками, и о тех вьетнамцах-патриотах с бесчисленными счетами в швейцарских банках, которые занимаются грязными делишками, пока рефери в Париже не свистнул в свисток и война не закончилась. Не волнуйтесь, во Вьетнаме сейчас долларов больше, чем в любой другой стране мира, кроме Штатов. А что касается Государственного банка США, для них доллар всегда доллар, грязный он или нет.
– Даже если им подтирал задницу Мао Цзэдун, – сказал Райдербейт, – потом он вдруг встал, ощупывая кончиками пальцев свое лицо. – Но один миллиард – это примерно четыреста миллионов фунтов стерлингов. По моим расчетам в 160 раз больше, чем ваше Великое ограбление поезда. А эти бедные трезвенники гнили в тюрьме тридцать лет за какую-то мелочь!
Он стоял напротив полуоткрытого окна и смотрел на уголок маленького жаркого города.
– Думаю, по юридическому счетчику мы можем схлопотать по пятьсот лет каждый. По британским законам. Или даже по американским. Только вряд ли это будут американские, да?
– Я не консультировался в верховном суде по этому вопросу. Возможно, что это сложная статья в международном законе.
– И, кроме того, это очень важно, если мы посмотрим на мрачную сторону вещей. Например, если Нас арестуют здесь, в Лаосе... – он повернулся, все еще почесывая челюсть, но теперь уже улыбаясь. – Ты знаешь, около года назад во вьентьянском аэропорту сперли кучу долларов. Банда французов. Ухватили три миллиона долларов, когда их грузили на один из наших самолетов «Эйр Америка» для отправки в Бангкок. Но они допустили ошибку: не подкупили местную полицию, и их заблокировали на дороге. Судил лаотянский суд, и знаешь, по сколько они получили? По три года с правом выхода из тюрьмы на выходные при условии, что они не будут выезжать из города. Их иногда можно увидеть в баре «Des Amis». Неплохая жизнь, если учесть, что половина денег не найдена. Я хочу сказать, если нас схватят, будет лучше... – Райдербейт отвернулся к окну и задумчиво продолжил: – Хотя меня удивляет, почему эти янки так стремятся переправить все эти деньги обратно в Штаты. Почему они просто не сожгут их, как Бензозаправка на своем заднем дворе?
Мюррея это тоже волновало, пока Чарльз Пол не объяснил ему в чем дело.
– Это очень дорого – переиздать четыре тонны наличных, особенно если это международная валюта. Если бы это были банкноты по 1000 долларов, особой проблемы бы не возникло, так как их регистрируют. Но стодолларовые и пятидесятидолларовые банкноты – другое дело. Гораздо дешевле выделить один самолет и оплатить груз до Сан-Франциско.
– И рискованнее.
– Может быть, в госказначействе просто скупы? Сэмми, мы были женаты на богатых девицах, и ты знаешь, что у богатых странный подход к мелочам. Их не беспокоят несколько «роллсов» и «рено», но они готовы экономить на дешевом шерри.