– Ну что ж, – продолжил Райдербейт, когда они спускались по лестнице, – думаю, мы можем считать себя партнерами, две пятых от миллиарда долларов – и мы поладим.

Им еще предстоял пятнадцатиминутный разговор в штабе USAID, который располагался на небольшой затопленной водой французской площади. Начался дождь. Они опаздывали на пятнадцать минут. Вертолет летел за ними от самого Луангпхабанга, и пожилой пилот с седеющим ежиком был взбешен из-за их опоздания, но не сказал ни слова.

Появление троицы не помогло. Веджвуд был ошеломлен; он сразу представил ужасный инцидент, связанный с местным населением, с которым по работе он был обязан жить в мире и гармонии до конца срока службы здесь. Но объяснение Райдербейта было настолько неискренне правдивым, что Веджвуд был окончательно обезоружен. По Райдербейту, они выпили слишком много преподнесенного им бурбона, что повлекло за собой небольшой кулачный бой, из которого Мюррей вышел победителем. В это можно было поверить, так как все ушибы Мюррея в основном были скорее в брюшной области, нежели в области лица.

Райдербейт был в прекрасной форме. Он предложил пустую фляжку пилоту вертолета, рассмеялся и извинился, потом предложил американцу деньги за бурбон, на что тот, отказываясь, беспомощно замахал руками. Все это время Жаки тихо сидела на стуле у стены с выражением скуки и легкого презрения на лице. Мюррей попробовал перехватить ее взгляд, но попытка не удалась, и он решил больше не пробовать. Потом они гуськом пошли за пилотом к вертолету – изящному скелету со стеклянным пузырем-черепом. Таиландцы так и не появились, «Бедолаги, – подумал Мюррей. – Вот что значит быть привилегированными».

Когда они удивительно спокойно, если вспомнить почивший С-4 6, летели через тучи, Жаки взяла Мюррея за руку. Никто этого не заметил. Райдербейт и Джонс погрузились в глубокий сон, пилот вертолета был занят управлением.

– Спасибо за то, что вы сделали, – сказала она. – Это было очень благородно, – а потом добавила: – У вас из-за меня много неприятностей, да?

– Нет. Ничего серьезного.

– Они избили вас, да?

– Не очень сильно, – сказал он и кивнул на распухшую физиономию Райдербейта. – Я его тоже избил.

Жаки сжала его руку:

– Он сумасшедший. И опасен. Ему должны запретить оставаться в этой стране. У него нет никаких принципов, он обыкновенный убийца. Он рассказывал о Легионе, но он ничего о нем не знает. Он знает только худших из них – накипь, подонков – немцев и выходцев из Восточной Европы, которые ничего не помнят и только знают, как убивать. Я презираю этих людей. Ненавижу их.

Хотя она говорила негромко, склонившись к Мюррею, в голосе ее было столько эмоций, что он прорывался сквозь шум двигателя вертолета. Мюррей не спускал глаз с Райдербейта и думал, не слышит ли их родезиец, пусть даже его африканский французский из рук вон плох. Но Райдербейт спал. «Интересно, какие кошмары являются ему во сне?» – подумал Мюррей.

Жаки поцеловала его в щеку и тихо промурлыкала:

– Извините. Мне следовало остаться.

– Вы ничего не смогли бы сделать.

– Но их было двое, еще этот негр. Я должна была остаться.

– Нет, нет, – разговор был бессмысленным: она не осталась, и говорить было не о чем.

А потом она преподнесла ему сюрприз:

– О чем вы говорили после того, как я ушла?

Мюррей отодвинулся от Жаки и внимательно посмотрел на нее:

– Говорили? – повторил он.

– Вы так долго там оставались, наверное, что-то обсуждали.

– Просто зализывали раны. Я неважно себя чувствовал, – Мюррей постарался улыбнуться, но что-то, должно быть, выдало его.

– Вас что-то беспокоит, – сказала Жаки. – Что-то не так?

– Ничего.

– Вы о чем-то говорили, и это вас беспокоит.

– Merde! Мы ни о чем не говорили. Подрались, и все. Подрались из-за вас.

Она вдруг крепко его обняла и снова поцеловала в щеку холодными губами, ее зубы коснулись его. У Мюррея сжалось горло и пересохло во рту, он попробовал сглотнуть. Сейчас он многое бы отдал за глоток бренди. Жаки прижалась к Мюррею и не отпускала. В ее поведении было что-то истеричное. Он попытался отодвинуться, но она быстро прошептала:

– Не уходи, не оставляй меня!

Мюррей не двигался, он не мог двигаться. Если бы он захотел оставить ее, было только одно место, куда он мог отправиться – на несколько тысяч футов вниз, в джунгли. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, она испытывает какую-то беспричинную страсть к нему, поэтому решил быть осторожным. Он предпочитал сам проявлять инициативу в этих делах. Женщина, первая делающая шаги навстречу, обычно «плохая новость», особенно если она состоит в несчастливом браке с американским агентом.

Райдербейт и Нет-Входа спали, Жаки все еще не отпускала его. Было около пяти часов. До Луангпхабанга оставалось совсем немного, и Мюррей с некоторым опасением подумал о том, будет ли вечером какой-нибудь транспорт до Вьентьяна. В королевской столице было только одно место, где можно было остановиться, – отель для туристов, построенный французами, и Мюррей уже думал о предстоящем вечере. Еще одна кварта виски, выпрошенная у местных американцев; трое мужчин и одна девушка; проблемы. И Максвелл Конквест должен начать интересоваться, что произошло с его женой.

И еще одна мысль пришла в голову Мюррею, она беспокоила его даже больше. Может ли быть так, что именно муж послал Жаки на «роллер-коастер», чтобы она обольстила его и шпионила за ним? Не были ли эти сцепленные руки и эта страсть очередной хитростью ЦРУ? Может, Максвелл Конквест что-то пронюхал и решил копнуть дальше?

– Почему ты отправилась на этот «роллер-коастер?» – спросил Мюррей.

– Захотелось.

– Но почему?

– Мне было скучно и нечем заняться.

Он почувствовал щекой ее теплое дыхание и вспомнил, как увидел ее на приеме в свой первый вечер во Вьентьяне, ее гибкое тело в темно-синем шелке... и Мюррею вдруг захотелось, чтобы в этот вечер не было самолетов из Луангпхабанга.

Он закрыл дверь изнутри и положил ключ на столик возле кровати. Под потолком со слабым постукиванием крутился вентилятор, в отеле было холодно и тихо. Стало почти совсем темно.

Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.

Самолетов на Вьентьян не было – ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец – датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.

Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:

– Дверь закрыта?

– Закрыта, – прошептал он, не шевеля губами. – Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.

Она согласно кивнула головой:

– Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?

– Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.

– Раздень меня, – сказала она, не двигаясь с места.

Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком – символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, – думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, – я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.