Санька сидел на подоконнике и уныло смотрел в окно. Он согнул ноги, обхватив их руками и положил голову на колени, блуждая взглядом по окнам многоэтажек напротив. Когда ему было плохо он всегда садился в такой позе на подоконник и смотрел в окно, прижимаясь спиной к торцу стены. Слева крепкие стекла их поливинилхлорида, справа — тюль и занавеска. Он один, отгорожен от остального мира, наедине со своими мыслями. А мысли эти очень невеселые. Нет, он конечно предполагал, что такое может произойти и с ним, и более того иногда мечтал, представляя что смог бы сделать в новом облике. Но когда его поставили перед фактом, он растерялся, а потом испугался. Занавеска плавно отошла в сторону. Санька обернулся, на него ласково смотрела мать.

— Сашок, — ласково потрепала она его по голове, а Сашка вяло отстранился, не любил он, когда с ним пытались говорить как с маленьким, — ну не переживай, многие твои одноклассники, через изменение прошли, и ведь ничего, живы и здоровы.

— Сейчас не говорят изменения, сейчас говорят — перекинуться, — поправил мать Сашка, — и совсем я не волнуюсь, ни капельки.

«Что перекинусь не волнуюсь, волнуюсь — в кого», — мысленно добавил он.

— Но если все же чуть-чуть… останься в Центре, время быстро летит, оглянуться не успеешь как обратно вернешься, — продолжала успокаивать его мать.

— Ну вот еще, — обиделся Сашка, — меня тогда все трусом называть будут.

«И еще слухи пойдут, в кого такого я перекинулся, если в Центре отсиживался», — подумал он.

— Мам, я лучше к Славке пойду, — свесив ноги с подоконника решил Сашка.

— Хорошо, но долго у него не задерживайся. Нам вещи еще собрать надо, — предупредила мать.

— Зачем? — удивился Сашка, спрыгивая с подоконника, — в Центр ехать только послезавтра. А вещи я быстро соберу, чего там собирать, как в обычную больничку.

— А еда? — спросила мать, — у них конечно все там калорийно, но вдруг тебе вкусненького захочется?

— Мам, — уже раздраженно ответил Сашка, — ну я же не знаю еще в кого перекинусь, вот когда скажут, тогда и принесешь, — он постарался быстро выйти из комнаты.

— Дурачок, я же хочу как лучше, вкусная еда и стресс снимает, это врач говорил, вспомни, — донеслось сзади, когда Сашка выбегал в прихожую.

— Я к Славке, — повторил еще раз Сашка, открывая входную дверь.

Славка, лучший друг Сашки жил в его доме, на несколько этажей ниже, так что ни переодеваться, ни надевать ботинки не требовалось. Спустившись вниз на несколько этажей, он позвонил в дверь. Сначала послышался звук открываемой двери, потом в глазок поглядели, выясняя кто это там звонит, лишь затем открылась старая металлическая дверь, обитая новым кожзаменителем.

— Хаюшки! — радостно поздоровался Славка, пропуская гостя, и закрывая за ним сначала первую, а затем и вторую дверь.

— Привет! — лениво ответил Сашка, проходя в прихожую, потом без приглашения в комнату Славки. До недавнего времени Славка делил комнату со старшей сестрой, пока она не вышла замуж и не уехала. В углу стояли картонные коробки, славкина сестра много вещей не успела еще перевести, а некоторые к великой радости младшего брата достались ему «в наследство». Например музыкальный центр и старенький компьютер.

Сашка развалился на диване, а Славка сел на стул, с интересом смотря на друга. Повисло неловкое молчание.

— Когда? — коротко спросил Славка.

— Послезавтра, — последовал не менее лаконичный ответ.

— А в кого?

— Если б знать…, — протянул Сашка и посмотрел в потолок, но кроме побелки и раздавленных на ней комаров ничего не увидел.

— Знаешь, я тебе немного завидую, — то ли правду, толи желая сказать что-то ободряющее протянул Славка, — вот станешь ты например чертом или оборотнем. И так мы этому Чудикову из шестого «В» так наваляем…

— Ага! — перебил его Сашка, — а через два месяца он нам. И потом кто знает в кого я перекинусь, — он тяжело вздохнул, — а вдруг в девчонку? Помнишь Малошова из третьего класса? Мало того что два месяца девчонкой ходить пришлось, да к тому же потом еще все дразнились.

— Ну есть и положительные стороны, — философски заметил Славка, — ведь если перекидываешься в девчонку то непременно красивую. Вон, Сидоров до перекидывания был обычным парнем, а девчонка из него вышла обалденная. Даже я чуть не влюбился.

— Ты мне может еще потрахаться в таком виде предложишь? — возмутился Славка, — нет уж, педерастом быть не хочу.

— А при чем тут педерасты, все естественно, — не смог не ухмыльнуться Славка. Но видя что Сашка не на шутку обиделся, сразу сменил тон на обычный, — да не переживай ты девчонками редко кто становится.

— Но становятся же, пусть и временно…, — Сашка глубоко вздохнул, — но например зайчиком быть тоже хорошего мало. Я одного понять не могу за что их так девчонки любят.

— Потому что белый и пушистый, — уверенно ответил Славка, — а еще уши прикольные, Глотова так теперь и называют — Пушистик. Уж сколько по морде от него за это огребли, но все равно — все морды не начистишь. Да и редкий это генотип.

— Ангелом тоже не хочется становится, — размышлял вслух Сашка, — Машка Красильникова год назад жаловалась, крылья мол тяжелые и неудобные. Помахать можно, а летать нельзя. Нет лучше черт или оборотень, на крайний случай лис или кот. И чего девчонки в чертей так не любят перекидываться, морда им видите ли с пятачком не нравится, и рога. Ну насчет рогов конечно верно, неудобно это и насмешки вызывают. А что вот они на свиной пятачок так взъярились — непонятно, у всех же перекинувшихся лицо слегка меняется. «Хвост некрасивый», а по моему нормально, с кисточкой на конце, зато им можно хлестнуть не хуже плетки. «Глаза красными становятся как у кролика альбиноса», но это и придает угрожающий вид. Помнишь как год назад Барашкин и еще трое старшеклассников сделали себе трезубцы. До этого случайно все трое перекинулись в чертей, а никому не сказали что перекидываться будут. Вроде как просто заболели. Потом ворвались вечером в актовый зал, когда там завуч лекцию о перекинутых толкала с криками «В ад грешники! В ад!». То-то девчачьего визгу было, даже завуч сначала испугалась, чуть под стол не полезла.