СЕРГЕЙ РОКОТОВ

Нечто под маской

Повесть

1.

... Все вокруг гудит и трещит... Страшный, чудовищный жар... Языки пламени уже лижут ей лицо. Огонь... Огонь... Огонь... Справа, слева, сверху, снизу... Нечем дышать... И больно, ужасно больно... Неужели она погибнет такой ужасной смертью? Почему? За что? Этого не может быть!!! Как страшно! Как жарко и как страшно! На ней горит одежда, на ней горит кожа! На ней горят волосы! Трещат деревянные балки, вот-вот готовые рухнуть вниз! Веселится, празднует свою страшную победу всемогущий огонь!!!

Но почему, почему никто не спасает ее? Почему никто не спешит к ней на помощь? Неужели её жизнь никому не нужна? Она же так молода, она ещё ребенок! Но сколько ей лет? Сколько же ей лет? Она никак не может вспомнить... Но зачем это нужно вспоминать сейчас, в такую страшную минуту? Какая разница? Ведь ей нечем дышать, она сейчас умрет жуткой смертью...

- Помогите!!! Помогите!!! - кричит она, и с ужасом понимает, что губы её шевелятся беззвучно, она не в состоянии произнести ни слова вслух... По-мо-ги-те!!! - тщетно пытается она произнести хоть слово, тщетно пытается она сделать хоть шаг по направлению к двери... Ни шага, ни звука... Только нарастающий жар и зловещий треск горящего дерева... И ужас, всепоглощающий ужас!!!

Как страшно, как жарко, как все это чудовищно несправедливо!!! Она же ещё так молода!!!

Но, однако, сколько же ей, все-таки, лет? Почему она так мучительно пытается это вспомнить, и почему она не может вспомнить такую простую вещь? Но надо же перед смертью знать, сколько ей лет... А она не может вспомнить... Ей больно, ей душно, ей страшно...

- Аааа!!! - душераздирающий крик наконец извергся из её уст, и она присела на кровати в холодном поту...

"Боже мой, боже мой, боже мой, как страшно...", - шумело, шелестело в мозгу... Было ещё совсем темно. Она сидела на кровати. Спутанные волосы прилипли ко лбу... Она сильно сдавила руками виски, попыталась прийти в себя. Но в голове продолжало шуметь и шелестеть... И никуда она не могла спрятаться от этого чувства всепоглощающего ужаса, который поглотил её всю...

"Это сон", - успокаивала она себя. - "Ведь это всего лишь сон... Я здесь, в теплой комнате, на своей постели... Скоро я встану, пойду пить кофе... И все будет хорошо..."

"А что именно будет хорошо?", - словно кто-то со стороны спросил её. - "Ты же совершенно одна, у тебя никого нет!!! Скоро Новый год, наступление нового века, нового тысячелетия, у всех праздник. А у тебя? Ты будешь встречать Новый Год одна, совершенно одна, в этой пустой квартире! Никто не пригласит в гости, и самой приглашать практически некого..."

"Ну и ладно, и ладно", - отвечала она сама себе. - "Некого и некого. И никто ей не нужен... Никто... Лучше одной, чем с такими людьми..."

Рита вскочила с кровати и подошла к окну. Приоткрыла занавеску... Пустой Комсомольский проспект, заснеженная дорога... Редкие машины, редкие пешеходы... Очень рано, практически ещё ночь...

Вид пустынной ночной Москвы, как ни странно, несколько успокоил её. Ей стало легче на душе. За окном обычная московская зимняя ночь... Все тихо и мирно. И главное - ничего не горит, не трещит, не обрушиваются с потолка балки... Все будет хорошо, все будет хорошо... А сколько ей лет, она прекрасно помнит, ей в январе исполнится тридцать один год. Она ещё так молода...

Рита поглядела на часы - ой, только половина пятого, такая рань, нет, надо ложиться спать... И все же в комнате довольно прохладно... Нет, под одеяло, немедленно под одеяло...

... Она нырнула под одеяло, но заснуть долго не могла. Ушел страшный сон, на смену ему пришла мучительная бессонница... Да и приснившийся сон не покидал ее... Ведь этот кошмар не может покинуть её никогда... Это постоянно повторяющийся сон... Потому что это БЫЛО... БЫЛО на самом деле, только давно, очень давно... Пожар, огонь, языки пламени, и руки, сильные мужские руки, вынесшие её из огня... Вынесшие из огня и вытолкнувшие из горящего дома... А затем... треск, грохот, обрушившаяся балка, исчезающий на её глазах в языках пламени дом... Их дом... И крик, жуткий крик того человека, который спас ей жизнь... А что было дальше, она не помнит, от пережитого ужаса она потеряла сознание и очнулась только в больнице...

... Доброе морщинистое лицо бабушки... Слезы, текущие по бледным щекам...

- Риточка, Риточка, как хорошо, что ты жива, внученька моя, - шепчет бабушка, всхлипывая и гладит её своей шершавой рукой по лицу.

- А папа? Что с папой? - спрашивает Рита.

Бабушка отворачивает лицо и плачет... И одиннадцатилетняя Рита понимает все. Папы больше нет. Он остался там, в этом жутком пламени.

... Мама Риты умерла от инфаркта, когда ей было шесть лет. И, тем не менее, она её хорошо помнит, помнит до сих пор.

... Маленькая деревянная дачка, построенная отцом на полученный им первый и единственный раз в жизни приличный гонорар за перевод большого романа с английского языка. Они прожили в ней более пяти лет...

Прошло почти двадцать лет с того страшного летнего дня... Но сон преследует её до сих пор... Как же избавиться от этого навязчивого кошмара?

Но не только сон тревожит её. Что-то еще, что-то непонятное, неуловимое. Почему-то в последнее время чувство тревоги стало нарастать. Рите стало казаться, что кто-то преследует её. На многолюдной улице, в толпе она вдруг ощутила на себе некий пристальный взгляд. Это ощущение стало повторяться. Один раз она вздрогнула и обернулась. Какая-то голова в черной спортивной шапочке, больших круглых затемненных очках и прикрывающим лицо темным шарфом нырнула куда-то вниз, в толпу. Но эта черная шапочка осталась у Риты в памяти, и когда она вспоминала эту шапочку, это резкое движение в сторону, ей почему-то становилось страшно и тревожно. Глупости, уверяла она сама себя, все это глупости, это нервно-возбужденное состояние тому виной, это одиночество тому виной, жуткое одиночество, её полная ненужность ни одному человеку на этой огромной неуютной злой Земле. После аборта, сделанного в двадцатичетырехлетнем возрасте, Рита уже не могла иметь детей. Да и не от кого было их иметь. С мужем, Степаном Балясниковым она развелась четыре года назад. Муж, тридцатилетний весельчак и бонвиван, проживал на Кутузовском проспекте в огромной пятикомнатной квартире со своей матерью, довольно известной поэтессой Ольгой Александровной Бермудской. В свое время молоденькая Ольга вышла замуж за генерала МГБ Балясникова, который был её старше лет на двадцать пять. Степан был поздним ребенком, балованным до какого-то дикого кошмара. Степан воспитывался даже не матерью, а всяческими няньками, домработницами, горничными, делая абсолютно все, что хотел. Семья жила сыто - генерал занимал при Сталине в органах высокие посты, имел кроме пятикомнатной квартиры дачу в Барвихе и черный "Мерседес". В пятидесятые годы его хотели было привлечь к ответственности за репрессии, но он сумел вывернуться. Генерал умер в семьдесят пятом году, умер скоропостижно, словно праведник, окруженный близкими, слугами, богемой, которую собирала у себя поэтесса Бермудская. Степе было тогда пять с половиной лет. Он почти не помнил отца. Лишь огромная фотография напоминала о нем со стены. Роговые очки, пронзительный взгляд, плотно сжатые губы... Впоследствии Рита прочитала о деятельности покойного свекра в мемуарах бывшего сослуживца генерала некоего Белицкого, эмигрировавшего на Запад - руки покойного были по локоть в крови. Но в семье был и оставался культ этого человека. "Егор Степанович, Егор Степанович", - произносилось с гораздо большим почтением, нежели Господь Бог. Его даже умудрились представить в качестве потенциальной жертвы кровавого вождя. И впрямь, в марте пятьдесят третьего, словно нарочно готовя ему литер на будущее, был подготовлен приказ об аресте Балясникова, чем он козырял вплоть до самой своей смерти. И богема, собиравшаяся в доме у генерала и его жены, делала вид, что верила в его порядочность.