- Обижаешь, Оленька, обижаешь... Неужели ты полагаешь, что я дурее тебя? - рассмеялся Шмыдаренко. - Я уже навел справки. Богатое дело затеяла, умница ты моя... И можешь рассчитывать на мою всемерную поддержку. Государственную премию я тебе организовал? Как я тогда все обтяпал, самому приятно вспомнить... Горжусь, врать не буду...

- Прекрати! - схватилась за голову Бермудская. - Болтаешь такое по телефону!

- Что, Оленька, нервы? Брось, не переживай, дела давно минувших дней... Иных уж нет, а те далече... Теперь-то что дергаться?

Бермудская вздрогнула, вспомнив, как незадолго до решения о присуждении Государственной премии, скоропостижно скончался явный фаворит в борьбе за премию поэт Ларичев, у которого Шмыдаренко работал литературным секретарем. Витенькины порошочки плюс полное доверие, которое оказывал Ларичев своему верному помощнику, сделали дело. Инфаркт Ларичева и премия Бермудской стали его итогом. За усердие Бермудская пробила любовнику квартиру в престижном писательском доме.

- Половина - это не разговор, - пробасила Ольга Александровна. Наглеешь, Андрей Алексеевич.

- Из уважения к тебе, из любви к тебе, Оленька, которая никогда не ржавеет, согласен на треть. Это последнее слово. Иначе, до свидания. Могу организовать тебе выступление по телевидению в передаче "Забытые имена".

- Выступай там сам! - рявкнула Бермудская.

- Я-то тут при чем? У меня и имени-то никакого нет и никогда не было, - радостно заявил Шмыдаренко. - Только о тебе и пекусь, старая моя подружка...

- Ладно, - усмехнулась Бермудская. - У тебя теперь молодая подружка имеется.

Шмыдаренко действительно недавно женился на двадцатитрехлетней девушке, о чем в первую очередь сообщил Бермудской.

- Что делать? Что делать, Оленька? Такова жизнь... Итак, каков будет наш с тобой договор? По рукам или нет?

- Согласна. Завтра приезжай, поговорим конкретнее. А сейчас скажу только одно - надо нейтрализовать и Дьяконова, и Федьку. Это твоя работа, Андрей Алексеевич. Все. Пока. Запиши, кстати, номер машины этого Дьяконова.

- Пока, Оленька, пока. Я все сделаю, как надо. Сама знаешь, моя работа всегда наивысшего качества. И я нахожусь в замечательной рабочей форме. Зря ты мне с самого начала ничего толком не объяснила, наплела с три короба, обидно даже. Неужели ты думала, что я настолько поглупел, что поверил этим басням? Да, талантливым человеком был папаша твоей будущей, на сегодняшний день, к сожалению, бывшей, но, надеюсь, опять будущей невестки. Я ведь тебе не зря его опусы подсунул, сам прочитал поначалу. Можно было все сделать по-другому, по-умному... А ты, со своей бабьей обидой... Несолидно было все сделано, Оленька, очень несолидно... Но все, проехало, лучше поздно, чем никогда... Пока, целую, пойду к молодой жене, а то она будет ревновать...

"Сволочь", - прошипела Бермудская, положив трубку. - "Мерзейшая поганая сволочь..." Однако, как выяснилось, без него никуда. Опаснее всего сидеть, сложа руки. Не менять же свои планы из-за какого-то там отставного мента Дьяконова и вздрыгов спившегося урода? И так дело зашло уж слишком далеко...

9.

- Да, вот такие они, оказывается, дела, - сказал Игорь Дьяконов, когда Бауэр при Рите рассказал все, что знал о планах Бермудской.

- Сволочи, сволочи, - рыдала Рита, не в состоянии поверить тому, что она услышала. Весь мир представлялся ей какой-то мерзкой помойной ямой или пустыней, кишащей дикими зверями и ядовитыми змеями.

- На этом моя миссия далеко не закончена, - пытался успокоить её Игорь. - Дел у нас невпроворот. Пока я вам ничего больше сообщить не могу, Маргарита Валентиновна, хотя кое-что у меня имеется, просто надо уточнить некоторые обстоятельства. А сейчас у нас одна задача - выпроводить вон вашего замечательного Степана. Вы согласны со мной?

- С этим я и сама справлюсь, - нахмурилась Рита, вытирая слезы. - А вы..., - повернулась она к Бауэру. - Я ведь видела вас у свекрови в доме, правда? Давно еще...

- Да, вы тогда очень испугались моего лица, - с горечью произнес Бауэр.

- Где вы так пострадали? - спросила Рита. Что-то происходило у неё в душе, что-то странное и таинственное. Сон сплетался с явью, она глядела на его обожженные руки, и воспоминания все сильнее и сильнее душили её. Простите, простите, Федор, я... Если я сейчас скажу что-то не то, простите... Это вы спасли меня при пожаре? Что же вы молчите?! Это были вы?!!!

Игорь тоже насторожился. Он присутствовал при некой страшной семейной драме, в которой было ещё так много неясного.

- Так вы или нет? Федор! Отвечайте, ради Бога!

- Я, - глухо раздался из-под вязаного шарфа голос Бауэра.

- Боже мой! Боже мой! Как я раньше не догадалась?! - вскрикнула, хватаясь за голову, Рита. - Но как же вы там оказались?

- Я не знаю, честное слово, не знаю, - задыхаясь, говорил Федор. Сколько лет я таил все это в себе... Поймите меня, самым страшным для меня было бы, если бы вы подумали, что это я поджег вашу дачу. Но это было какое-то безумие, какая-то агония... Бермудская поручила мне и своему отчиму Виктору Удищеву отвезти какую-то важную рукопись на дачу одному литературному критику и передать из рук в руки. Мы сели на электричку на Ярославском вокзале и ехали около часа, я даже не помню, на какой станции мы вышли. То есть, я помнил название станции, но потом все словно заволокло туманом. Мы шли по лесной тропинке около двадцати минут, потом Виктор зашел в какой-то дом, и там ему ответили, что он ошибся адресом. Он зашел в следующий, потом ещё в один, там повторилось то же самое. Он все матерился, бранился на Бермудскую, пытался найти телефон, чтобы позвонить ей, но из этой глуши позвонить было невозможно. Тогда он заявил, что больше искать не будет, и пусть она сама передает, раз не может точно запомнить адрес. На нашем пути как раз попалась какая-то забегаловка. Он предложил зайти и выпить. Я, разумеется, не отказался. Мы выпили водки и пива, покушали что-то. Когда мы вышли из кафе, уже начинало темнеть. Со мной происходило что-то странное, я сам не понимал, что творится... Словно я бредил наяву, кружилась голова все было, как в тумане. Но это не было простым опьянением, это что-то другое... Один раз со мной уже такое было, только не так сильно... Это... когда... ладно, неважно, - махнул рукой он. - Мы куда-то шли, Виктор все ругался, что потерял дорогу... А потом мы вышли на поляну, меня начало шатать, и я упал в стог сена. Проснулся от того, что меня тряс Виктор. Разбудил и велел идти за ним. "Собака, хлюпик, тварь", - поносил он меня на чем свет стоит. - "Толку от тебя ноль, прихлебатель... Все приходится делать одному... Пошли отсюда скорее!" Я обернулся и увидел, что неподалеку горит дом. До меня что-то начало доходить, слишком уж возбужденным был Виктор. Я отшвырнул его и бросился к горящему дому. А в нем... В нем плакали вы, Риточка. Я вытащил вас из огня, выкинул из дома, и тут на меня обрушилась деревянная балка, попала прямо на лицо. Я лишь успел зажмурить глаза... А вашего отца я спасти не смог...

- Вот сволочь-то..., - прошептал Дьяконов. - Показания против Бермудской дадите? - сурово спросил он Бауэра.

- Показания бы, разумеется, дал, только доказательств никаких. Да и двадцать лет прошло. Витька умер несколько лет назад. Одни мои слова...

- Сгодятся и слова! А теперь немедленно к вам домой, Рита! Они ведь и вас опоили чем-то, как бы вы иначе пошли в ЗАГС с этим мерзавцем, причинившим вам столько горя?!

- Покойный Виктор был аптекарем, - сказал Бауэр. - И, видно, очень изобретательным. Возможно, кое-что не учел со мной, подсыпал что-то в пиво или водку, когда я выходил на двор... А не учел он того, что я был запойным алкоголиком, и на меня его снадобье подействовало слишком сильно. Иначе бы мы с ним вместе поджигали ваш дом, Маргарита... И вряд ли бы я тогда полез вас спасать... Ведь удищевские порошочки - это что-то типа привитого безумия... На время, к счастью... Пока мы плутали с ним после пивнушки по закоулкам, я был способен на все, поначалу появилась дикая веселость, уверенность в своих силах, а затем к ней прибавилась какая-то агрессия, которая жгла меня словно огнем, желание жечь, бить, крушить... А потом внезапно дикая слабость...