– Отца зовут Два Медведя, имя матери – Поет Одна, – крикнул я. – Десять дней тому назад они поехали в ваш лагерь за священной трубкой Низкого Волка. Конечно, вы их там видели?

Они долго смотрели на нас, потом молча переглянулись. Наконец один из них, покачивая головой, сказал:

– Вы ошибаетесь, дети. Вашего отца нет у нас в лагере. Этой зимой он ни разу к нам не приезжал. А я знаю, что священная трубка по-прежнему находится у Низкого Волка. Два дня назад я сам видел сверток с этой трубкой.

Питаки уселась на землю и воскликнула:

– Они умерли! Отец, мать – оба умерли!

Она заплакала, а женщина сошла с лошади и стала ее утешать.

– Не плачь, девочка, – сказала она. – Должно быть, они потеряли лошадей в пути и пошли их отыскивать.

Она посадила Питаки на свою лошадь, и мы все спустились в ложбину. Питаки перестала плакать и повеселела, но я знал, что отец и мать погибли.

Когда добрый Не Бегун узнал от меня, что кайна не видели наших родителей, он побежал в вигвам вождя, а вождь тотчас послал за прибывшими кайна. Услышав от них самих, что моего отца и матери нет в лагере и они туда не приезжали, он приказал отряду Ловцов, входившему в общество Все друзья, немедленно отправиться на поиски. В тот же вечер Ловцы покинули лагерь. Их было сорок или пятьдесят человек, и к отряду присоединились все мужчины нашего племени, имевшие лошадей.

Они вернулись через пять ночей. Эти пять дней сестра не переставала надеяться, но я был в отчаянии. Я знал, какую весть принесут нам воины. Нет, быть может, была у меня надежда – слабая надежда снова увидеть отца и мать, но последний луч надежды угас, когда я увидел хмурые лица воинов, вернувшихся в лагерь и направлявшихся к вигваму вождя. Питаки и я, держась за руки, последовали за ними и слышали, как вождь спросил:

– Ну, что вы узнали?

Предводитель отряда ответил:

– Ничего. Мы не нашли их следов на тропе, ведущей в лагерь кайна, и на берегах рек Барсук, Береза и Брошенные Бревна. Мы побывали в лагере кайна. Там их нет и не было.

– Быть не может, чтобы мужчина и женщина с шестью лошадьми, вигвамом и поклажей пересекли равнину, не оставив никаких следов! – воскликнул вождь. – Хорошо ли вы искали?

Предводитель отряда терпеливо и кротко ответил старику:

– Ты забываешь, что с тех пор, как Два Медведя и его жена покинули лагерь, был сильный снегопад и дул теплый ветер. Я уже не говорю о том, что по равнине проезжают всадники и проходят бесчисленные стада бизонов и антилоп, которые могли стереть следы шести лошадей.

– Но что же случилось с ними? – спросил вождь.

Воины один за другим высказывали свои догадки. Мало ли что может случиться с людьми, путешествующими по пустынным равнинам! Теперь я думаю, что воины враждебного нам племени убили их, завладели их вигвамом и пожитками, угнали лошадей. Но тогда была у меня только одна мысль: все кончено, никогда не увидим мы наших родителей!

Вдруг я почувствовал, что рука Питаки выскользнула из моей руки. Девочка упала и долго лежала словно мертвая. Не Бегун взял ее на руки и отнес в свой вигвам, а я последовал за ним. Когда жизнь вернулась к ней, она стала оплакивать родителей и долго не могла утешиться. Я не плакал, но было мне очень тяжело. В течение многих дней и многих месяцев мы грустили, и тропа, по которой предстояло нам идти, была каменистой тропой.

Не Бегун и его жена сказали нам:

– Не грустите, дети. Мы бедны, но наш вигвам будет также и вашим вигвамом. Для вас мы сделаем все, что в наших силах. Мяса у нас много, и голодать вам не придется.

Да, мы не голодали: Не Бегун был хорошим охотником. Но в его вигваме жило девять человек: Не Бегун, его жена, пять дочерей, дед, бабка, и для нас двоих оставалось мало места. Время шло, и наконец дочери Не Бегуна дали нам почувствовать, что мы здесь лишние. Две старшие дочери, когда их отца и матери не было поблизости, корили нас нашей бедностью, подсмеивались над поношенной нашей одеждой, отдавали нам приказания, словно мы были рабами. Я не обращал на них внимания, но больно мне было видеть, как плачет Питаки, обиженная злыми их словами. Зная, что скоро придется нам уйти из этого вигвама, я искал человека, который согласился бы нас приютить.

Как-то вечером Не Бегун стал бранить своих дочерей за то, что они нас обижают. В соседних вигвамах слышали его громкий голос. И когда две старшие дочери в слезах убежали, к нам в вигвам вошла маленькая худенькая старушка, которую звали Сюйяки. У нее был красивый, певучий голос…

Она села у входа, как и подобает женщине, а Не Бегун воскликнул:

– Добро пожаловать, Сюйяки! Добро пожаловать в мой вигвам! Чем могу я тебе услужить?

– О, вождь! Добрый вождь! Исполни мою просьбу, отдай мне этих двух детей, потерявших отца и мать. Ты знаешь, мой старик умер; тень его бродит среди Песчаных Холмов. Мои дочери и сыновья хотят, чтобы я жила с ними, но я не могу покинуть мой маленький вигвам. Всегда я поступала так, как мне вздумается, и не могу отказаться от своих привычек. Отдай мне детей, вождь! Пусть снова зазвенит в моем вигваме детский смех. Обещаю тебе – я буду им матерью.

Я заметил, что голос ее дрожит, а по щекам струятся слезы; я посмотрел на Питаки: глаза ее сверкали, она с нетерпением ждала, что скажет Не Бегун.

Вот какой он дал ответ:

– Боги добры. Мы с женой полюбили этих бедных детей и знаем, что здесь они несчастливы. В нашем вигваме тесно, а дочери мои… ну, не будем говорить об этом. Перед твоим приходом я молился, прося ответа, что мне делать. А ты пришла и дала готовый ответ. Возьми их, если они согласятся идти к тебе.

Не успел он договорить, как Питаки воскликнула:

– Мы пойдем к тебе, Сюйяки! Да, да, мы согласны!

Она повернулась к своей постели и начала свертывать бизоньи шкуры. Все засмеялись, видя, как она спешит.

Старуха посмотрела на меня. Я молча кивнул головой. Говорить я не мог: не было у меня слов, чтобы выразить мои чувства.

Когда мы уходили, Не Бегун на прощание сказал:

– Сюйяки, корми детей досыта. После охоты я буду приносить мясо в твой вигвам.

Его жена дала нам мешок с сушеным мясом и жиром. Переселяясь к Сюйяки, мы покидали клан Короткие Шкуры, к которому принадлежал наш отец, и уходили жить также в очень большой клан – Одинокие Едоки. Я не знаю, почему предки дали этому клану такое странное название. Члены его никогда не уединялись для принятия пищи и нередко устраивали пиры.

Сюйяки ввела нас в вигвам, раздула огонь в очаге и воскликнула:

– Вот мы и дома, дети, мои дети! Мой вигвам – ваш вигвам! Я перенесу свою постель; теперь я буду спать справа от входа. Ты, сын мой, – мужчина, а мужчине полагается спать в глубине вигвама. Ты, дочка, расстели шкуры слева от входа.

Добрая Сюйяки приютила нас в своем маленьком старом вигваме. Вещей у нее было мало; несколько мешков с одеждой, домашняя утварь, принадлежности, необходимые для дубления кож, занимали мало места, и в вигваме нам было просторно. Когда умер ее муж, имущество его перешло к трем женатым сыновьям, а некоторые вещи были зарыты в его могиле. Не имея лошадей, Сюйяки перевозила свои пожитки на собаках; у нее было восемь собак, больших и сильных, походивших на волков.

Не Бегун, верный своему слову, снабжал нас мясом; сыновья и дочери Сюйяки также нам помогали и приносили шкуры бизонов и оленей; эти шкуры шли на одежду и постели. Моей сестре никогда еще не приходилось дубить кожи, но теперь она охотно принялась за работу и вскоре научилась делать кожу мягкой. С помощью Сюйяки она сделала для меня пару мокасин и, увидев, что мне они впору, расплакалась от радости. С тех пор я носил зимой и летом обувь, сделанную руками моей сестры. На зимнюю обувь шли шкуры бизонов, на летнюю – тонкая кожа.

Я тоже не сидел сложа руки. С Не Бегуном и сыновьями Сюйяки я ходил на охоту и помогал им разрезать туши убитых животных и переносить мясо в лагерь. В свободное время я учился стрелять из лука. Лук и стрелы подарил мне Не Бегун. О, как я был рад, когда убил первого кролика и принес его в наш вигвам! Я вступил в отряд мальчиков – Москитов. Москиты входили в общество Все друзья, впоследствии они становились хорошими воинами и охотниками. Обучали нас старики, и я никогда не пропускал ни одного Урока.