Кровать была не моей. Она была явно наспех сколочена из необструганных досок, а белье заменял песок.

Я сел, по-прежнему не открывая глаз, и нежные руки ласково обняли мои голые плечи. Руки были теплыми и мягкими.

Голова у меня закружилась. Меч выскользнул из рук. Я открыл глаза, но не смог сфокусировать взгляд – в глазах стоял туман.

Теплая вода полилась мне на спину. Раны моментально отозвались острой мучительной болью. Из меня вырвался крик, я упал навзничь, и неожиданно понял, что очутился в объятиях незнакомого мужчины – мой подбородок оказался у него на плече.

Я все же успел заметить, что нахожусь в очень необычной комнате – более странного места я и представить себе не мог. Когда-то роскошно обставленная, она теперь была искорежена и напоминала гигантскую опрокинувшуюся коробку с высыпавшимся из нее содержимым. Распахнутые створки стеклянных окон с витражами, изображавшими коралловых рыбок, висели прямо у меня над головой. Книги, колбы и бутыли, сваленные кучами, лежали вперемешку с обломками бревен, выпавшими кирпичами и кусками штукатурки. Там была и сломанная лестница, развернутая по горизонтали и заканчивавшаяся где-то в пространстве. Изображение Сюрат-Кемада на двери не пострадало, но теперь оно лежало на боку. Освещавший помещение фонарь свисал с его серо-зеленой морды.

Хозяин бережно уложил меня в постель, и я увидел перед собой седобородого мужчину. Он щурился от недостатка света, что еще больше подчеркивало избороздившие его лицо глубокие морщины. Какое-то мгновение его лицо светилось бесконечной радостью, сменившейся сомнением, а затем горьким разочарованием.

– Нет, – пробормотал он. – Это не он. Пока нет…

Я поднял руку и дотронулся до него, чтобы убедиться в его реальности, но он перехватил мою руку и положил ее мне на грудь. Затем он вручил мне отцовский меч, сомкнув мои пальцы на рукояти, и холодное лезвие меча легло на мою голую кожу.

Потом он произнес нечто совершенно невероятное:

– Я думал, что ты мой сын.

Я снова сел, на сей раз уже полностью овладев собой. Я убедился в том, что действительно был почти голым – вся одежда изодрана в клочья, а тело покрыто запекшейся кровью. От слабости у меня опять закружилась голова, но вцепившись свободной рукой в спинку кровати, я с трудом сохранил вертикальное положение.

– Но вы же не мой отец… – робко заметил я.

– Совершенно согласен, – кивнул он.

– Но я не понимаю…

Снаружи завыл ветер. Комната затряслась и закачалась, а стены заметно сдвинулись с места. Вокруг нас повалились новые куски штукатурки, деревянные обломки и… целый ливень человеческих костей; воздух наполнился пылью. Черепица градом обрушивалась мне на спину и плечи. Створки окон с шумом распахивались и захлопывались.

Мне вспомнилось жилище Сивиллы. Я в страхе посмотрел на своего собеседника, но тот лишь пожал плечами:

– Это скоро закончится. Не волнуйся.

Когда все наконец стихло, я представился:

– Я Секенр, сын Ваштэма, чародея.

Он зашипел, отпрянув от меня:

– Я боюсь тебя!

– Нет, – я покачал головой. – Я не чародей.

Я попытался все ему объяснить, но он замахал руками, запрещая мне приближаться.

– Ты и на самом деле могущественный чародей. Я знаю! Знаю!

Я пришел к выводу, что он сумасшедший. Ну что может быть удивительного в том, что я после всего пережитого встретился с сумасшедшим? Если он считает, что я чародей, нет никакого смысла переубеждать его.

Положив отцовский меч на колени, я скрестил руки на груди и направил на него, как я надеялся, суровый взгляд.

– Очень хорошо, я, чародей, повелеваю тебе рассказать все о себе.

Он с беспомощным видом развел руками.

– Чародей, я не знаю, с чего начать…

– Почему ты решил, что я твой сын?

Он подошел к разбитой статуе птицы и уселся на плоский скол там, где раньше была голова. Не ответив на мой вопрос, он просидел несколько минут неподвижно. Мне показалось, что он забыл обо мне, впав в прострацию. Я посмотрел в свисавшее с потолка окно и повертел в руках лежащий на коленях меч.

Наконец он вздохнул и спросил:

– Что ты знаешь о том месте, где мы сейчас находимся, чародей, сын чародея?

Я частично поведал ему свою историю, а он лишь снова вздохнул и сказал, что я действительно могучий чародей, хотя и невежественный.

– Ну, так просвети меня, – потребовал я.

– Твоя мать покинула тебя, – начал он, – потому что не могла пересечь границы Лешэ, Царства Снов. Из-за того, что ее не подготовили должным образом к погребальному обряду, она не может по-настоящему войти в Страну Мертвых. Ты должен усвоить: всего существует четыре Царства. Земля – это царство Эшэ мир живых. Наши сны рождаются из тумана над рекой там, где Страна снов граничит со Страной смерти. Мы видим во сне призраков неупокоенных, потому что они задерживаются в Лешэ, как и твоя мать. Дальше лежит Ташэ, истинная земля смерти, где все попадают в то место, которое им определил бог.

– А четвертое Царство?

– Это Акимшэ– священное место. В сердце бога, в разуме бога, среди яростных фонтанов, где рождаются звезды, целые миры и сами боги, лежит Акимшэ, святыня, которую невозможно описать. Даже великим пророкам, даже чародеям, даже самим богам не постичь высшей тайны Акимшэ.

– Но оно же находится внутри Сюрат-Кемада, – удивился я. – Я не понимаю, как…

– Разумеется, не понимаешь. Сам Сюрат-Кемад не понимает. Даже ему не дано постичь того, что происходит в Акимшэ.

Я моментально перевел разговор на другую тему.

– Я должен продолжить свой путь. Мне надо найти отца.

– Да, конечно. Я его знаю. Здесь он занимает видное положение.

– Ты… ты… его знаешь? – едва смог выговорить я.

В мыслях у меня была полная неразбериха.

– Он здесь в особой чести, так как он чародей, – сказал старик, – но он должен оставаться здесь, среди прочих слуг Сюрат-Кемада, как и любой другой слуга.

От волнения я вскочил на ноги. Остатки брюк свалились с меня. Я подхватил их и обернул вокруг пояса, постаравшись хоть отчасти придать себе приличный вид, но ткани в моем распоряжении оказалось не так уж и много.

Я едва стоял на ногах, тяжело дыша из-за потраченных усилий – каждое движение болью отзывалось в моих израненных боках.

– Ты должен отвести меня к отцу, – потребовал я.

– Я могу лишь указать тебе путь, – он грустно покачал головой.

– Где он?

Он указал вверх, на открытое окно.

– Там?

– Да, – подтвердил он. – Он там.

– Но… – Я прошел через комнату к двери, лежащей на стене боком, и распахнул ее, опустив створку к полу. В проеме я увидел густой… перевернутый лес – почва поднималась вертикально вверх, а деревья лежа ли на боку. Среди деревьев пряталась легкая дымка, похожая на утренний туман на рассвете. В ветвях порхали птицы всех цветов радуги, распевая на разные голоса.

Теплый влажный ветер обдувал мне лицо и грудь.

Седобородый положил руку мне на плечо и отвел меня от двери.

– Нет, – сказал он. – Ты никогда не найдешь отца, если выйдешь отсюда через дверь. – Он вновь показал на потолок. – Только тем путем.

Я начал неуклюже карабкаться вверх, все мышцы страшно болели. Правая ладонь, которой коснулись губы змееподобного стража, совершенно онемела.

Я зацепился за скульптуру бога, перекинув через нее руку. Затем подтянулся и уселся прямо на бок Сюрат-Кемада, свесив ноги.

– Ты так и не ответил на мой вопрос. Почему ты решил, что я твой сын?

– Это старая печаль.

Я просто не мог ему приказать.

– Ты можешь… рассказать мне об этом?

Он уселся на кровати, подняв на меня глаза.

– Когда-то давно меня звали Аукином, сыном Невата.

– Я жил далеко за пределами известных тебе земель – вдали от устья Великой Реки, за морем, среди людей, которых вы зовете варварами. У меня была жена. Я очень любил ее. Разве это не удивительно, даже для варвара? Но так оно и было. Когда она умерла, вынашивая моего первенца, и мой сын погиб в ее утробе, горе мое не знало границ. Боги моей родины не могли утешить меня – суровые духи лесов и гор, они ничего не смыслили в утешении. Поэтому я отправился в твою страну, вначале – в Город-в-Дельте, где я долго молился идолу Сюрат-Кемада и пожертвовал священникам немало золота. Но бог так и не ответил мне, а когда деньги кончились, священники отослали меня прочь. Так я начал странствовать вдоль Великой Реки, по лесам, по полям, по болотам. Высоко в горах я жил среди отшельников. У них я учился сновидению и хождению по снам. Они полагали, что научили меня получать удовлетворение от жизни, но я упорно цеплялся за свой дерзкий план. А заключался он в следующем: я стану могущественным сновидцем и исхожу всю Лешэ вдоль и поперек – вплоть до озера Ташэ и дальше – там я найду своего сына, так и не вступившего в мир живых, и вернусь вместе с ним. Всепожирающий Бог всегда возвращает к себе умерших – так что для моей жены нет надежды – но нерожденного, как я думал и думаю по-прежнему – быть может, никто и не хватится. Пока мне удалось выполнить лишь первую часть плана. Я здесь. Но я не нашел своего сына. Когда я увидел здесь тебя, живого, у меня на какой-то миг вновь возродилась надежда.