Женщина внутри вновь закричала, но крик вскоре оборвался. Мы с девушкой молча, глаза в глаза, смотрели друг на друга.

Прямо по прибрежной грязи я направился к лачуге, она последовала за мной. Добравшись туда первым, я откинул лоскутное одеяло, загораживающее вход.

Там, плача и дрожа, лежала женщина, наполовину придавленная чем-то темным, тускло блестевшим в полумраке. Я моментально отшатнулся, почувствовав ужасающий запах гниющей, разлагающейся плоти, но все же двинулся вперед, зажав нос рукой, – женщина тихо всхлипывала, а навалившаяся на нее тварь начала медленно подниматься.

Девушка у меня за спиной снова вскрикнула. Я оглянулся и увидел, что она упала на колени и принялась рвать свои длинные грязные и спутанные волосы.

Я попятился прочь от дверей. Темная тварь поднималась, преследуя меня, и снаружи в лунном свете передо мной предстал обнаженный, наполовину разложившийся труп мужчины, ковылявший ко мне на негнущихся остатках ног, и объятия его простертых ко мне рук – я понял это с первого взгляда – явно отличались недюжинной силой. Я видел множество его собратьев и прежде: призраки, которых призывал мой отец, и посланцы его врагов, которые дразнили его.

Но этот явно отличался от всех них. Он вновь бросался на меня, в то время как я упорно избегал его объятий, а на искаженном мукой лице и в глазах его было написано страшное отчаянье.

Я заговорил на древнем языке мертвых, на котором говорят в необозначенной ни на одной карте стране – в утробе Сюрат-Кемада, куда приходят люди всех наций, чтобы заговорить на этом едином для всех языке.

– Стой!

– Почему бы мне не разодрать тебя на мелкие кусочки?

Хлопнув в ладоши, я высек искру. Мертвец заколебался, почувствовав запах магии, но потом снова погнался за мной по берегу – то пробегая по мелководью, то вновь возвращаясь на берег, мы закружились в каком-то исступленном фантастическом танце, который мог кончиться в любой момент, если бы я потерял равновесие и упал, а труп накинулся бы на меня.

– Оставь нас! – закричал я. – Изыди навеки!

– Нет, пока не заберу свое по праву…

– Я могу помочь тебе. Я знаю дорогу…

– …мое навеки…

Женщина в хижине закричала, заставив младшую – ее дочь? – выйти из оцепенения. Она побежала в дом и вскоре появилась на пороге, поддерживая вторую. В тот же миг я убедился, что старшая – но совсем не старая – действительно была ее матерью: об этом говорил и одинаково удлиненный овал лица, и одинаково прямые длинные черные волосы.

При виде их мертвец утратил ко мне какой бы то ни интерес. Он начал медленно приближаться к ним, словно был уверен, что они не убегут, а они стояли в лунном свете, словно были уверены, что так и должно быть. Женщина постарше плакала. Младшая что-то кричала трупу, что-то быстро-быстро тараторила в отчаянии.

Я выбежал вперед, перерезав мертвецу дорогу, но удар тыльной стороной ладони заставил меня покатиться кубарем. Я поднялся, избегая быстро двигающейся руки, и закричал на архаичном формальном языке Страны Мертвых:

– Остановись! Заблудший, я знаю путь в страну теней. Я действительно был в Ташэ, где обитают мертвые. Я и вправду могу показать тебе дорогу.

При упоминании о Ташэ мертвец снова замер. Я поднял свою светящуюся ладонь к полуразложившемуся лицу, ослепив маслянистые черные глаза.

Тварь, словно колеблясь, посмотрела на меня и снова направилась к двум женщинам, но уже не так быстро.

– Отец! – закричала девушка. Это слово я понял. Оно совпадает во многих языках народов Реки. Пришла моя очередь застыть на месте от изумления.

Всматриваясь в мертвое, полное боли лицо, я начал понимать.

И снова рука, напоминавшая гибкий стальной прут, отшвырнула меня прочь, но я поднялся, и на моих испачканных грязью руках горел огонь.

– Я освещу тебе путь к Черной Реке, – я применял сложнейшие обороты языка мертвых, почти распевая слова. – Пойми, я был послан к тебе богами, самим Сюрат-Кемадом, богом-разрушителем, богом-деспотом, но богом милостивым и справедливым, чтобы проводить тебя домой. Я пришел как друг, как посланец страны вечного покоя. Не бойся. Слушай. Повинуйся. Я облегчу твою боль. – Я говорил с ним так нежно и ласково, как говорил бы с отцом, а тварь стояла и слушала, извиваясь. Женщины, воспользовавшись предоставившейся возможностью, пробежали у нас за спиной на высокий берег реки.

Должно быть, прошли часы. Пока я говорил с трупом, небо заметно просветлело. Глаза мертвеца заблестели в первых лучах рассвета. Возможно, он даже плакал. Он извивался и шатался, едва не разваливаясь на куски, но в конце концов сердито зашипел на меня:

– Я еще вернусь за своим. Не мешай мне, – а потом молниеносно нырнул в реку и скрылся из вида.

Я долго стоял на берегу, рассматривая разбегавшуюся рябь там, где он ушел под воду.

Лишь через несколько минут я обнаружил, что обе женщины стоят рядом со мной. Младшая положила руку мне на плечо. Я обернулся. Она обняла меня, затараторив что-то непонятное, очевидно, слова благодарности.

Я не знал, что сказать, даже если бы мог сказать что-то понятное для них. Я все еще не отошел от потрясения, вызванного внезапностью всего произошедшего.

Тогда кто-то внутри меня – Бальредон? Ваштэм? – прошептал:

– Секенр, есть одна игра, известная всем чародеям. Она называется танал-мадт, кости. Ты не бросаешь гадальные кости, как это делает прорицатель. Нет, ты бросаешь жребий внутри самого себя, и сам становишься этим жребием. Ты бросаешь свою жизнь на игровое поле Судьбы, а затем выходишь на улицу или идешь тропинкой по полю или лесу, или плывешь по морю – и все, кого ты встретишь, и все, что с тобой случится, было выброшено тебе на костях, это выпавший тебе жребий, который и не жребий вовсе; тебе кажется, что он внезапно резко меняет всю твою жизнь, но на самом деле ты лишь понимаешь то, что все это лишь часть общего узора, теперь внезапно раскрывшегося у тебя перед глазами. Секенр, я думаю, этой ночью ты играл в танал-мадт…

Я вновь представил себе лицо, исчезнувшее в грязи прежде, чем я успел разглядеть его, а девушка, явно встревоженная, затрясла меня за плечо, бормоча непонятные слова. Совершенно не требовалось знать язык, чтобы понять, что она спрашивает: «Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?»

Я потряс головой, вновь возвращаясь к своим собеседницам.

Мать что-то сказала с грустью и горечью. Дочь отпустила мое плечо и заглянула в глаза, словно умоляя опровергнуть только что сказанное ее матерью.

Мне оставалось лишь покачать головой и ответить:

– Страна Тростников.

– Арнатис? – переспросила младшая.

Арнатисфон, или иногда просто Арнат, так назывался Город Тростников – я знал это – в речи торговцев. Все, имевшие дело с иностранцами: хозяева постоялых дворов, купцы, владельцы лавок, полицейские знали единый для реки язык не хуже родного. Но я помнил из него всего несколько слов.

– Арнатис. Я Секенр.

Девушка – теперь я видел, что она всего на год-два старше меня, – присела передо мной в реверансе, как перед знатным вельможей. Ее платье было страшно рваным и грязным.

– Я Канратика. – Последовало еще несколько слов, которых я не понял. – Тика.

Вытерев грязные руки о штаны, я пожал ей руку, прежде чем успел сообразить, что делаю. Смущенный, я подался назад.

– Я приветствую тебя, Тика.

– Я приветствую тебя, Секенр. – Еще несколько незнакомых слов. Она повернулась к старшей. – Моя мать – Хапсенекьют. Ты… – Еще несколько слов… – Зови ее Неку. Я зову ее «мама». – Девушка нервно рассмеялась, словно это была шутка или ей просто надо было рассмеяться, чтобы забыть об ужасе, через который ей пришлось пройти. В какой-то миг мне даже показалось, что она вот-вот упадет в обморок.

Я повернулся к женщине постарше, немного склонив голову:

– Неку, я приветствую тебя.

– Ты… волшебник?..

Я смог понять всего несколько слов.

– Да, – сказал я.

– Ты помогать нам?