Я попытался сесть; они вдвоем ласково, но настойчиво снова уложили меня в мягкую постель.

Разве они не знали, кто я? Разве никто не рассказывал им, что я ужасный чародей, совсем недавно вырвавший сердце царя прямо у него из груди?

Очевидно, нет. Это не имело никакого смысла. Но я был на удивление слаб и не имел ни малейшей возможности сопротивляться им.

Память постепенно возвращалась. Я исподтишка вытащил руку из-под одеяла и обнаружил, что, во-первых, был абсолютно голым и, во-вторых, что мои раны затянулись. Я был чисто вымыт, надушен и пах благовониями.

Я сглотнул и снова попытался заговорить. Чернокожая приподняла мою голову. Бледнолицая дала еще сидра.

Вдруг за стеной раздался громкий топот. Забряцали доспехи. Створки дверей распахнулись, в комнату строевым шагом вошли четверо солдат, встали у стен и ударили копьями об пол, призывая к вниманию. Я увидел эмблему змеи у них на щитах и красные банты на рукавах.

Затем вошел герольд, объявивший гораздо громче, чем того требовали обстоятельства:

– Идет наследная принцесса!

Обе рабыни моментально спрятались за изголовьем кровати, а в дверном проеме показалась до боли знакомая фигура с завитыми волосами, одетая в расшитое золотом ярко-красное платье без рукавов. Золотые змеи вились по ее обнаженным рукам.

– Тика!

Забывшись, я рывком вскочил с постели. Простыня упала, обнажив меня до пояса. Я непроизвольно охнул, пытаясь прикрыться, и снова упал на спину, едва не лишившись чувств. Женщины-рабыни моментально возникли из-за спинки кровати, расправили покрывала и укрыли меня. Я спрятал забинтованные ноги под одеяло.

Тика чопорно и высокомерно вошла в комнату, глядя прямо перед собой и не обращая ни малейшего внимания ни на кого из присутствующих. Я заметил, что она сильно нагримирована и напудрена: темные тени вокруг глаз протянулись далеко к вискам – так что у меня возникла глупейшая ассоциация с двумя рыбинами, наклеенными с двух сторон на ее лицо.

Ее платье шуршало. Золотые ожерелья, в изобилии украшавшие ее шею и грудь, звенели.

– Тика?

– Ты болен, кроме того ты иностранец, поэтому я прощаю тебе нарушение этикета, Секенр. Но в будущем даже ты в присутствии посторонних должен называть меня «Ваше Высочество» или «Принцесса». – Она в первый раз обратила внимание на присутствие солдат, герольда и рабынь, взмахом руки повелев им удалиться. Герольд ушел первым. Четверо солдат, прикрыв за собой двери, встали снаружи, преграждая путь всякому, кто пожелает войти. Рабыни ускользнули через другую дверь.

Она улыбнулась и села на кровать справа от меня.

– Вот. Так-то лучше.

Я взял ее руку в свою. Она не сопротивлялась, лишь повернула мою кисть, чтобы рассмотреть шрам на запястье.

– Ты быстро выздоравливаешь, Секенр. Это типично для чародеев?

– Не всегда. Я… я…

– Да, Секенр?

Я не знал, что сказать. Между нами возник невидимый барьер. Я просто не мог подобрать слов.

– Не всегда.

– Значит, тебе больно?

– Не очень. Теперь уже нет. Но знаешь, мне кажется я так никогда и не научусь получать удовольствие от того, что я чародей.

Это была шутка. Я попытался засмеяться. Но она не прореагировала.

– Мама поражена и… немного встревожена. Она не ожидала, что ты совершишь то… что совершил.

– Она не давала мне никаких распоряжений по поводу того, что я должен был сделать.

– Тем не менее, обстоятельства вынудили ее действовать… более молниеносно и решительно… чем она намеревалась… Но, конечно же, она очень благодарна тебе, Секенр, и выполнит все свои обещания. Просто она недооценивала тебя. Она не думала, что ты способен на…

– Что случилось, Тика?

Она отпустила мою руку. Я убрал ее обратно под одеяло.

– Я надеялась, что ты объяснишь мне, – сказала она.

Пришло время масок. Я надел маску чародея, маску тайны.

– Возможно, вы восприняли события по-другому, чем я, – произнес я без всякого выражения. – Я этого и ожидал. Вы не видели того, что видел я.

Она вздрогнула и, отвернувшись от меня, заговорила, тщательно подбирая слова:

– Голова царя взорвалась, как переспевший арбуз. Повсюду была кровь. Всех присутствовавших забрызгало ею. Я до сих пор вспоминаю, как она полилась на меня. Кусок мозгов упал на пол прямо передо мной. А когда он уже был мертв, он встал на ноги и дергался в каком-то диком танце до тех пор, пока невидимый злой дух не вырвал у него сердце и не унес прочь. Все видели это, многие кричали… Один старик умер от испуга. Я тоже испугалась, испугалась тебя, Секенр, потому что ты способен на подобные вещи, ведь ты убил собственного отца… Я поняла, что совсем не знаю тебя.

Она тихо заплакала. Это поразило меня.

Лежа совершенно неподвижно, я поинтересовался:

– Но твоя мать в конечном итоге получила все, что хотела, разве не так?

– Да. Она сохранила трезвую голову, когда все остальные ударились в панику, и действовала так, словно это было предусмотрено ее планами. Так что все наши враги были арестованы или убиты, пока были слишком напуганы, чтобы что-то предпринять. Она прекрасно продемонстрировала, какой молниеносный и решительный удар способна нанести… Но все же в глубине души я уверена, она испугалась не меньше остальных. Однако она этого не показала и, воспользовавшись моментом, стала царицей.

– Значит, все довольны. Так в чем проблема?

– Нет никаких проблем, Секенр. Но моей матери, царице-регентше Хапсенекьют, в дальнейшем хотелось бы получше знать о твоих планах, чтобы больше не было никаких неожиданностей.

– Для меня все это тоже было неожиданностью, Тика.

Она резко повернулась ко мне. Наши взгляды встретились. Последовала длинная неловкая пауза. Я не мог понять ее мыслей. Между нами по-прежнему оставался барьер, словно то время, когда мы вместе плыли на барке, было отделено от настоящего тысячью миль Великой Реки.

Она поднялась, намереваясь уйти.

– Останься со мной, Тика. Расскажи мне о Дельте. Мне все здесь так непривычно.

– Мое присутствие требуется в другом месте, – вот и все, что сказала она мне.

Она хлопнула в ладоши. Солдаты распахнули двери, выпустили ее и двинулись следом. Я еще долго слышал звук их шагов, гулким эхом разносящийся по коридору.

Началась бесконечная череда сна и бодрствования, когда меня кормили самой легкой пищей две женщины-рабыни, не отвечавшие ни на один мой вопрос. Если я обращался к ним, они закрывали лица или качали головой, или просто испуганно отворачивались. Тогда я засыпал вновь и видел тревожные бессвязные сны, наполненные огнем, громом и ветром, в них что-то гигантское поднималось из неведомых глубин, словно великан пробуждался от своего вековечного сна.

Так прошло дня три, а на четвертый, ранним утром, за мной пришли два чернокожих раба. Один из них поднял меня с постели и поддерживал в горизонтальном положении, пока второй одевал на меня просторную черную мантию. Я осторожно наступил на израненную ногу, пошатнулся и чуть не упал, но раб подхватил меня и поднял на руки, как ребенка.

С полной уверенностью заявляю – ни одному из этих двоих новое поручение не доставило удовольствия. Подхвативший меня на руки дрожал, как лист на ветру. Второй с видимой неохотой прикасался даже к одежде, которая была на мне в день прибытия, а теперь, выстиранная и тщательно выглаженная, висела на вешалке рядом с кроватью. Но он сделал все, что от него требовалось: сложил мой причудливый камзол, рубашку, пояса, ленты с бантами и мои туфли в сумку. Он избегал встречаться со мной взглядом.

Я подумал, что рабу в его жизни редко доводится выбирать, что делать. Ему просто приказывают. А отличается ли хоть чем-то от его судьбы судьба чародея?

Эти двое пронесли меня по множеству длиннющих коридоров, один из них, с сумкой в руке, шел чуть впереди, открывая двери, распахивая занавески, возможно даже, как я предположил, проверяя, свободен ли путь. Мы так никого и не встретили по дороге, даже когда пересекали большие пустынные залы со сводчатыми потолками и множеством роскошных окон с цветными стеклами. Так же в одиночестве мы поднялись по лестнице, потом спустились, вышли наружу в прохладное утро, чтобы пересечь сад с фантастическими растениями, подстриженными в форме птиц, зверей и даже людей; они оборачивались нам вслед. Один раз я протянул руку, стараясь дотронуться до верблюда из листьев. Он возмущенно фыркнул и шарахнулся в сторону. Рабы ничего не сказали.