Затем меня подтолкнули к магическому зеркалу, которое Такпетор, скорее всего, принял за обычное, и я узрел себя во всем этом великолепии – по-моему, я выглядел ужасно глупо, как девчонка. В Стране Тростников мальчишки не носят серебряных булавок в волосах и колец с драгоценными камнями.

Я подумал, что выгляжу воплощением того Секенра, которого представляла себе Тика.

Подумав о ней, я почувствовал боль – вернее, какую-то странную смесь отвращения, тоски и страсти. Я не забыл Тику. Она была моим другом, а у меня за всю мою жизнь было не так уж и много друзей. Теперь же, я подозревал, их вообще не осталось.

По правде говоря, исследования занимали большую часть моего времени, но, сколько я ни пытался, я так и не смог больше встретиться с Тикой с тех пор, как она стала Высокородной Канратикой, наследной принцессой, я даже отправлял ей письма, но ни разу не получил ответа.

Что ж, если мне надо сейчас предстать перед королевой, я даже рад этому, так как и Тика должна быть рядом с ней.

Лекканут-На, продолжавшая бодрствовать в моем разуме, криво усмехнулась в зеркале.

– Это любовь, Секенр, – сказала она приглушенным голосом, вновь воспользовавшись моим ртом. – Хоть прошло и много веков, но я еще помню это.

Один из евнухов в изумлении глянул на меня. Я отвернулся, прикрыв рот рукой.

Минуту-другую я учился прогуливаться взад-вперед перед зеркалом, пряча свои скромные туфли под роскошной мантией Луны.

– Вот теперь я готов, – сообщил я Такпетору.

Лекканут-На наконец-то оставила в покое мое тело и удалилась на покой.

Я частенько ломал голову, каким образом дворец мог оказаться не творением магии, не воплощенным в жизнь сном и не трюком со множеством кривых зеркал, которые могут до бесконечности создавать все новые и новые формы, ни разу не повторив того, что уже было.

Либо так оно и было, либо я просто не привык к громадным зданиям со множеством помещений, где запросто мог заблудиться.

Евнухи повели меня по совершенно новому маршруту. Наша весьма впечатляющая процессия, которую возглавлял один из приближенных Такпетора, звонивший в крошечный золотой колокольчик, вначале прошла по садам. Зачем? Чтобы заставить всех расступиться и дать дорогу фавориту царицы или предупредить людей о приближении печально известного чародея? Я не стал мучиться в догадках.

Мы петляли между живыми изгородями и цветочными бордюрами, затем по парку, где росли деревья, с виду сильно напоминавшие камни и образующие стены, двери и парапеты с бойницами, которые подходили к самому дворцу, сливаясь с ним. Переход с улицы в помещение был задуман настолько тонко, что я даже не заметил его. В громадном зале, где каменные львы кольцом возлежали вокруг фонтана, к нам присоединилась группа вооруженных гвардейцев, маршировавших в такт колокольчику евнуха: по пять гвардейцев шли слева и справа от нас, пятеро двигались впереди, и еще пятеро замыкали процессию.

Солнечные лучи заставили маленькие стеклянные окошечки наверху загореться каким-то таинственным огнем, словно громадная змея свилась кольцами под потолком и ее чешуя ярко светилась на солнце.

Затем мы снова вышли наружу. Дневной свет ослепил меня. За стеной прижимались друг к другу крытые черепицей крыши, за ними возвышались черные четырехугольные башни. Между башнями поднималась в небо массивная струя белого дыма. Вдали кричала толпа, и били барабаны. Что-то определенно происходило. У меня не было ни малейшего представления что. Я столько времени провел в изоляции в своих апартаментах и в садах, что боги вполне могли переделать весь мир по своему усмотрению, а я стал бы последним, кто узнал об этом.

Крытый переход вывел нас в сырой холодный туннель под землей. Одна винтовая лестница за другой уходили в полумрак, а наш путь освещало всего несколько факелов. Я вспомнил о склепах, которые посетил Орканр. Но это были явно не они. Вода капала с потолка Воздух был страшно холодным, почти ледяным. Теперь я порадовался, что на мне была теплая мантия Луны.

Все остальные шли вровень со мной вместо того, чтобы подгонять меня или заставлять идти помедленнее.

Как только гвардейцы открыли две тяжелые квадратные двери, на нас накинулась целая стая летучих мышей, противно пищавших и метавшихся вокруг наших голов. Кто-то из евнухов завизжал и принялся отгонять мышей, размахивая руками, но солдаты хранили спокойствие, и я, чародей, тоже остался бесстрастным. Может быть, от меня ожидали, что я привычен к подобным вещам? Я так и не понял, шли ли мы этим путем из соображений безопасности или это была своеобразная проверка.

Но это не важно. Проверка еще предстоит мне, и уже довольно скоро.

Теперь мы постоянно двигались вверх: винтовая лестница, сменившаяся обычной, привела нас в длинную галерею с низким потолком. Сюда солнечный свет проникал сквозь узкие, от пола до потолка, окошки, просто вырубленные в стене и не застекленные. Я бросил на них беглый взгляд. Камешки на полу складывались в какой-то причудливый мозаичный узор, но я так и не разглядел его. В каждом оконном проеме возвышалась превышавшая человеческий рост статуя дельтийского царя, стоявшая в затененном алькове и смотревшая вниз на свой собственный алтарь. По дороге я насчитал их двадцать, тридцать, потом сбился со счета. Это место чем-то напоминало гигантскую клетку, а смена света и тени – прутья решетки. Каменные цари, казалось, ожили и наблюдали за нашей процессией. Я даже смутился под их пытливыми скептическими взглядами. И вдруг я замер на месте, вздрогнув от страха, когда узнал взиравшее на меня недавно отполированное лицо Венамона Четвертого.

Солдаты остановились.

– Здесь, в зале для аудиенций, мы должны ожидать появления Ее Величества, – возвестил Такпетор.

Лишь теперь я заметил трон в углу у дальней стены каменное кресло в алькове, стоявшее прямо перед мертвыми царями.

Царица Хапсенекьют вошла спокойно и торжественно с такого расстояния она казалась игрушечной фигуркой в изысканной, богато расшитой драгоценностями одежде, в окружении евнухов в бело-красном и дам в длинных платьях, солдат и трех советников-мужчин в юбках-кильтах и в сандалиях, с экстравагантным изобилием золотых пластин на одежде.

Евнухи Такпетора простерлись ниц. Он кивнул и сделал приветственный жест, коснувшись ладонью лба. Стражники вышли вперед, и мы с Такпетором приблизились к царице по коридору из щитов и копий.

Перед троном Такпетор упал на колени. Я тоже собрался это сделать, но он ощутимо двинул меня по ноге и прошептал:

– Нет, тебе этого не положено.

– Ну, извини, – прошептал я в ответ.

Я смотрел на царицу. Выражение ее лица было совершенно бесстрастным, а косметики на ней было столько, что, казалось, она надела маску. Я уставился в пол.

Такпетор скрестил руки на груди. Он трижды поклонился.

– О, Грозная Госпожа, моя Царица, я доставил к вам чародея Секенра, как вы и повелели.

– Секенр, – приказала царица Хапсенекьют, – подойди и сядь рядом со мной.

Ее голос был таким знакомым, настолько непринужденным, что в этот момент она показалась мне не царицей, а той госпожой, с которой я путешествовал по реке. Я поднял глаза. Наши взгляды встретились. Она улыбалась.

– Что? – вот и все, что я смог сказать.

Она указала на кушетку у своих ног. Я приблизился к ней с серьезным и таинственным видом, как и настаивал Такпетор, стараясь не запутаться в полах мантии.

Одна из женщин, сидевших на кушетке, повернулась ко мне, и ее драгоценности ярко сверкнули. Это была Тика. Ее лицо, как и лицо матери, казалось маской. Я так и не смог ничего прочесть в ее глазах. Она быстро отвернулась.

Я сел.

– Вот теперь мы втроем снова вместе, Секенр, – сказала царица. По ее знаку остальные дамы и советники поспешили удалиться. Тика придвинулась ко мне. Я взял ее за руку, совершенно не заботясь о протоколе. Она вздрогнула, негромко вскрикнула, сделалась еще более надменной, но крепко сжала мою руку. Никто ни чего не сказал.