– Отец, я не могу…

– Покончи с ним! Прежде чем он поймет…

И на самом деле заргати не был мертв. Он лишь считал себя мертвым. Его душа металась где-то в смятении, но она не ушла из тела окончательно, так что он еще мог прийти в себя и подняться.

– Покончи с ним!

Меня посетило видение – вся моя правая рука снизу доверху пылает, как факел, магическим огнем. Но подобное исцеление было иллюзорным, уж очень я делался после него уязвимым. Знай Собачья Морда мою историю, он мог бы попросту открыть у меня рану в боку.

Я нашел свой серебряный нож и неуклюже вырезал полоску из обрывков мантии чародея, а потом, как смог, зубами и левой рукой перевязал себе предплечье. Кровотечение не прекратилось, но, по крайней мере, стало не таким сильным. Я неуверенно поднялся на ноги.

– Ты сам знаешь, что тебе необходимо это сделать. Он бы сделал с тобой то же самое. Найди все что тебе нужно!

Я долго рылся в вещах Собачьей Морды, пока не наткнулся на острый металлический крюк – на таких обычно подвешивают туши в мясных лавках.

– Великолепно!

Меня затошнило от одной мысли о том, что неизбежно должно было произойти дальше.

– Сейчас не до сентиментальностей! Он приходит в себя! Он поднимается!

Я так и не понял, было ли это правдой. Я мало что видел. Лицо у меня было залито кровью. Глаза жгло.

Правая рука по-прежнему не слушалась. Действуя на ощупь левой, я крюком проткнул кожу побежденного чародея под подбородком, стараясь не повредить крупные кровеносные сосуды и сухожилия шеи. Я засовывал острие ему в рот, пока он не оказался у меня на крючке, как малек, которого используют вместо наживки – надо сохранить его живым, если собираешься удить и дальше.

Следующий этап был самым трудным. Он не должен был умереть. В столь плачевном состоянии я не смог бы противостоять ему, если бы его дух тоже вселился в меня. Он мог бы без труда захватить мое тело и одержать победу, даже несмотря на то, что я убил его.

Отец прекрасно понимал, какая опасность грозит нам с этой стороны. Он, один из могущественнейших чародеев, был просто ошеломлен подобной перспективой – прежде он никогда не ожидал ничего подобного от поверженного врага. К тому же враг этот был совсем не тем, кого мы хотели бы видеть в нашей маленькой компании, по крайней сейчас. Сила его магии была слишком впечатляющей, слишком похожей на нашу собственную.

Я попытался тащить Собачью Морду на крюке, но тот оказался слишком тяжелым.

– Произнеси заклинание! Открой дверь!

Мне пришлось произнести его, и телом завладел отец. Это Ваштэм с диким криком приступил к делу и поволок Собачью Морду из шатра. Орканр, Таннивар и все остальные на этот раз позволили ему на время завладеть телом. Они даже одолжили ему свою силу. Ваштэм раздвинул тьму и вошел в свет. Он открыл деревянную дверь и протащил Собачью Морду по деревянному полу.

Но потом именно Секенр с кружившейся от боли и потери крови головой стоял посреди слишком знакомой комнаты не в лагере заргати и не во дворце в Городе-в-Дельте, а перед открытым окном, выходящим на болота.

Птицы пронзительно кричали, кружа в утреннем воздухе.

Я отвернулся от окна, рассматривая Собачью Морду на полу, полки и шкафчики, кушетку в середине комнаты и застывшее во вневременье пламя, похожее на рыжую елочную мишуру.

Я находился в отцовском доме, в его кабинете.

Собачья Морда стонал, пытаясь освободиться от крюка. Я нагнулся и сильно рванул его на себя. Он захрипел и застонал.

– Продолжай, сын! Медлить нельзя!

Я оглядел комнату.

– Где нож?

– Я его потерял!

– Тогда найди другой! Живее!

Я отпустил крюк и пошел на кухню, где набрал целую пригоршню ножей для резки мяса и овощей. Когда я вернулся в кабинет, Собачья Морда сидел на полу, с мясом вырывая крюк из собственного подбородка, у меня едва хватило времени, чтобы сотворить над ним знак Живой Смерти и, наклонившись, вдохнуть ему в глаза магический огонь.

Он вскрикнул и упал на спину, глаза у него зашипели, вылезли из орбит и стекли по щекам.

Пока он лежал совершенно беспомощный, я содрал с него, живого, кожу. Пока он находился между жизнью и смертью, мы были крепко-накрепко связаны между собой. Я чувствовал его боль. Мы вместе кричали в голос, и я ощущал металл, скользящий по моей собственной плоти. Но отец и все остальные, объединившись, неустанно побуждали меня закончить начатое, я действовал лишь благодаря силе их воли, делая то, что не смог бы сделать сам.

Кровь моего врага была повсюду – она омывала меня, как волна прилива. Она загорелась ярким пламенем, пожирая угасающие остатки его волшебства. Я тоже весь горел, но это была лишь магия. Боль была достаточно реальной, но все же я не поддался ей.

Собачья Морда в действительности не умер. В конце концов я перекинул его свежесодранную шкуру себе через плечо, а он лежал передо мной, хныча и канючя, почти бесформенная масса, когда-то бывшая человеком. Он воззвал ко мне, на сей раз на языке Страны Тростников:

– Секенр, ради всего святого, будь милосерден, умоляю тебя, убей меня, даруй мне смерть.

– Ты прекрасно знаешь, я не могу этого сделать, – ответил я, на этот раз уже сам по себе, без всякого вмешательства со стороны тех, кто был внутри меня.

Оставалось сделать еще кое-что. Воспользовавшись отцовской коллекцией пузырьков и бутылок, я вылил определенные реагенты – кислоты и растворители – на то, что осталось от чародея заргати, Собачьей Морды. Он вопил, умолял и пускал пузыри, но я ни секунды не колебался и ни разу не отвлекся. Мною двигал не только страх перед отцом, но и четкое понимание того, что, если сейчас я не завершу начатого, моя собственная жизнь окажется в руках искалеченного и ослабленного, но далеко не лишившегося сил врага.

Я допрашивал его, и многое узнал. Собачья Морда, чьим истинным именем было Харин-Иша, что, как ни смешно, означало Душа Рыбы, ругался и бормотал, пока наконец не израсходовал всех своих бранных слов, а его тело не съежилось. Он кипел и таял, как кусок жирного мяса на раскаленном вертеле, пока в конце концов, применяя самые разные методы, я не уменьшил его, превратив в черное сморщенное существо, похожее на безволосую обезьянку размером не больше моего пальца. Оно пищало и извивалось, когда я ловил его щипчиками и сажал в бутылку, которую затем заткнул пробкой и запечатал воском. Я долго разглядывал это существо сквозь темное стекло. Оно билось о стенки бутыли, пока остатки его лица, которые были видны еще какое-то время, не расплылись совсем, превратившись в аморфную желеобразную массу.

Я поставил бутылку на полку. Отец громко заговорил вслух, воспользовавшись моим голосом.

– Мы продолжим эту интереснейшую дискуссию как-нибудь в другой раз.

А у меня в голове он сказал:

– В этом заключается важнейший принцип черной магии, сын мой. Убить чародея – значит оказать ему величайшую честь. Ты воздаешь ему должное, оценивая его по заслугам, когда присоединяешь его душу к своей. Но есть и чародеи, подобные этому, которые слишком опасны, слишком подлы и гнусны, так что убивать их было бы непростительной глупостью.

Я свалился на отцовскую кушетку, ту самую, где он когда-то лежал, а священники готовили его к путешествию в загробный мир. Я хотел только одного – спать. Я совсем ослаб, мне было плохо от ран и от осознания того, что мне пришлось сделать. Я свесил голову вниз, и меня рвало до тех пор, пока изо рта не пошла желчь, а мое тело в это время становилось все тяжелее и тяжелее.

Я с трудом стащил с себя мантию чародея. Она стала почти неподъемной от пропитавшей ее крови. Я сам был испачкан кровью с головы до ног, словно мне только что пришлось принимать кровавую ванну.

– Вставай, Секенр! Ты еще не закончил!

– Отец, пожалуйста… – мне хотелось остаться там навсегда. Я вернулся домой. Я мечтал забыть о Городе-в-Дельте. Мне хотелось заснуть там же, в отцовской мастерской. Меня совершенно не волновало, что там было – в бутылках на полках.