– И что теперь? – спросил я.

– Мы идем в Город, Секенр. Этой ночью там состоится грандиозный праздник: будут гуляния по случаю начала сезона дождей, а в этом году – еще и спасения города от заргати. Тебе придется хорошенько повеселиться, независимо от того, хочется тебе этого или нет.

Я пожал плечами. Ее не переспоришь.

– А теперь посмотри на себя в зеркало, – потребовала она. – Что ты видишь?

Я послушно подошел к зеркалу. На меня смотрел самый обычный юноша, который вполне мог оказаться и жителем Дельты, и жителем Страны Тростников, одетый вполне прилично, чтобы принадлежать к весьма уважаемой, хотя и не слишком богатой семье.

Внезапно изображение изменилось, и тысячи сияющих пятен поплыли во тьме, словно звезды, как их описывал поэт: пузырьки, плавающие в море вечности.

Но это были не звезды. Огоньки превратились в тысячи бумажных фонариков, вырезанных в форме птиц, необычных зверей или смешных лиц, протянутых гирляндами от крыши к крыше или поднятых в воздух на шестах. Тут был мужчина, одетый гигантским змеем с серебряными крыльями, там над толпой шел клоун на ходулях, а его костюм с развевающимися лентами сверкал, переливаясь всеми цветами радуги. Женщина в маске извивалась в неистовом танце, а ее платье, казалось, горело. Но в толпе было и множество буднично одетых горожан, много молодежи и бегавших и кричавших детей.

– Сюда, – сказала Лекканут-На, указывая моим пальцем на темный закуток за рядом бочек. Я протянул руку, схватился за обруч бочки и протащил себя сквозь зеркало.

Шум праздника подействовал на меня, как взрыв; в узких улочках эхо многократно повторяло музыку и смех. Я вышел из-за бочек. Никто не заметил моего чудесного появления.

Должно быть, я провел не меньше часа, просто глазея на празднество, на необычные костюмы и разнообразие масок, на идолов многочисленных богов и полубогов, которых несли на плечах их приверженцы. Бесконечная толпа напоминала море. Я позволил ее волне подхватить себя, и нас выбросило на одну из крупнейших площадей столицы. Я стоял неподвижно, прислонившись к столбу, любуясь огромными храмами с отполированными черными колоннами, отражавшими свет факелов, на гигантские статуи царей, героев и знати, которые в таком количестве возвышались на крышах, что казались еще одной празднично бурлящей толпой, взирающей на нас с небес. И еще казалось, что многие из них держат в руках звезды, но в действительности это были всего лишь фонари.

Кто-то сзади схватил меня за плечо; я вырвался, порядком испугавшись. Обернувшись и отступив на шаг, я оказался лицом к лицу с коренастым бородатым торговцем. На лице его играла широкая ухмылка, а в руках он держал кипу разноцветных масок с тесемками-завязками.

– Выбери одну, – велел он. – Для себя.

Не понимая, в чем дело, я все же последовал его совету. Я повертел маску в руках. Она была сделана из плотной бумаги, раскрашена и усыпана сверкающими блестками.

– С тебя одна рыба.

– Что?.. – опешил я. Возможно, в Городе-в-Дельте существовал какой-то не известный мне обычай менять маски на рыбу? Но у меня, конечно же, не было с собой рыбы, ни живой, ни мертвой.

(Внутри меня хмыкнула потерявшая от изумления дар речи, Лекканут-На.)

Продавец подчеркнуто нахмурил брови.

– У тебя что, нет ни одной? Увы, бедный мальчик.

– Я просто не понимаю, что вы имеете в виду.

– Ты не здешний?

– Нет, я из Страны Тростников.

Он снова комично нахмурился пожал плечами.

– Что ж, тогда, бедный мальчик из Страны Тростников, позволь мне объяснить тебе, что в Городе-в-Дельте всех волнует только такой вид рыбы…

Он подбросил в воздух мелкую монетку.

С момента прибытия в город мне ни разу не предоставлялся случай потратить деньги, но у меня с собой был кошелек на длинном шнурке вокруг шеи. Это подсказала мне Лекканут-На. Я вытащил его из-под рубашки и нашел в нем медную монетку, действительно, с изображением рыбы. Я понятия не имел, что это означает, а надпись в темноте прочитать не мог. Я даже не знал реальной стоимости этой монетки, но отдал ее торговцу который скрылся в толпе так быстро, что мне даже показалось – как я попытался пошутить про себя – не без помощи магии.

Пестрые ларьки и палатки с навесами заполнили все пространство площади подобно цыганскому табору – настоящий город в городе. Я бродил среди рядов и отдельных павильонов, выходя на площадки, где кувыркались акробаты, а силачи поднимали громадные тяжести. Меня особенно заинтересовал один из них – невероятно здоровый жирный детина, истекавший потом и громко хрюкавший, поднимая статую такого же здоровенного жирного мужчины с придурковатым лицом и корзинкой в руках. Толпа смеялась и хлопала в ладоши, в бронзовую корзину летели монетки. Иной раз кто-нибудь для смеха швырял туда камень. Атлет скалил зубы и шипел, но толпа лишь смеялась и хлопала еще громче. Как я понял, весь интерес заключался в том, что, если бы он уронил статую, все кинулись бы забирать свои деньги.

Хотя тяжеловес и блестел от пота, меня пробрала дрожь. Ночной воздух оказался гораздо холоднее, чем казалось вначале. Я пожалел, что не оделся потеплее.

Заплатив еще одну монетку-рыбу, я попал в павильон, не имея ни малейшего понятия, что там происходит. Музыканты, сидевшие на высоких стульях, играли на тростниковых флейтах. Жуткие калеки – кто без руки, кто без ноги – как черви, извивались в неописуемо страшном танце. Девушка примерно моих лет с печальным лицом безуспешно пыталась взлететь с помощью прозрачных крыльев. Недоразвитые руки – не длиннее моих пальцев – болтались у нее на плечах, крошечные кисти сжимались и разжимались.

(– Побочные продукты неудачных экспериментов с магией, – заявила Лекканут-На у меня в голове, – собранные здесь на развлечение толпы. Боюсь, для них это единственный способ не умереть от голода, но, если тебя не слишком прельщают подобные зрелища, пойдем-ка отсюда побыстрее.)

Я вышел из павильона и столкнулся с дюжиной юношей и девушек – аристократов, судя по внешнему виду. Они раскланялись самым изысканным образом что я тщетно попытался повторить. О чем они говорили, я так и не понял – нет, они не говорили на другом языке, просто я, вопреки их ожиданиям, не понимал слов. Одна девушка протянула мне дорогие подарки: какие-то драгоценности, серебряный кинжал, позолоченное зеркальце, а юноша продолжал задавать совершенно непонятные вопросы и ждал ответа.

Когда стало ясно, что я не в состоянии поддерживать беседу, девушка забрала свои дары.

– Он не от ветра, – сказал кто-то.

– И не из облака.

– И не из воды.

– Еще один мошенник.

Они ушли, покатываясь от хохота. Я снял маску и тупо уставился им вслед. Я так и не понял, что же произошло. Кстати, маска, как оказалось, имела форму рыбы. Рыба за рыбу, оригинально…

Я привязал маску к поясу. В небе надо мной неожиданно с грохотом взорвались тысячи разноцветных огней, и в течение нескольких мгновений там извивался крылатый дракон, вскоре исчезнувший в темноте. Хвост у него был раза в три длиннее туловища.

Толпа пришла в восторг от этого зрелища – все смеялись, хлопали и улюлюкали. Неподалеку заплакал ребенок.

Дракон был чудом, как я решил, но истинное чудо этой ночи состояло в том, что я смог смешаться с толпой, со всеми этими людьми, и никто не показывал на меня пальцем, не кричал в страхе, что среди них ужасный чародей, убийца королей, мальчик, запросто разговаривающий с трупами.

Нет, ничего подобного не было. Был просто мальчик, говоривший на языке этого города с акцентом жителя Страны Тростников.

Я чувствовал себя необыкновенно легко, я ощущал себя свободным, словно с меня упали тяжеленные оковы.

На радостях я потратил еще две «рыбины» на настоящую рыбу, обильно сдобренную пряностями и поджаренную на вертеле. Жир потек у меня по подбородку. Я вытер его рукавом.

Я немного посмотрел религиозную пьесу – ее исполняли ярко разодетые актеры в масках. Сцена располагалась на огромной повозке, которая медленно двигалась сквозь расступавшуюся толпу, и следить за развитием сюжета можно было, только идя за ней. Какое-то время я так и делал, но все равно понял очень немногое, хотя все действующие лица были достаточно типичны: крокодилоголовый мужчина, который, бесспорно, мог быть только Сюрат-Кемадом, дама в голубом – Шедельвендрой, Матерью Вод, ребенок с листом и сухой веткой в руке, символизировавший быстротечность времени.