Но в конечном счете Аэций вел безнадежную игру: чтобы продолжать ее, нужно было все время поднимать ставки, и, по мере того как провинция за провинцией уходила в счет уплаты, бремя, которое ложилось на оставшиеся части империи, становилось невыносимым.

Для римлян гунны были чрезвычайно опасным союзником. Благодаря завоеванию остготского королевства и покорению других германских племен к северу от Дуная гунны получили продовольственные ресурсы, достаточные для того, чтобы собрать свои распыленные силы и создать нечто вроде федерации кланов и племен под властью одного короля. Ужас, который внушали гунны, несмотря на свою сравнительно небольшую численность, был настолько велик, что их короли смогли добиться покорности народов от Кавказа до Балтики и угрозами заставить императора в Константинополе платить огромную дань золотом. По словам современного историка, гунны «перестали пасти скот и освоили более прибыльное занятие – пасти людей».[23]

В 450 г. король гуннов Аттила решил выступить против старых врагов – вестготов в Юго-Западной Галлии. В это же время при Равеннском дворе разворачивалась типичная непродуманная интрига, которая, как казалось Аттиле, обещала ему руку дочери императора и половину Западной империи в приданое. Все это переполнило чашу терпения даже такого старинного друга Аттилы, как Аэций. В 451 г. римляне и на сей раз союзные им готы разбили Аттилу в битве на Каталаунских полях в Шампани. Это сражение тут же было провозглашено поворотным пунктом в борьбе с ужасными гуннами, но уже на следующий год Аттила вторгся в Италию, и только эпидемия в войсках и внезапная смерть его самого в 453 г. спасли Запад от дальнейшего опустошения.

Но какими бы страшными ни были набеги гуннов для тех, кто их испытал, маловероятно, чтобы эти племена могли разрушить империю и заменить римскую власть своей собственной. При всей их храбрости и несомненной практичности в отношениях с римлянами они стояли все же на слишком низкой ступени развития. Кроме того, когда гунны двинулись на запад от Карпатских гор, а точнее, повернули на запад и на юг от Дуная, они потеряли обширные пастбища в евразийских степях, позволявшие им держать столь многочисленную конницу. Подсчитано, что на каждого вооруженного всадника должно было приходиться около десятка лошадей, иначе гунны не могли бы осуществлять «тактику кочевников», сметая противника конной лавиной. Ко времени битвы на Каталаунских полях они уже так далеко оторвались от степей, что оказались не в состоянии применить традиционную тактику. В пределах Римской империи их власть держалась преимущественно на терроре и личном авторитете того или иного удачливого вождя и его окружения.

Смерть Аттилы и раздоры между его сыновьями положили конец и этому. Все другие азиатские орды, вторгавшиеся затем в Европу, будь то авары в VI и VII вв., венгры в IX и X вв. или монголы в XIII в., сталкивались с теми же неразрешимыми проблемами, как только выходили из степей к Восточным Карпатам. Набеги этих кочевников на густонаселенные районы Европы были ужасающими, но они не могли продолжаться до бесконечности. И, как мы увидим дальше (гл. 2), разительно отличались от арабских завоевателей «Римского мира» в VII и VIII вв.

Историческая роль гуннов (которые ныне фактически исчезли со страниц истории) состоит в том, что они заставили германские племена поселиться в пределах Римской империи; тем самым германцы обрели стабильность. Атаульф, возможно, видел свою миссию в восстановлении «Римского мира»; другие германские вожди, вероятно, все еще признавали власть императора и находили удовлетворение в том, что получали римские титулы и могли жить в римских провинциях на правах федератов, союзников. В Галлии, Испании и (позже) в Италии они поделили латифундии с прежними римскими владельцами и продолжали эксплуатировать крестьян точно так же, как это делали римляне. В отличие от гуннов германцы не были кочевниками: они давно вели оседлый образ жизни, но, как правило, игнорировали власть императора в областях своего расселения. Вандалы, вытесненные вестготами из Испании, вторглись в Северную Африку (429). Спустя десять лет они захватили Карфаген, и императору пришлось признать их независимость. Однако более серьезным обстоятельством, нежели потеря Северной Африки, «житницы Средиземноморья», стало пиратство, которым занимались вандалы. Кодекс Феодосия II (свод законов, принятых в 438 г.) предписывал смертную казнь за обучение варваров строительству кораблей; однако этот мудрый закон невозможно было применить на деле. В 455 г. флот вандалов вошел в устье Тибра; они захватили Рим и увезли в Африку бывшую императрицу и ее дочерей.

Безусловно, римляне и германцы были разными людьми, и нигде это различие не проявилось с такой очевидностью, как в области религии. Пока германцы жили «за рубежом», римляне мало заботились об обращении их в христианство. Но когда те оказывались в пределах империи, их быстро убеждал принять новую веру – и в первую очередь сами германцы. Мы почти ничего не знаем о том, как это происходило и почему германцы так быстро принимали христианство. Одной из причин могла быть следующая: поселившись на римских землях и оказавшись в неизмеримо более цивилизованной среде, германцы обнаружили, что их племенная организация разрушается, а вместе с ней гибнет вера в традиционных племенных богов. С другой стороны, они, возможно, стремились сохранить свою расовую или этническую идентичность, принимая арианство (христианскую ересь), а не ортодоксальное христианство, которое исповедовали большинство граждан империи. Но, как бы то ни было, именно принятие арианства оказалось дополнительной (а порой даже и главной) причиной нелюбви римлян к германцам и отчужденности германцев от римлян. Арианство способствовало реальной независимости германских королевств в составе империи; вместе с тем такая ситуация позволила католической церкви на Западе существовать, не испытывая давления со стороны новых политических сил, и это обстоятельство было крайне важным для будущего.

В 454 г. император Валентиниан III казнил своего блестящего, но своенравного полководца Аэция, а год спустя убили и его самого. Следующие двадцать лет оказались периодом политического хаоса: не менее восьми императоров были возведены на трон и низложены – или по инициативе римской сенатской аристократии, или по наущению восточного императора. Двадцать третьего августа 476 г. германские отряды в Италии (которые составляли теперь основную часть римской армии) избрали королем своего командира Одоакра и низложили последнего западного императора Ромула Августула (правительство Августула отказалось выделить солдатам треть земель – именно столько получили римские «союзники» в Галлии).

Это событие означало конец Римской империи на Западе. Формально всей территорией империи отныне управлял восточный император Зенон. Фактически же Одоакр, ненавидимый римской аристократией и не признаваемый Константинополем, стал независимым правителем Италии.

У Зенона не было возможности отвоевать Италию, но он все же отомстил Одоакру. Остготы, побежденные и порабощенные гуннами, в конце концов, как и вестготы, двинулись в балканские провинции империи. В 488 г. Зенон убедил их вождя, Теодориха, выступить из Мезии (современная Сербия) в Италию. Со стороны императора это был ловкий ход: кто бы ни победил в Италии, Восточная империя по крайней мере избавлялась от последнего племени варваров, которое все еще находилось в ее провинциях.

К 493 г. остготы заняли Италию, Одоакр был мертв (его убил, по рассказам, сам Теодорих). Формально Теодорих как наместник императора получил титул патриция, но на деле он оставался так же независим, как и прочие вожди варваров.