Анна засунула два круассана в мини-духовку и бросила быстрый взгляд через плечо.

– Зено. Молодой гамбургский художник, пока еще не очень известный. Я совсем недавно купила эту картину. – Она подошла к холодильнику и достала масло, домашний сыр и ветчину. – Вы разбираетесь в искусстве?

Гость снял темные очки и положил их перед собой на стойку.

– Разбираюсь – громко сказано. Я просто знаю, нравится ли мне то, что я вижу, или нет. А вот Козимо – большой специалист. По сравнению с ним даже Гуггенхаймы – дилетанты. У него есть бездействующее винодельческое хозяйство в Кьянти-Классико. Вместо винных бочек там хранятся картины, купленные им за все годы его жизни. А поскольку времени было много, то картинами заполнены доверху все подвалы. Большинство полотен имеют огромную ценность. И многие из них изумили бы и взбудоражили весь художественный мир. Среди них есть как первые картины знаменитых живописцев Нового времени, так и полотна старых мастеров, уже давно считающиеся утерянными.

– А почему он не покажет эти картины общественности? – поинтересовалась Анна. Она поставила две чашки и чайник на стойку и стала разливать чай. – Он мог бы подарить их какому-нибудь музею. А еще лучше открыть свой собственный. Вместо этого он трясется над ними, как скупой рыцарь, и не может их обнародовать. Или он регулярно расхаживает под сводами своих подвалов и наслаждается своими сокровищами?

Ансельмо наблюдал за тем, как светло-зеленая жидкость лилась в его чашку.

– Разумеется, нет, – возразил он и сделал глоток. – Вы не должны судить Козимо по тому, что вам рассказали о нем Медичи. Все они совсем не знали его. И никогда его не понимали.

– Зато вы знаете и понимаете его.

– Да. В конце концов я провел с ним много времени, Анна. Очень много.

Анна взглянула на Ансельмо. Перед ней сидел молодой, симпатичный человек лет двадцати пяти, стройный, отлично натренированный. На экране он, несомненно, смотрелся бы так же хорошо, как и на ее кухне.

И все же его карие глаза выглядели старыми. Старыми, умудренными долгой жизнью и пронизанными меланхолией. Они немного посидели молча, друг напротив друга, и Анна почувствовала себя виноватой, сама не зная, в чем ее вина.

– Мне... очень жаль, простите меня, – произнес он, смущенно вертя чашку в руках.

– За что простить?

– За то нападение на вас. Тогда, в переулке. – Он кивком показал на ее грудь, и Анна невольно потянулась рукой к шраму. Гость опустил взгляд. – Я шел за вами. Козимо велел мне не спускать с вас глаз. Но в тот вечер... я допустил ошибку. У входа в переулок я выждал какой-то момент, опасаясь, что вы меня увидите. И в этот миг... – Он закусил губу. – Я не успел добежать до вас. Но я хотя бы спугнул парня, так что он не смог довести до конца свое гнусное дело. – Он посмотрел на нее. – Я понимаю, что это вряд ли возможно, но все же прошу простить меня.

Анна тоже взглянула на него и улыбнулась.

– Конечно, – мягко произнесла она, – ведь я тоже должна просить у вас прощения. Я узнала ваше лицо, когда вы склонились надо мной после покушения, и приняла вас за преступника. – Она пожала плечами. – Когда я наконец поняла, было уже поздно.

– Я благодарю вас, – произнес Ансельмо.

Они посидели еще какое-то время в дружном молчании, допивая свой чай.

– Мне надо передать вам документы для поездки, – сказал наконец Ансельмо, вынимая из внутреннего кармана своего пиджака узкую папку из черной кожи. – Здесь есть все, что вам понадобится: билеты, виза, адреса, карта Иерусалима...

Анна раскрыла папку и вытащила билеты.

– Гамбург – Франкфурт, потом на «Эйр-Израэль» до Иерусалима. – Она вдруг широко распахнула глаза. – Но это же нереально! Самолет уже в одиннадцать пятьдесят!

– Я же говорил вам, что график очень плотный, – с улыбкой возразил Ансельмо. Ей даже показалось, что ему доставляет удовольствие злить ее.

– Ведь я могу не успеть! Мне же надо одеться, собрать чемодан...

– Вам не понадобится много вещей, Анна, – перебил ее Ансельмо. – Маленького чемодана и белья на два дня вполне хватит. В субботу утром в половине десятого вы уже покинете Иерусалим. Но все подробности вы найдете в письменной инструкции, которую Козимо приложил к документам. – Он показал на запечатанный конверт. – Пожалуйста, откройте этот конверт только тогда, когда в аэропорту Франкфурта ваш самолет возьмет курс на Иерусалим.

– Ага. – Анна нахмурила лоб и повертела скрепленный печатью конверт в руках. – И что там внутри?

Ансельмо пожал плечами:

– Об этом я знаю не больше вашего. Я всего лишь курьер, который доставил вам послание моего синьора и учителя. Но поверьте, Козимо ничего не делает без достаточных оснований. – Он допил чай и поднялся. – Вам надо спешить, и я не хочу вас больше задерживать. Такси приедет за вами в десять.

– Похоже, Козимо и в самом деле ничего не оставляет на волю случая, – заметила Анна, провожая гостя к двери.

Он улыбнулся.

– Да, он перфекционист.

– А эликсир? Я получу его только в Иерусалиме?

Ансельмо покачал головой и снова сунул руку во внутренний карман пиджака. Вытащил маленький пузырек с пипеткой и сунул его Анне в руки. Она удивленно прочитала этикетку.

– Капли в нос?

– Таким образом вы сможете взять его на борт самолета, не вызывая никаких подозрений. Правда, – по его лицу пробежала улыбка, – желательно, не путать этот пузырек с настоящими каплями от насморка. На высоте десять тысяч метров последствия путешествия в прошлое будут малоприятны.

Анна посмотрела пузырек на свет. В коричневом стекле красная жидкость казалась почти черной. Вряд ли ее действительно можно спутать с обычными каплями, но она решила быть осторожной. Никаких капель от насморка она с собой точно не возьмет.

– Эликсир вечности, – торжественно произнесла она. – А его хватит? По-моему, его очень мало. Я, конечно, понимаю, что Козимо все продумал, но он точно уверен, что... Ансельмо положил ей руку на плечо:

– Не беспокойтесь, вы попадете в нужное время. В этом пузырьке находится именно то количество эликсира, которое необходимо, чтобы перенести вас в 1530 год.

Анна вздохнула. Сколько раз она вспоминала об этом эликсире за последние дни? Наверное, тысячу, не меньше. Часто все казалось ей наваждением. А теперь она стоит в собственной квартире и держит его в руках. Невероятно!

– Невозможно поверить, что эта капля жидкости...

– И тем не менее в ней таится огромная сила.

– Это опасно? – спросила Анна и тут же отчетливо услышала биение собственного сердца. – Я к тому, что Козимо что-то говорил о побочном эффекте. Я потом тоже... Ансельмо покачал головой:

– Нет, не в этой дозировке. Вам действительно нечего бояться, Анна.

Ансельмо был вор, мошенник. Почему она должна доверять именно ему?

Она открыла дверь.

– Еще один вопрос, Ансельмо.

– Да?

– Когда вы сами пили эликсир, вы уже знали о побочных действиях?

– Нет, но о многом мы догадывались.

– И все же вы сделали это. Почему?

– Из дружеских чувств, – с улыбкой ответил Ансельмо. – Даже если вы вряд ли поверите мне.

– И... и... – Анна вдруг начала заикаться. Впервые за всю свою карьеру журналистки она не могла сформулировать вопрос. В принципе совсем простой вопрос. – Я имею в виду, вы на себе испытываете мечту человека о вечной жизни, одну из самых грандиозных. Ну и как это – жить более пятисот лет?

– Долго, синьорина Анна. – Улыбка исчезла с лица Ансельмо. – Чудовищно долго.

Спустя несколько часов, сидя в салоне бизнес-класса авиалайнера, летящего в Иерусалим, Анна все еще не могла опомниться. Она это сделала. Наверное, она сошла с ума.

Проводив Ансельмо, она с быстротой молнии оделась, побросала все необходимое в маленький чемодан и села в такси, заказанное для нее Козимо ди Медичи. Сломя голову сорвалась из дома, соблазнившись фантастической историей и призрачной перспективой увидеть своего сына. Своего собственного сына, которого она родила пятьсот лет назад, когда, совершая очередное путешествие сквозь время, сделала остановку во Флоренции. Это было даже больше чем безумие, и поначалу она нисколько не задумывалась о возможных последствиях своей авантюрной поездки. Но лишь пройдя во франкфуртском аэропорту через рамку металлоискателя и подвергнувшись усиленному досмотру служащих израильской авиакомпании, она впервые усомнилась в здравости своего рассудка. Неужели она в самом деле была готова поверить в историю, которая была более чем подозрительной?