Я сделал отчаянную попытку собраться с мыслями.

— Ну… в общем… это колоссальная идея! — Я постарался вложить в свои слова как можно больше энтузиазма. — Я непре— менно куплю себе экземпляр. Пожалуй, даже несколько экземп— ляров и разошлю их своим друзьям.

— А я сделаю на твоем авторскую надпись, — снисходительно пообещал профессор. — Ей тогда цены не будет. Я напишу что-нибудь соответствующее случаю, что-нибудь вроде «Magniiicus sed поп superbus» — «Великий, но не гордый!» Это даст наиболее верное представление о ван Мандерпутце, кото— рый, несмотря на свою гениальность, остается простым, скром— ным человеком без особых претензий. Ты не согласен?

— Да почему? Вернее не скажешь! Только… профессор, мож— но мне еще раз воспользоваться есливизором, прежде чем он освободит место, необходимое для воплощения ваших гениальных замыслов?

— А! Ты хочешь узнать что-то еще?

— Да. Помните, в газетах писали о катастрофе лайнера «Байкал»? Я должен был лететь на нем в Москву, но опоздал…

— И я рассказал ему все.

— Гм, — хмыкнул он. — Так ты хочешь знать, что могло бы произойти, если бы ты не опоздал к вылету? Что ж, па этот счет есть несколько вариантов. Среди миров под знаком «если» есть один, который мог бы стать реальностью, успей ты вовре— мя, еще один, в котором корабль задержался бы на более чем пять минут, наконец, тот, в котором ты успел бы к лайнеру за пять минут предоставленной отсрочки вылета. Который именно тебя интересует?

— Последний. — Он показался мне наиболее вероятным. В конце концов, было бы слишком наивно полагать, что Диксон Уэллс сможет когда-нибудь обойтись без опозданий. Что каса— ется второго варианта… они ведь сами не стали меня дожи— даться, что в любом случае снимало с меня всякую ответствен— ность.

— Пошли, — буркнул ван Мандерпутц, Мы миновали физический корпус и, пройдя длинным коридо— ром, вошли в его захламленную лабораторию. Прибор по-прежне— му стоял на столе. Я занял место перед психоматом и воззрил— ся на экран. Перед глазами снова поплыли разноцветные тени, и в их изменявшихся формах и сочетаниях цветов я пытался разглядеть подсказку, которая подстегнула бы мою память, на— толкнула бы ее на события того памятного утра.

Наконец я увидел то, что хотел: уходящее вдаль слегка выгнутое полотно моста Стейтен-Бридж, с бешеной скоростью мчащееся мне навстречу. Я кивнул ван Мандерпутцу. Послышался щелчок, и есливизор заработал.

На экране появилось выжженное, без единой травинки, стар— товое поле. Любопытные вещи происходят с человеком, сидящим перед психоматом: все происходящее на экране он видит глаза— ми созданного им образа. Это придает странный оттенок реаль— ности тому, что на самом деле является лишь результатом ра— боты довольно примитивной игрушки. Я полагаю, что в какой-то мере это можно объяснить самогипнозом.

Я мчался по голой земле к сверкающему серебристыми крыль— ями ракетоплану, похожему на реактивный снаряд. Стюард у входа раздраженно махнул мне рукой. Я рванул вверх по трапу и влетел в корабль, люк захлопнулся под мое облегченное «уф-ф!» .

— Садитесь! — рявкнул стюард, указывая на свободное мес— то. Я упал в кресло. В ту же минуту от резкого толчка ката— пульты корпус содрогнулся, и, быстро набирая скорость, ко— рабль устремился в небо. Импульсные двигатели ревели беспре— рывно, затем, через какое-то время, их рокот перешел в приг— лушенное рычание, и я увидел в иллюминатор, как Стейтен-Ай— ленд провалился куда-то вниз и поплыл назад. Гигантская ра— кета взяла курс на Европу.

— Уф-ф! — снова вырвалось у меня. — Кажется, успел!

Я поймал на себе удивленный взгляд справа. С левой сторо— ны был проход, рассекавший ряды кресел надвое. Итак, я по— вернул голову и встретился взглядом с глазами — насмешливы— ми, пытливыми и несколько холодноватыми.

На меня смотрела девушка. Может быть, на самом деле она и не была такой очаровательной, как мне тогда показалось, но не надо забывать, что я смотрел на нее через подернутый дым— кой экран психомата. С тех пор я не раз пытался убедить себя в том, что она просто не могла быть такой очаровательной и милой, что все объясняется моей чрезмерной фантазией, услуж— ливо дорисовавшей недостающие детали. Не знаю. Помню лишь, что, совершенно обалдевший, не отрываясь, я разглядывал ее голубые глаза, шелковые каштановые волосы, маленький рот и дерзко вздернутый носик. Девушка слегка покраснела.

— Извините, — быстро сказал я. — Все… так неожиданно.

На борту ракеты, летящей через океан, всегда присутствует некая дружеская атмосфера, между пассажирами, собранными си— лою обстоятельств на ограниченном пространстве, поневоле возникают короткие отношения. Знакомства между сидящими ря— дом завязываются сами собой. Достаточно одному, почувствовав взаимное расположение, заговорить — и знакомство состоялось.

Мне кажется, наши предки, жившие лет сто назад, должны были испытывать нечто подобное, когда от правлялись в дли— тельное путешествие по железной дороге. За время поездки вы обретаете новых друзей, и все для того, чтобы потом — в де— вяти случаях из десяти — никогда больше с ними не встретить— ся.

Девушка улыбнулась;

— Так вы и есть тот человек, из-за которого нас задержали с вылетом?

Я честно признался ей во всем:

— Похоже, я болен хроническим недостатком времени. Даже часы начинают врать, стоит мне надеть их на руку.

Она рассмеялась:

— Не думаю, чтобы ваша ответственность за все происходя— щее вокруг простиралась настолько широко.

Она говорила истинную правду! Хотя, с другой стороны, мне всегда казалось невероятно раздутым число гольф-клубов, мальчиков, подносящих игрокам клюшки, и девушек из кордеба— лета, чей доход в значительной мере зависал от щедрости мое— го кошелька. Так или иначе, но в присутствии этой голубогла— зой девушки мне почему-то не хотелось вдаваться в воспомина— ния.

Мы разговорились. Выяснилось, что ее зовут Джоанна Колду— элл и что она летит в Париж. Джоанна была художницей — точ— нее, надеялась ею стать, а как известно, подлинное вдохнове— ние и настоящее, мастерство можно отыскать лишь в Париже. Ей предстояло пройти годовой курс обучения, и, несмотря на улыбчивый ротик и смеющиеся глаза, чувствовалось, что она настроена очень серьезно. Я также узнал, что ради этой поез— дки ей пришлось много работать, что она в течение трех лет откладывала деньги, иллюстрируя женский модный журнал, хотя на вид ей можно было дать едва ли больше двадцати одного го— да. Занятия живописью занимали в ее жизни важнейшее место, и я ее прекрасно понимал. Со мной однажды случилось нечто по— добное, когда я не на шутку увлекся теннисом.

Так что, сами понимаете, мы сразу почувствовали друг к другу симпатию. Я видел, что нравлюсь ей, в то же. время имя Диксон Уэллс явно не вызывало у Джоанны никаких ассоциаций с фирмой «Н. Дж. Уэллс Корпорейшн». Что касается меня, то ска— жу честно: после первого же взгляда ее голубых, искрящихся глаз для меня ничего вокруг больше уже не существовало. Я смотрел на нее не отрываясь, и часы пролетели, словно мину— ты.

Ну, вы знаете, как бывает в таких случаях. Я вдруг поймал себя на том, что зову ее просто Джоанна, а она меня Дик, и нам казалось, будто наше знакомство длится целую вечность. Я даже решил на обратном пути из Москвы специально сделать ос— тановку в Париже и встретиться с ней, и тут же заручился ее согласием. Говорю вам, эта девушка ничем не походила на рас— четливую Уимзи Уайт и еще меньше на жеманных, легкомысленных девиц нашего круга, у которых голова до отказа забита тряп— ками да танцульками. Она была просто Джоанной — с чувством юмора, сдержанной, не по годам разумной и потому обаятельной и прекрасной, как античная богиня.

По салону прошел стюард, принимая заказы на второй завт— рак.

Мы не верили своим ушам: казалось, прошло не больше соро— ка минут, а на самом деле мы проболтали целых четыре часа! Мы с удовлетворением ощутили приятное чувство душевного родства, выяснив, что оба обожаем салат с омарами и ненави— дим устриц. Это обстоятельство связало нас еще крепче, и тогда я авторитетным тоном заявил, что это не иначе как знак судьбы, на что с ее стороны не последовало никаких возраже— ний.