Бакалов долго молчал, потом укоризненно сказал:

— Ты все еще не до конца прочувствовал ситуацию, Таштемир. Меня убьют. Причем сразу, как только станет ясно, что их условия не приняты. И ты должен к такому известию приготовиться. Это убийство припишут тебе.

— Мне?!

— Что тебя удивляет? Это же элементарный ход. На большее наш Султанбаев не способен. Поэтому здесь, — Бакалов вынул из стола и положил перед Таштемиром магнитофонную кассету, — здесь все, что я предусмотрел и наговорил. В частности мое заявление, что к моей смерти ты не причастен.

Майор снова озабоченно взглянул на часы.

— Теперь о главном. Документы, которые я собрал, укомплектованы в два пакета. Первый получишь ты. Он находится в автоматической камере хранения в Койдале, на вокзале. Посылку туда помещал Калмыков Сергей Герасимович, мой друг, пенсионер. Ты с ним знаком. Постарайся позвонить ему сегодня. Он назовет две группы цифр. Первая — номер бокса. Вторая — код.

По тому, как Бакалов перешел к деталям предстоящего дела, капитан понял — время поджимает основательно.

— Для тебя зарезервированы билеты до Москвы в аэропортах Акжара и Кумкента. Как их получить, объясню. Когда и каким образом улетать оттуда, решишь сам. Помни — ты не простой пассажир. Будь предельно осторожен. Тебе предстоит ходить босиком по горячим углям, Таштемир, но ты этого пока не понял. Впрочем, может, и понял, но не почувствовал шкурой, что ли.

— Я видел, как ходят босиком по углям, — сказал Иргашев. — В Болгарии. Аттракцион такой…

— Для тех, кто наблюдает со стороны, это просто. Сам попробуешь — будешь иного мнения.

— Итак, я в Москве. — Иргашев вернул разговор в деловое русло. — Куда мне деваться с документами? В прокуратуру Союза?

Бакалов нервно сгреб подбородок в кулак и сказал с сомнением:

— Вряд ли это даст положительный результат. Ты сам знаешь — прокуратура на наших не замахнется. В первую очередь надо подключить к делу общественное мнение, прессу…

— Независимую или официальную?

— Ради бога, никаких независимых! — воскликнул Бакалов. — Чем больше газетчики кричат о своей независимости, тем страстнее они желают обратного. Нужно искать скандального журналиста. Вроде Невзорова. Короче, следует сперва создать фон, общественное мнение и лишь затем пускать в ход документы.

— Вы не доверяете Управлению по борьбе с организованной преступностью?

— Почему, там люди честные, но много идеалистов, вроде нас с тобой. Это факт. Им могут просто не дать заняться нашим делом.

— КГБ?

— Э, Таштемир! КГБ сейчас в положении старого мудрого кота. Он видит и слышит, как по ночам скребутся мыши, но прыгать на них боится. Чуть пошевелится — со всех сторон шипят: «А не тот ли это кот, что в тридцать седьмом ел белых мышей?!» — Я вас понял, Николай Александрович.

— Вот и чудесно. А теперь давай прощаться, сынок.

Бакалов встал, вышел из-за стола, подошел к Таштемиру. Положил ему руки на плечи и долгим взглядом посмотрел в глаза. Потом резко притянул к себе и обнял. Так же резко оттолкнул, спросил изменившимся голосом:

— Оружие есть?

— Прямо от вас зайду, получу.

— Нет, так не годится. Боюсь, наш план на этом и лопнет.

Майор выдвинул ящик стола, вынул оттуда пистолет Макарова, два запасных магазина и протянул Таштемиру.

— Владей. Кстати, оружие чистое. В баллистической экспертизе на него ничего. Теперь иди, да побыстрее, пока во внутреннем дворе нет никого.

Бакалов провел Таштемира в маленькую комнату, находившуюся рядом с кабинетом. Здесь стояла деревянная кровать с полированными спинками, невысокий буфет с чайным сервизом и маленький сервировочный столик на колесиках. Трудно сосчитать, сколько вечеров и ночей провел здесь Бакалов, не имея возможности из-за срочных дел уезжать из управления.

Пройдя к окну, майор показал Таштемиру на три дюбеля на раме решетки:

— Вытаскивай.

Тот стал подцеплять ногтем пузатые головки, пока решетка, скрипнув шарнирами, не открылась, как дверь. Открылась и тайна, о которой вряд ли кто знал в управлении.

Выбравшись наружу, Таштемир встал на карниз, а майор вернул решетку на место и снова вставил дюбели. Сделав широкий шаг, Таштемир ухватился за железную пожарную лестницу. Спустя минуту он прошел по внутреннему двору и оказался на задах хозяйственного магазина «1000 мелочей». Возле серого битого-перебитого в дорожных авариях пикапчика возился чумазый шофер.

— Салам, Алибек! — поздоровался Таштемир. Они были знакомы уже лет двадцать. — Подбросишь?

— Здравствуй, капитан. — Водитель выбрался из-под капота, вытер руки тряпкой и пригласил: — Садись, какой разговор.

— Нет, Алибек, ты меня упрячь в кузов. В кабине пусть завмаг ездит.

— Оперативная работа? — Алибек с пониманием поднял брови и открыл дверцы грузового короба. — Прошу, командир! Где высадить?

— Подвезешь к гастроному. Лучше со стороны хоздвора.

— Сделаем, капитан! — улыбнулся Алибек и приложил растопыренную пятерню к тюбетейке.

Пять минут спустя Таштемир вошел во двор магазина, заставленный деревянными ящиками и железными контейнерами. Пожал руку Алибеку и направился к телефонной будке, стоявшей на углу переулка.

Трубку сняли после третьего звонка.

— Сергей Герасимович? Здравствуйте. Я от Бакалова.

— Здравствуйте, — ответил глухой старческий голос. — Запомните. Тридцать семь. Пять. Шесть. Семь. Пять. Повторить?

— Спасибо, я запомнил.

— Минуточку, это еще не все. Для вас есть две интересные бумаги. Если сумеете — загляните ко мне.

— Сумею. Когда вам удобнее?

— В любое время. Я, знаете ли, домосед.

Начальник областного управления внутренних дел полковник Юсуф Салимович Султанбаев снял трубку телефона, стоявшего особняком на приставном столике, и резкими нервными движениями набрал номер.

Ждал, пока снимут трубку, нетерпеливо постукивая пальцем по бумажному листу, лежавшему перед ним.

Дождался ответа, изобразил улыбку, которая тут же погасла:

— Собиржон Кадырович? Султанбаев беспокоит. Ничего радостного. Связником оказался Иргашев. Да, тот самый капитан. Нет, Собиржон Кадырович, взять его не удалось. Да, не сумели. Сейчас разбираюсь, почему он ускользнул. Нам бы не мешало встретиться… Накопился ряд вопросов. Дело столь деликатное, что для их решения нужны ваши каналы…

Собеседник на другом конце провода что-то говорил полковнику, и тот слушал, все больше мрачнея. На лбу его заблестели крупные капли пота. Щеки, исчерченные сеткой морщин, глубина которых подчеркивалась густым загаром, нервно дергались. Видно было, что ему, человеку властному, знающему свою силу и возможности, непросто выслушивать то неприятное, что доносилось из мембраны.

— Да, Собиржон Кадырович. Хоп. Сделаем, Собиржон Кадырович. Приеду в девять, Собиржон Кадырович. Доложу лично. Хоп!

Положив трубку, полковник достал платок и вытер лоб. Несколько минут сидел, приходя в себя, потом вынул из стола мятный леденец и кинул его в рот: чертовски захотелось зажечь сигарету. Наконец, придя в себя окончательно, нажал кнопку вызова на селекторе.

Минуту спустя в кабинет вошел старший лейтенант Абдували Рузибаев — гигант, высокий, как минарет, и тяжелый, словно могильный камень, с кулаками, походившими на среднего размера дыни, с мясистыми щеками, блестевшими, будто медный таз для варки варенья. Откуда появился в управлении этот офицер и каковы его функции, никто толком не знал. Полковник знал и не особенно радовался, встречаясь с ним. Рузибаев представлял тех, кто постепенно овладевал безраздельной властью, и против его назначения в штат Султанбаев поделать ничего не мог: оно состоялось по приказу министра.

Подойдя к столу шефа, Рузибаев без разрешения уселся в кресло, достал сигареты, закурил. Но сигарета чем-то ему не понравилась и он выплюнул ее прямо на роскошный ковер, растер ботинком. Султанбаев следил за действиями старшего лейтенанта с тем же видом, с каким недавно говорил по телефону. В системе измерений, скрытой от чужих глаз, иерархия этих людей выстраивалась совсем в ином порядке, нежели ее определяли видимые всем погоны.