Андрей лежал на горячем песке, подставив солнцу прокаленную до цвета бронзы спину. С океана на берег тянул легкий ласковый бриз. Пахло йодом и преющими водорослями, которые на сушу выбросил ночной шторм. У самых ног, набегая на песок, умиротворенно шипели утратившие ярость волны. Солнце приятно согревало кожу.

«Значит, сегодня, — в который раз подумал Андрей, не в силах унять волнение, хорошо знакомое спортсменам, ждущим старта. — Что ж, может быть, даже лучше. Неизвестность часто бывает страшнее самой опасности. А тут сразу либо пан, либо пропал. Больше не придется переживать, волноваться…»

Андрей перевернулся на спину, запрокинул голову на руки и закрыл глаза, стараясь успокоиться. И все же ожидаемое успокоение не приходило.

Тогда он сел, расправил плечи. Зачерпнул полную пригоршню сухого, горячего песка и стал осторожно тонкой струёй пересыпать его на левую ладонь. Песок тек между пальцев как струйка воды. Песчинки, прилипшие к пальцам, сверкали на солнце золотыми чешуйками…

Стараясь отвлечься, Андрей попытался вспомнить Профессора — своего наставника полковника Корицкого. Постарался и не смог. Образ Профессора подрагивал, рвался и расплывался, как туман на ветру. Зато ясно вспоминались вещи Корицкого, его случайные слова, жесты. Андрей с удивительной точностью представил трубку Профессора, вырезанную в форме головы черта. Корицкий курил только у себя в кабинете, и трубка была единственным предметом на его рабочем столе. Этот стол всегда оказывался пустым, едва только кто-то входил к Корицкому.

Когда они виделись в последний раз? Кажется, давным-давно, а ведь по календарю всего только три года назад. Три года и восемь тысяч километров разделяли теперь Ученика и Профессора. Далеко, давно… Стоит ли вспоминать? Есть дела более близкие и более важные…

Андрей лениво перевернулся на живот, из-под руки внимательно оглядел пляж, потом мельком — море. Косой парус яхты маячил у самого горизонта. Это был легкий поворотливый швертбот. Андрей уже дважды видел его с достаточно близкого расстояния и хорошо запомнил приметы. Изящные обводы яхты сверкали коричневым свежим лаком, от кормы до носа по бортам тянулись ломаные линии фосфоресцирующих молний. У их оконечностей белела аккуратная надпись: «Moth» — «Мотылек».

Быстрый взгляд на часы. Стрелки почти сошлись на двенадцати.

Полдень. Начало самой жары.

Андрей вскочил, отряхнул песчинки с ладоней и ленивой походкой двинулся к лодке. Подошел. Взял в руки тяжелое весло, как штангу, расправил грудь, присел несколько раз, разминая ноги. Делая в упражнения, зорко огляделся по сторонам, замечая каждый пустяк, маломальскую мелочь.

Пляж выглядел пустынным. Только у редкого соснячка вдалеке от места, где начинался коренной берег, стоял белый спортивный автомобиль с откидным верхом.

Андрей сел в лодку и в два гребка отогнал ее от берега. Волнение прошло, его томило лишь ожидание.

Даже на экзаменах Андрей волновался сильнее. Сейчас он держался спокойно, уверенно. Только во рту сделалось сухо, и язык стал непомерно большим и шершавым. Но это могло произойти и от жажды, хотя пить он совсем не хотел.

Андрей судорожно сглотнул слюну и по-спортивному лихо, будто брал старт в регате, налег на весла. Примерно кабельтов гнал лодку резкими упругими толчками, потом сбавил темп.

Торопиться незачем. Все его действия расписаны по секундам. Только через десять минут (ни раньше, ни позже) он должен пройти мимо буйка, отмечавшего песчаную банку.

Кто разрабатывал детали плана операции, Андрей не знал, а раз ему это не сообщили, то интересоваться не следовало. Главное — выполнить все, как предписано. Об этом не раз предупреждал Корицкий. А он-то знал тех, с кем Андрею предстояло столкнуться, знал, какие трудности встанут на пути подопечного.

Корицкий… Этот человек всегда интересовал Андрея, но спросить о чем-либо личном Профессора никогда не хватало решимости. Да и не хотелось прослыть слишком уж любопытным. А сам Корицкий не касался своего прошлого. Вспоминал о каких-то деталях лишь изредка, когда его сердил Андрей, не выполнивший одно из каких-либо пустяковых заданий.

— Память нельзя терять! — говорил Профессор с чувством. — Память в нашем деле — и победа, и поражение.

Однажды, произнеся эту нравоучительную фразу, Корицкий замолчал, словно споткнулся на слове. Несколько раз пыхнул трубкой, посмотрел на Андрея пристально и сказал:

— Был со мной глупый случай. Проснулся в Женеве в отеле «У озера» и чувствую — все, пропал. У меня три паспорта. Три легенды. И вот вдруг забыл, кем был вчера вечером, когда снимал номер. Забыл, на каком языке разговаривал. День тогда выдался напряженный, трудный. Вымотался до предела, до края физических сил. Едва добрался до постели — рухнул в сон, как в могилу. Не зря говорят — бегу, значит, жив. Упал — пропал. Упал и я. Трудно поверить, но память отрезало как ножом. Что пережил, не опишешь. Лежу, вставать нет желания. Потом вошла о горничная. Произнесла «Гутен морген», и я воскрес…

Корицкий постучал пальцем по лбу.

— Берегите машинку, молодой человек. Берегите и тренируйте.

Андрей чувствовал, что Профессор любит его, заботится о нем, думает постоянно, но большего, чем обращение «молодой человек», в своих отношениях с учеником Корицкий себе не позволял.

Мельком взглянув на часы, Андрей похлопал веслами по воде, поднял их на борт и лег поперек банок, подставив живот и грудь солнцу.

Лежал, прислушивался к тиканью часов.

Потом вдруг сел, резкими гребками отогнал лодку мористее. Неподалеку от него, как спелый большой помидор на зеленой тарелке моря, покачивалась красная головка буйка.

Швертбот, склонив косой парус к самой воде, легко скользил по волнам, игравшим солнечными зайчиками, и контуры яхты подрагивали в зыбком мареве.

Еще несколько энергичных гребков. И опять взгляд на часы. Мимо, распушив седые усы бурунов, пронеслась моторка. Андрея обдало перегаром бензина, лодку качнуло набежавшей волной.

Андрей поправил темные очки, прикрыл ладонью подбородок и посмотрел вслед моторке. Увидел только загорелые плечи рулевого и белый шарфик на его шее.

«Наши», — подумал Андрей, во множественном числе определив своего единственного помощника, ко всему ему не известного, и сразу приналег на весла.

Медлить было нельзя.

Лодка шла вперед, легкая и послушная, как девушка в танце.

Андрей гнал ее туда, где только что виднелся парус. Сейчас море до самого горизонта было пустынным. И след моторки растаял, будто ничего не произошло, ничего не случилось.

А он знал — случилось.

Андрею стоило закрыть глаза, чтобы с кинематографической точностью представить, как и что именно произошло. Моторка с ходу рубанула желтый, покрытый лаком борт швертбота, исковеркала его, как яичную скорлупу, и умчалась так же внезапно, как появилась. В море теперь плавал яхтсмен — крепкий, спортивного склада мужчина средних лет. Андрей еще никогда не встречался с ним лицом к лицу, но мог узнать его даже среди толпы при случайной встрече.

Необычный способ знакомства люди предприимчивые избрали для того, чтобы у потерпевшего крушение в море не оставалось ни условий для выбора спасателя, ни возможности уклониться от встречи с ним.

Правда, именно обилие элементов случайности в операции больше всего тревожило самого Андрея. И тогда он высказал свое беспокойство Корицкому. Высказал, хотя опасался заметить в глазах Профессора блеск насмешки.

К удивлению, Корицкий отнесся к его тревоге на редкость серьезно.

— Много случайностей? — сказал он. — Что ж, давайте еще разок взвесим все действия вместе. Итак, нам известно, что большую часть своего отдыха интересующий нас человек — назовем его мистер Н. — проводит на спортивной яхте. Этот джентльмен регулярно, то есть каждый день в течение определенного месяца, часа на три-четыре уходит в море и остается там в одиночестве. Эти прогулки для мистера Н. стали делом привычным, и он относится к ним чрезвычайно спокойно. Значит, место встречи фактор не случайный, а закономерный. Далее. Телохранители, сопровождающие хозяина на суше и не отступающие от него ни на шаг, остаются во время морских прогулок на берегу. Пляж «Арена Рохас», откуда мистер Н. уходит на яхте в плавание, место пустынное и хорошо просматриваемое. Считается, что появление подозрительных о лиц там будет сразу замечено охраной. При этом в расчет берется только побережье. У охраны нет ни моторки, ни весельной лодки. Таким образом, что ж вы здесь, молодой человек, считаете случайностью? Столкновение моторки с яхтой? Вам не должно быть известно, случайность это или акт преднамеренный. Короче, вы просто окажетесь неподалеку от места аварии. В таких случаях это называется счастливой случайностью, разве не так?