— Похоже, мы держим путь в Амстердам? — предположил Хоук. Он приложился к бокалу шампанского и проводил взглядом молодую блондинку в обтягивающих шортах и майке. — Жаль, — вздохнул Хоук. — Копенгаген очень привлекательный городишко.

— Амстердам не хуже, — заверил я. — Тебе понравится.

Хоук согласно кивнул головой. Пошарив в бумажнике, я вытащил несколько английских фунтов и протянул их Хоуку:

— Неплохо бы тебе приодеться. Пока ты ходишь по магазинам, я займусь билетами. Деньги сможешь поменять на вокзале. Это здесь недалеко.

— Я поменяю их в отеле, малыш. Я бы хотел оставить свой обрез в номере, а не демонстрировать его в качестве аксессуара к новому костюму. Знаешь, вчера тут уложили двоих из какого-то обреза. Не жажду давать интервью датским полицейским.

Хоук ушел. Заплатив по счету, я направился к главному входу в Тиволи-гарденз. Напротив, через улицу, возвышалась громада главного вокзала Копенгагена, выстроенного из красного кирпича. Перейдя улицу, я вошел внутрь. Мне абсолютно нечего было там делать, но это был истинно европейский вокзал, и мне захотелось заглянуть в его чрево. Высокий арочный потолок центрального зала ожидания, поддерживаемый металлическими конструкциями, заботливо укрывал собой многочисленные ресторанчики, магазинчики, камеры хранения, ребятишек с рюкзачками и отражал волны разноязыкой речи. Поезда устремлялись по змеящимся рельсам в Париж и Рим, в Мюнхен и Белград. Вокзалу передавалось волнение приезжающих и отбывающих. Мне он очень понравился. Незаметно для себя я провел там целый час, вдыхая его аромат. Представлял себе Европу девятнадцатого века, когда вокзал был еще молод. Хотя и сейчас его пульс напоминал пульс здорового веселого человека.

«Ах, Сюз, — подумал я. — Ты должна побывать здесь, должна увидеть все это».

Потом я вернулся в отель и попросил администратора заказать два билета на утренний рейс до Амстердама.

В девять тридцать самолет голландской авиакомпании, круто развернувшись, взял курс на Голландию. Я уже бывал здесь раньше, и эта страна мне нравилась. Глядя из иллюминатора, я узнавал знакомые зеленые равнины, прочерченные ровными каналами. Мы пили ужасный кофе, который разносила стюардесса с невыбритыми подмышками.

— Терпеть не могу, — поморщился Хоук.

— Целиком разделяю твое мнение, — подтвердил я.

— Знаешь, кого она мне напоминает?

— Догадываюсь.

Хоук заржал:

— Я в тебе не сомневался, малыш. Так ты думаешь, Кэти в Амстердаме?

— Да черт ее знает. Другого я не придумал. Этот вариант лучше, чем Монреаль. Сюда ближе добираться, да и адреса, взятые из двух источников, совпадают. В конце концов, она могла и в Дании остаться. Или улететь в Пакистан. Все, что нам остается, это просто проверить.

— Как скажешь, хозяин. Ты платишь, я работаю. Где остановимся?

— В отеле «Мариотт», рядом с Рийксмузеум. Если обстоятельства позволят, я свожу тебя туда посмотреть Рембрандта.

— Да на кой он мне сдался! — отреагировал Хоук.

Загорелась табличка «Пристегните ремни», и самолет, еще раз сбросив высоту, через десять минут коснулся земли. Здание аэропорта сверкало огромными стеклами и напоминало аэропорт в Копенгагене. Мы сели на автобус. Он довез нас до вокзала Амстердама, который сам по себе был неплох, но уступал собрату в Копенгагене, а оттуда на такси мы добрались до отеля «Мариотт».

«Мариотт» относился к сети американских новых отелей, был по-современному спроектирован и нашпигован техникой, но сохранял очарование континентальной Европы.

Мы с Хоуком сняли номер на двоих на восьмом этаже. Не было причины скрывать наши отношения. Кэти и Пауль уже видели Хоука, и если теперь мы будем их искать, то они будут опасаться его.

Распаковавшись, мы отправились искать адрес, указанный в паспорте Кэти.

Большая часть Амстердама застраивалась в семнадцатом веке, дома вдоль каналов выглядели как на картинах Вермеера. Улица, которая отделяла дома от канала, была вымощена булыжником и окаймлена деревьями. Мы двигались по Ляйдсестраат в сторону Дам-сквер, пересекая кольцевые каналы: Принценграхт, Кайзерграхт, Хееренграхт. Грязно-зеленый цвет воды не портил впечатления. Какие бы машины ни попадались на нашем пути, все они были маленькие и скромные. Нам встретилось множество велосипедистов и просто прохожих. Вдоль каналов сновали лодочки, чаще туристические прогулочные, с застекленными надстройками. Большую часть прохожих составляли молодые люди с длинными волосами, в джинсах, с рюкзаками, без признаков пола и национальности. Если судить с этой точки зрения, Амстердам, по общему утверждению, считается столицей европейских хиппи.

Хоук пожирал все это взглядом. Шагая почти бесшумно, погруженный в свои мысли, он, казалось, прислушивался к звукам, живущим внутри него. Я заметил, что люди инстинктивно, не задумываясь, уступают ему дорогу.

Ляйдсестраат считался торговым районом. Магазины выглядели респектабельно, а одежда в них была самой модной. В витринах красовались делфтский фаянс и подделки под него. Нам попадались магазины сыров, книжные лавки, рестораны. Целые ветчинные окорока манили прохожих. Жареные гуси соседствовали с корзинками, полными черной смородины. На площади у Минт-Тауэр шумел рыбный рынок.

— Попробуй вот это, Хоук, — предложил я. — Ты ведь любишь рыбу.

— Сырую?

— Да. Когда я был здесь в последний раз, люди чуть не дрались из-за нее.

— А ты почему не ешь?

— Не переношу рыбы.

Хоук купил сырую селедку прямо с прилавка. Продавщица тут же вычистила ее, посыпала репчатым луком и подала Хоуку. Хоук осторожно откусил.

Потом улыбнулся.

— Неплохо, — сообщил он мне. — Не требуха, конечно, но довольно вкусно.

— Хоук, — прервал я его рассуждения. — Полагаю, что ты даже не знаешь, как выглядит настоящая требуха.

— Вы правы, босс. Я ведь вырос на птичьем молоке и витаминах. Ведь так, по-вашему, питаются в гетто.

Хоук доел селедку. Сразу за рыбными прилавками мы свернули налево и пошли по Калверстраат. На улице властвовали прохожие — никаких машин, чтобы не отвлекаться от магазинов.

— Похоже на Гарвад-сквер, — заметил Хоук.

— Да, куча магазинов, торгующих обувью «Фрай» и джинсами от «Ливане», дополненными блузками в деревенском стиле. А какого черта тебя понесло на Гарвард-сквер?

— У меня была одна дамочка из Гарварда, — объяснил Хоук. — Очень умная.

— Студентка?

— Обижаешь, старик. Я что, похож на воспитательницу из детского сада? Она была профессоршей. Говорила, что моя жизненная сила возбуждает ее. Понял?

— И как же ты нашел общий язык с ее собакой-поводырем?

— Что ты понимаешь? Она не была слепой. И находила меня великолепным. Называла меня ласково «мой дикарь». И считала, что Адам должен был выглядеть так, как я.

— Господи, Хоук, — прервал я его воспоминания. — Меня сейчас вырвет.

— Да, я знаю. Это было ужасно. Мы не смогли долго выносить друг друга. Она была для меня роковой женщиной. Хотя очень ничего в постели. И зад такой мощный. Верно говорю.

— Да я не спорю, — сказал я. — Ну вот, думаю, мы пришли.

Мы остановились перед выносным прилавком книжного магазина, на котором громоздились сотни книг и журналов. Еще больше этого добра было внутри. Множество книг на английском языке. Вывеска на стене сообщала: «Три суперэротических сеанса каждый час». Стрелка указывала куда-то в глубину магазина. На дальней стене красовалась такая же вывеска, только стрелка ныряла вниз.

— И какие же книжечки здесь продают? — заинтересовался Хоук.

Выбор был широк: от книг Фолкнера и Томаса Манна до книг на английском, французском и датском. Я приметил Шекспира и Гора Видала, соседствовавших с пачками журналов, на обложках которых обнаженные женщины были скручены цепями, веревками, вожжами и другими путами, так что за ними невозможно было разглядеть тело. Можно было приобрести «Хастлер», «Тайм», «Пари матч» и «Гей-лав». Эту особенность Амстердама мне было трудно постигнуть. У нас такие порномагазины располагаются в особых районах, их еще поискать нужно. А здесь книжный магазин, который специализируется на клубничке, занимает место между ювелирным магазином и кондитерской. И торгует творениями Сола Беллоу и Хорхе Луиса Борхеса.