Глядя на то, как старик разжигает бензиновый туристский примус и ставит на него котелок, Макс сделал несколько движений рукой, разжав и сжав пальцы. Хотел проверить — все ли у него в порядке с хватом.

— Болит рука? — заботливо спросил наблюдательный старик.

— Так, физзарядка.

— Сынок, я скоро двинусь вверх по реке. До Шаманихи. Пятьдесят верст на моторке. Если ты не против, могу подбросить. Тебе такое не повредит?

Макс в мыслях мгновенно прокрутил все «за» и «против». Конечно, проскочить на лодке полсотни километров неплохо. Но придется тащить и грузить в лодку деньги. Тяжелая ноша тут же привлечет внимание глазастого старика, вызовет у него подозрения. И в самом деле, откуда у спецназовца может оказаться непонятный груз? Для чего он ему? Нет, лучше не соглашаться.

— Спасибо, отец. Я бы с удовольствием, но потом на душе будет гнусно. Мне ведь положено шлепать самоходом. Для закалки.

— Молодец, — старик хлопнул Макса по плечу. — Одобряю. Раз нельзя, значит нельзя.

Именно в тот миг Макс понял: что значит нельзя? Кто ему может помешать делать то, чего он хочет? В памяти всплыли назойливые слова песенки: «убить зарезать хоть бы что».

Губы плотно сжались, глаза сузились.

Этот старик с худой шеей, напоминавшей шею воробьишки, которая так легко рвется, если за неё как следует тряхнуть. Он же сам высказал мысль, что удобно воспользоваться его моторкой. Ах, колхозник, как он не похож на тех двух, которые его западло кинули, забрав пистолет. Вот уж они-то знают, куда гребут грабки. И можно теперь только себя самого ругать, что фраернулся как задроченный бажбан, но нельзя не признать, что те двое игру с ним сыграли честно: развесил уши, раскрыл ладошку — вот она, моя конфетка — берите. И надо их ещё благодарить за то, что посреди речки не сковырнули за борт вниз котелком. Сейчас бы уже сутки кормил раков…

Справиться со стариком Максу труда не составило. Все прошло тихо, быстро, бескровно. Мягкое тело Макс втащил в кусты. Взял свой мешок. Вернулся к лодке. Теперь она стала его, и путь к свободе был открыт удобный и быстрый.

До сумерек Макс гнал моторку, не приставая к берегу. Несколько раз ему попадались встречные лодки, один раз катер протащил в низовья баржу, но все обошлось без происшествий: река большая и места на ней, чтобы разойтись, хватало всем.

Ближе к вечеру Макс издалека заметил на правом берегу домик. Небольшой, бревенчатый, он стоял на крутояре, откуда открывался вид на реку и пойму во все стороны. Под обрывом на узкой береговой кромке лежали ржавые железные поплавки бакенов. Рядом с домиком высилась мачта, на перекладине которой болтались навигационные знаки. Что они означали, Макс не понимал. Зато он сразу сообразил, что дом принадлежит бакенщику.

Поскольку другого жилья рядом не было, то можно было попытать удачи и попроситься переночевать. Если все пойдет хорошо, хозяев можно даже не трогать — пусть живут. Макс направил моторку к берегу. Он видел, как из дома на берег вышла женщина. Она остановилась у края обрыва, на который вела узкая деревянная лестница с перилами. Женщина была в белой косынке, зеленой телогрейке и в сапогах. Свежий ветер трепал юбку, и она то липла к её ногам, то раздувалась.

Ногой Макс подправил мешок с деньгами, загнав его глубже под банку. На всякий случай ближе подвинул к себе автомат.

Когда до берега оставалось совсем немного, Макс поднял руку, помахал ею над головой. Женщина не ответила. Под обрывом открылись узкие деревянные мостки, уходившие в воду метров на пять. С обеих сторон в настиле виднелись кольца, в которые можно продергивать швартовую цепь.

Макс выключил мотор и на веслах осторожно подгреб к мосткам. Лодка глухо стукнулась о бревна. Гремя цепью, Макс поймал кольцо и закрепился. После того как треск движка смолк и наступила тишина, стало хорошо слышно как шипели набегавшие на берег волны, которые подняла лодка, и вода плескалась о столбы причала.

Подхватив автомат, Макс выбрался на помост. Огляделся. Подошел к лестнице. Брус перил был гладкий и скользкий — за долгое время его отполировали руками до блеска. Лестница выглядела крепко, надежно. Некоторые ступени светились свежими досками, их должно быть недавно отремонтировали.

Макс поднимался по лестнице на крутояр не спеша, на всякий случай оставляя время, если вдруг придется внезапно срываться. Поднявшись наверх, Макс замер, не зная как вести себя. У правой ноги женщины сидела огромная овчарка с серьезными холодными глазами. Женщина сразу поняла, что заставило гостя остановиться. Сказала спокойно:

— Не пугайтесь, собака не тронет. — И на всякий случай предупредила пса. — Шер, это гость.

Пес с презрением посмотрел на Макса и потерся головой о колено хозяйки.

— Здравствуйте, — сказал Макс смиренно.

— Здравствуйте, — ответила женщина и спросила. — Пройдете в дом?

— Если позволите.

— Милости прошу.

— Благодарствую.

— Меня зовут Надежда Петровна.

— Очень приятно. А я… — Макс думал недолго. — Николай.

Трудно сказать, когда Надежда Петровна в последний раз встречала такого обходительного и вежливого молодого человека. Она так и подумала: вроде бы солдат, а какой воспитанный. Из памяти ещё не выветрились воспоминания о том, как пару лет назад в эти края на лесозаготовку прислали батальон вояк. Это было мамаево войско в российской армейской форме. Все вокруг гудело от лихих загулов. И офицеры, и солдаты пили по-черному. По вечерам с лесосеки в ближайший поселок с грохотом уходил гусеничный трактор с прицепом. В прицеп набивались пьяные в дупель вояки, орали песни, ругались, дрались в кровь. А вот вам какие, оказывается, бывают солдаты — вежливые, тихие. Одно не совсем хорошо — не бритый. Хотя, что с него взять — ещё мальчик.

Они вошли в дом. Шер спокойно прошел в комнату и сел возле хозяйской постели.

Сколько женщине лет, Макс определить не мог. Сбивало с толку румяное лицо без морщин, сочетавшееся с седыми прядями в густых волосах, собранных в тяжелый пучок на затылке.

Хозяйка обращалась к гостю на вы.

— Исть будете? — спросила она глубоким красивым голосом.

— Не откажусь, — с подчеркнутой скромностью ответил Макс. Он, конечно, уже проголодался, но не предложи ему хозяйка еды, мог бы заснуть и без нее. — Спасибо на добром слове.

Хозяйка загремела кастрюлями у русской печи.

— Щей вам налить? — снова спросила она, и Макс понял — у неё есть и что-то другое, но колебаться не стал.

— Можно.

Хозяйка принесла и поставила на стол перед ним большую керамическую миску, в которой дымилось ароматное варево. Достала из шкафчика хлеб — судя по всему собственной выпечки. На разделочной доске отрезала от каравая несколько кусков, положила на сплетенное из прутьев лозы овальное блюдо.

— Угощайтесь.

Макс обвел глазами углы, стараясь заметить, нет ли где иконы. Тогда стоило показать свою христианскую добродетельность, осенив себя крестом. Но икон в доме не было. Пришлось ограничиться словами.

— Благодарствую.

Щи были вкусные, хотя мясо в кастрюле вряд ли присутствовало. Хозяйка села на лавку, подперла щеку рукой.

— Похоже, вы солдат?

— Так точно, — Макс держал марку сурового и дисциплинированного человека.

— Отслужить вы не могли, — продолжала женщина раздумчиво. — С оружием навроде домой не отпускают.

— Так точно, — ответил Макс, — не отслужил. Мы здесь по служебной надобности. Бандита ищем.

— Откуль он тут объявился? — Хозяйка не скрывала сомнений. — Псих какой, что ли? Ить ему лучше в городе прятаться, чем в глухомани. Тут ведь не очень-то спрячешься. И опять же провизию достать непросто.

— Будет грабить, пропитание найдет, — сказал Макс с пугающей суровостью. — Вы тоже поостерегитесь. Неровен час…

Он отломил кусок хлеба и вытер им опустевшую миску.

За окном быстро темнело. Хозяйка постелила гостю на полу возле теплой печки. Макс улегся и прикрылся попонкой, которую от щедрот своих ему подкинула хозяйка. Несмотря на усталость, он не мог уснуть. Темные необъяснимо тягучие желания и возбуждающие мысли не давали ему покоя. Правда, временами он погружался в состояние, напоминавшее сон или дурь наркотического кайфа, но оно длилось недолго и сопровождалось видениями, разобраться в которых происходят они наяву или являются всего лишь иллюзиями, он не мог даже сам. Ему вдруг казалось, что хозяйка, лежавшая в дальнем углу на своей кровати, вдруг свистящим, полным страсти голосом звала его: