Но Марконе ударил ее в самое больное место — в ее чувства. То, что он сказал, было достаточно дерзким, достаточно неуважительным, чтобы привести ее в бешенство. Она могла бы метнуть в меня этот камень осторожно, как дротик, попасть мне по голове, и все. Но она так не сделала. Она бросила его сильно, с размахом, как питчер высшей лиги, ее ярость выдала движение, так что у меня было мгновение, чтобы противостоять ей.
Я повернулся плечом к камню, и он ударил меня, словно кувалда.
Мой плащ остановил большую часть удара, а значит все, что я заработал, была сломанная рука. Левая, посередине предплечья. Камень разлетелся вдребезги, и пусть плащ сохранил мне жизнь, я все еще чувствовал себя так, будто меня лягнула особенно мощная и враждебная лошадь.
Я с криком упал.
Мое тело ощущалось автомобилем, который не желал заводиться, а конечности наполнились сокрушительной усталостью. Плата, которую ночь возложила на меня, становилась физически невыносимой. Я хлопнул рукой по земле, чтобы подняться, или попытался. Фактические движения моего тела казались намного слабее, чем я предполагал. Но я оказался на ногах как раз в тот момент, когда Титан скользнула по камням к Марконе.
В руке барона блеснула сталь. Лезвие около четырех дюймов, черная композитная рукоятка, современный водолазный нож, очень простой. Совсем не эпический и не апокалиптический.
Марконе пырнул ее. Ребенок лучше справился бы с профессиональным борцом.
Здоровая рука Этниу размылась. Она схватила его за горло, приподняла без видимого усилия, слегка дернула рукой, немного повернула и сломала ему шею.
Я видел, как Марконе дернулся и обмяк.
Она встала на колено, опустила здоровую ногу в кипящую воду и отбросила труп, как пустую пивную банку.
Барон Чикаго упал на камни, изломанный и безжизненный.
С поля боя позади нас донесся рев.
Голубой луч света, поднимающийся в ночь, как зыбкий, сияющий лунный свет, над сражающимися силами Зимней Леди, мерцал и тускнел.
Этниу издала булькающий, почти недоверчивый смешок. Затем она, как зверь, бросилась в бурлящую воду и заскользила под ней. Я видел, как она протягивает руку к светочу Ока.
Пошатываясь, я подошел к телу Марконе. Сломанная шея не убьет вас сразу.
Никто не должен умирать в одиночестве.
И когда я подошел, он сел.
Я грохнулся назад с мужественным тонким пронзительным визгом.
Голова Марконе была повернута слишком далеко в одну сторону. Он покрутил шею, словно вытягиваясь. Последовала серия отвратительных маленьких щелчков в его шее, а затем он покачал головой взад и вперед, как будто облегчая судорогу, и его шея просто... выправилась.
Марконе одарил меня вкрадчивым взглядом и поднял нож.
Лезвие было покрыто кровью, слишком красной, чтобы быть настоящей.
Я захлопал глазами и вытаращился на нож. Затем на него.
— Что за хренова дьявольщина? — спросил я.
Я почувствовал, как мои глаза расширяются.
Небесная сила, говорили они, чтобы пробить титаническую бронзу.
Или адская.
В уголках глаз Марконе появились морщинки искреннего веселья.
— Честное слово, Дрезден. Неужели вы думали, что я остановлюсь на титуле?
А в центре его лба кожа вспыхнула и зашевелилась, а затем начала гореть ярким фиолетовым светом в форме ангельской руны.
На его лбу, прямо над бровями, открылась пара сияющих фиолетовых глаз, запечатленных в свете.
И с легкой пульсацией, черные шипы, которые были бы к месту на особенно диких розах, начали выступать из его кожи, в узоре на его лице и шевелиться под его рубашкой.
— Я полагаю, вам это потребуется, — сказал он, протягивая мне рукоять ножа. — И я думаю, время не ждет.
Я взял нож, продолжая пялиться.
Сэр джентльмен Джонни Марконе, барон Чикаго, Рыцарь Черного Динария, носитель Мастера Колдовства, Намшиила Колючего, невозмутимо поднялся и снял с себя пиратские патронташи. Он потянулся, чтобы развязать галстук, и отбросил его в сторону. Затем он расстегнул воротник, чтобы шипы на коже не давили на него, и расстегнул рубашку, очевидно, чтобы и там было удобнее.
Монета Намшиила Колючего, одна из тридцати, покоилась на почти невыносимо тонкой серебряной цепочке на груди Марконе.
— Я думаю, мы с Намшиилом можем сыграть в ничью против нее, — сказал он. — Но не очень долго. Вы должны завершить заточение как можно быстрее.
— Я, — пробубнил я. — Ух.
Марконе развернулся и влепил мне пощечину.
— Адские колокола, — выплюнул я.
— Сосредоточьтесь, — рыкнул он. — Я знаю, что вам больно. Я знаю, что вы потеряли. Я знаю, что вы устали. Но вы и я — это все, что стоит между городом и этим существом.
Я стиснул зубы.
— Если мы проиграем, — продолжал он, — все, кого мы потеряли, будут потеряны напрасно. Ваши люди. И мои.
Воды озера Мичиган озарились красным светом.
Гхм. Этниу вернула себе Око.
— Дрезден, — прошипел Марконе, слегка толкнув меня в грудь. — Вы собираетесь сидеть здесь и смотреть на то, что произойдет?
Я думал о теле Мерфи, безмолвном и маленьком, лежащим в Фасолине.
Я думал о маленькой Мэгги в пижаме, маленькой и беззащитной.
Я зарычал на свой вялый мозг, заставляя шестеренки снова заскрежетать. Затем я встретился взглядом с тигриной душой Джона Марконе и сказал:
— Нет.
Он оскалил зубы. А странные фиолетовые глаза... улыбнулись.
Марконе поднялся, повернулся к воде и принялся творить защитные заклинания. Разные. Каждой рукой. Одновременно. Очевидно, несколько лет частного обучения с ангельским мастером магии в качестве преподавателя действительно дали некоторые результаты.
Может быть, если будет «позже», мне самой нужно будет вернуться в школу. Сама мысль об этом изматывала.
Иисусе, это был действительно очень долгий день.
Титан собиралась отправить мир в новый Темный век, в то время как Рыцари Зимы и Ада пытались встать на ее пути. Несколько Королев фейри были избиты до крови, половина пантеона сверхъестественных кошмаров разрывала друг друга на кусочки в Миллениум-парке, и при этом они ломали здания, как Лего.
А теперь битва с боссом в стиле «Двойного Дракона» вместе с Адским Рыцарем Марконе?
Да.
Конечно.
Почему бы и нет.