Следующие несколько дней напоминали ретроспективную пленку в моей голове.
Я проснулся, подпрыгивая на поверхности озера Мичиган в резиновой лодке, которой управляли люди Лары. Я смутно помнил, как добрался до берега и велел Альфреду надежно спрятать Око. Предел Демона позволил Райли и двум его людям подойти и забрать меня с берега, после того как выбросил бедную Фрейдис на двести ярдов в озеро. Они нашли меня без сознания, с ногами в ледяной воде, и лечили Зимнего Рыцаря от переохлаждения. Это немного похоже на примерку белого медведя на меховую шубу — это не помогает медведю и делает его несколько сварливым.
Но они вытащили меня на берег.
Помню, как настоял, чтобы Райли отвез меня туда.
К ней.
К ее телу, точнее.
В Чикаго повсюду царил хаос, но тот, к которому люди уже попривыкли. Везде копы и солдаты. Везде машины скорой помощи. В воздухе постоянно был слышен гул лопастей вертолетов.
Если бы вы знали, что искать, то могли бы увидеть признаки присутствия Маленького Народа. Они были повсюду в обломках, по воле Зимней Леди, оставляя достаточно знаков и подсказок, чтобы привести спасателей к раненым среди обломков — как они позже обеспечат извлечение мертвых. Они не нашли абсолютно всех, но вы бы услышали, как дикторы новостей отмечали необычную самоотверженность и успех поисково-спасательных команд в Чикаго в течение многих лет после этого.
В районе вокруг Фасолины полицейские были полупрозрачными, по крайней мере для меня, членами личной свиты Мэб под чарами гламура, который был скорее эмоциональным, чем физическим. Когда сидхе, притворяющийся полицейским, говорит с вами, вы чувствуете больше власти, чем думаете или видите. В беспорядочных последствиях битвы, это стоило больше, чем проверенные идентификационные коды.
Там, где народ Мэб контролировал ситуацию, они доставили столько медиков, сколько смогли наскрести для раненых добровольцев, как моих, так и Марконе.
Впервые за несколько часов мысли о моих добровольцах не вызвали мгновенного осознания их состояния. Я пошарил в голове своими чародейскими чувствами, ощущение было такое, словно пытаешься пересчитать зубы языком. Я ничего не обнаружил. Знамя пропало.
Я тихо пробирался среди раненых. Они, по большей части, находились при смерти.
Я подошел к Фасолине.
Я остановился перед дверью и сделал вдох.
Битва окончена. Не осталось ничего, что могло бы отвлечь меня от этого. И это будет больно.
Я пригнулся, заполз в строение и повернулся лицом к импровизированным носилкам.
Они были пустыми.
Она исчезла.
Там, где она лежала, на ящиках был выжжен символ, словно раскаленным добела пером. Три сцепленных треугольника. Валькнут. Узел падших воителей. Символ Одина.
Я уставился на пустые ящики. Ее кровь все еще была на них, черная и высохшая.
Что-то темное зашевелилось глубоко внутри. Что-то злое.
— Ничего не изменилось, — мягко произнес кто-то позади меня, слегка заплетающимся языком. — Она ушла. И она не вернется.
Я обернулся и обнаружил мисс Гард, восседающую на горе ящиков. В ее руке была бутылка виски. И еще четыре пустых у ее ног. Она выглядела так, будто пережила почти столько же, сколько и я.
Я на секунду прикрыл глаза. Я смертельно устал. Я почувствовал гнев там, внизу.
Но сейчас было неподходящее время.
Пусть вещи в глубине там и останутся.
— Эй, Сигги, — сказал я ласковым голосом.
— Точно такой же, — невнятно пробормотала Гард. — Там где Нейтан погиб.
Ее покрасневшие глаза наполнились слезами.
— Проклятый узел. Часть нашей инвентарной системы. Отметка. Один эйнхерий, подобранный и находящийся в пути.
— Нейтан... — проговорил я. И тут в голове щелкнуло. — Хендрикс. Хах. Он совсем не походил на Нейтана.
Я плюхнулся на ящик рядом с ней.
Она протянула мне бутылку. Наверное, мне следовало бы выпить воды. Это гораздо более взрослый напиток, нежели виски. Но я сделал солидный глоток и позволил ему гореть внизу.
— Он ненавидел это имя, — сказала она. — Его мать...
Она покачала головой.
— Что ж. Это больше ничего не значит.
— Эйнхерий, — повторил я. — Мерф не умерла славной смертью.
Глаза Гард блеснули.
— Она умерла, убивая Йотуна, — жестко сказала она. — Она сделала это, защищая тебя. И вот результат. Она погибла смертью война. Той, в которой нет личной славы. Той, что произошла, потому что она делала то, что было необходимо.
Я наклонил свою голову к ней.
Она неопределенно махнула рукой у виска.
— Это ограниченный интеллектус, отвечающий за погибших с честью и их деяния. Я знаю, кем она была, Дрезден. Не смей принижать ее смерть, утверждая, что она была менее, чем кульминацией жизни, полной привычной доблести.
Ладно.
На это я мало что мог ответить.
Я откинул голову назад, оперевшись на ящик позади меня и залился ровными слезами, которые почему-то совсем не влияли на мое дыхание.
— Умереть гораздо хреновее, чем не умереть. Ей следовало оставаться в укрытии.
— Если бы она осталась, ты бы сейчас был мертв, — заметила валькирия. — Как и я. Как и множество людей. И мир погряз бы в хаосе.
— Подожди немного, — мрачно сказал я. Я отпил еще и вернул бутылку. И добавил. — Я хочу, чтобы ты передала ему кое-что от меня.
Гард посмотрела на меня, внезапно насторожившись.
— Прежде, чем ты заговоришь, знай: создание с которым ты имеешь дело — это... только грань существа, чьим символом оно является. Его личины созданы для того, чтобы превратить его в то, что смертный разум может с готовностью принять. Но хотя у него, возможно, и нет той силы, что была когда-то, это создание из стихийных. Оно не принимает так легко оскорбления или угрозы.
— Хорошо. Потому что я не раздаю их легко, — ответил я, низкий раскат грома разразился в моих тихих словах — Передай Одину, что Гарри Блэкстоун Копперфильд Дрезден говорит, что если он не будет обращаться с Мерфи лучше, чем я сам, то я вышибу его дверь, ощипаю его сраных воронов, уложу его на лопатки, отобью ему кишки, притащу на остров и запру в одной камере с Этниу.
Гард моргнула.
— Я уже однажды уделал божественную сущность, — заявил я. — Если мне придется сплотить нацию для этого, то я сделаю это снова. Передай ему в точности то, что я сказал.
Мгновение Гард таращилась на меня. Затем медленная, хотя и грустная улыбка коснулась ее губ.
— Я передам ему, — пообещала она. А затем мягко добавила, — Думаю, ему это понравится. В отличие от близнецов. Не бойся за свою деву щита. В наших залах воинам, погибшим за семью, за долг, за любовь, воздается уважение, которого заслуживает такая смерть. Она ни в чем не будет нуждаться.
Я кивнул. Затем чуть погодя, я начал было:
— Если она теперь среди эйнхериев...
Гард покачала головой.
— Не раньше, чем память о ней покинет умы тех, кто знал ее. Это та граница, которую даже Всеотец не может преодолеть.
— Она, э-э... — протянул я. И несколько раз моргнул. — Она была не из тех, кого легко забыть.
— Это так, — согласилась валькирия. — И она заслужила свой покой.
— Она заслужила больше, чем пулю в шею, — сплюнул я.
— Все войны умирают, Дрезден, — ответила Гард. — И если они умрут, будучи верными своему долгу и чести, большинство сочтет это подходящим концом достойной жизни. Как и она.
Я кивнул.
— Нахрен достоинство, — тихо и несчастно проговорил я. — Я скучаю по ней.
Прошли молчаливые секунды, пока я на недолго бы слеп.
— Прости меня, — сказал я. — За... Нейтана. Он был верным другом до конца.
— О, мужайся, Дрезден — отозвалась Гард. — Ты все еще здесь.
Но она кивала, пока говорила это. И она тоже плакала.
Через несколько дней у нас были похороны, а затем поминки у Мака, команда Паранета и я.
Все были ошеломлены, пытаясь приспособиться к реальности, которая стояла перед ними.
Десятки тысяч сгинули. Окончательный подсчет павших в ту ночь людей должен был бы переплюнуть Солдатское поле, которое использовалось для беженцев, которых насчитывалось более ста тысяч.
Этниу обращалась с Чикагской недвижимостью еще грубее, чем я. Вакка-Вакка.
Ловчие, в частности, опустошали каждый район, через который они проходили, убивая около девяноста пяти процентов жителей — пока они не добрались до Саус Сайда. Тогда это стало похоже на ограбление Первого Национального банка Нортфилда, штат Миннесота. Слишком много людей изъявили желание сражаться — и они были вооружены. Уверен, среди них хватало плохих парней — но горожан было гораздо больше, у большинства из них было оружие, и как только они поняли, что происходит, они превратили улицы в тир. Вот тогда-то все и начало разворачиваться на этом фланге сражения, открывая путь для Марконе.
По-видимому, даже легионы эпической нечисти из мифологии должны лучше планировать неприятности на самых крутых улицах в мире.
Электричество было отключено и оставалось таким некоторое время. Слишком многое нужно было заменить. Из-за этого чистую воду было трудно доставлять. Еще больше людей заболело и умерло, и все могло бы стать очень плохо, если бы у нас было более суровое лето. Но погода оставалась не по сезону мягкой и прохладной, с частыми дождями. Может быть, это обеспечили Королевы Феерии. Или, может быть, Вселенная решила, что город заслужил передышку.
Так или иначе, когда мы собрались у моей могилы в Грейсленде, шел дождь.
Мы наполнили гроб фотографиями. Я использовал одну из них, где мы с Мерф спорили, а какой-то шутник из чикагской полиции запечатлел момент, когда у нас обоих были карикатурные выражения на лицах. Каким-то образом, она почему-то казалась самой настоящей из всего, что у нас было.
И не похоже, чтобы у нас были шансы на что-то большее.
Были и другие фотографии. Без рамок. Иначе не хватило бы места. Если они отдали свою жизнь за город, их фотография помещалась в гроб. Мы пользовались копиями водительских удостоверений добровольцев, когда не могли найти о них ничего другого. Там была фотография Хендрикса. И Йошимо, и Дикого Билла, и Чендлера. Каждый член Паранета, черт, да почти все в городе потеряли кого-то, кого знали или с кем были связаны.