Буквально в течении 2-х недель питомник вырос, как на дрожжах. На площади более одного гектара разместились вольеры с клетками, где помещались эти зверюги, которых и собаками-то назвать трудно. Раз в неделю хозяин устраивал собачьи бои. Работал тотализатор. Народу собиралась просто уйма. Весь подъезд к питомнику был заставлен чуть не сотнями дорогих иномарок. Частенько на бои приезжали даже иностранцы. Дело оказалось слишком даже прибыльным.
В один из таких апрельских воскресных дней мы с Чарой решили прогуляться до питомника. Чара в тот день беспрекословно дала одеть на себя большой черный намордник.
Иномарок возле питомника в тот день было видимо-невидимо. Мест не хватало и многие машины останавливались чуть не на самой опушке леса в 300 метрах от питомника.
В это время старожилы заметили, как вдалеке с гор спускались артельщики. Старый дед, начальник заготовительной конторы сразу же засуетился.
- Что, Дормидонт? Работа нагрянула. Пропадет теперь весь день. И бой собачий не увидишь…
Люди посерьезнее загомонили:
- Это Жора Маклак ведет артель свою, сдать товар, набрать харчей и снова на 3 месяца в горы.
Это был самый уважаемый артельщик во всем Усть-Коксинском районе. Его охотники зверя били только в глаза. Их шкуры ценились на вес золота.
Маклак воспитывался в Усть-Коксинском детдоме. Родителей своих не знал или не помнил. Это был крупный, здоровый, как лось, таежник. Еще десять лет назад он набрал свою артель из 6 человек и с тех пор слава о нем неслась и обгоняла его по обеим берегам Катуни.
Жора с артельщиками занесли в заготконтору семь огромных рюкзаков с пушниной.
- Что у вас за балаган тут вырос, Дормидонт?
- Да вот, пока тебя не было, Маклакушка, подсуетились Усть-Коксинские толстосумы. Псов разводят гады. На их, ентих собак и смотреть-то страшно!
Маклак распаковывал рюкзаки:
- Беда у нас, Дормидонт, - хмуро произнес артельщик.
- Ась? – старый приемщик приложил ладонь к уху.
- Беда, говорю… Кто-то застрелил нашу лесную белую царицу. Узнаю кто – разорву пополам гада!
- Не спеши, Жора, - прохрипел дед, сгибаясь под тяжестью очередного рюкзака.
- А ну не тяни, давай рассказывай, что знаешь о Белой Волчице?
- Тут эта, того… Родственник объявился…
- Чей родственник? Не тяни рассказывай.
- Родственник колдуна Артамона. Он нашел ее в лесу с четырьмя пулями и отмолил, выходил… Может и колдовал над нею… Теперь она ходит за ним днем и ночью…
- Ну и дела! А как же её стая, восемь волков.
- Да не знаю я ничего. Только говорят, оне вместе теперь по ночам в стае энтой...
Мы с Чарой подошли вплотную к собачьему рингу. Там сцепились между собой Канадский Дог и Ротвейлер. Ставки росли и доходили до нескольких тысяч долларов. Наконец Ротвейлер покончил с Догом. Тот еще долго дергался с красной пеной из перекушенной глотки.
Сотни зрителей ждали следующего боя. В это время помощник рефери увидел нас с Чарой.
- Ба-а, гляньте! Какая волчица! Ставлю тысячу баксов, что не продержится и 5 минут против моего питбультерьера. У меня потемнело в глазах…
Я взглянул на Чару:
- Ты сможешь? - Она удивленно посмотрела на меня, и я прочитал в ее глазах:
- Но это же просто собаки?
- Ты правда этого хочешь? - еще раз спросила она немым взглядом. Я отстегнул ошейник и снял с нее намордник.
Она вышла на ринг. Из ближайшего вольера выскочил питбультерьер. Чара лишь слегка повела грудью, и пес-убийца словно налетел на невидимую скалу и кубарем покатился к вольеру. Послышались глухие крики довольной публики. Заработал тотализатор. Рефери открыл вольер с Канадским Догом.
Огромная псина заметалась перед носом Чары. Неуловимый бросок белой птицы и канадец с перекушенным горлом забился в агонии.
Следующим был крупный кавказец. Чара ринулась на него, подмяла под себя и щелкнула челюстью. Задушенный кавказец захрипел.
За ним оказалась немецкая овчарка. Но что такое собака против огромной страшной волчицы. Овчарка скулила не долго…
В это время обезумевший от страшных потерь рефери открывал все свои клетки, выпуская тупоголовых, с поросячьей мордой бультерьеров. Четыре мерзких гада вцепились в Чару, мою Чару, мою красавицу. В народе пошел шепот:
- Эти пасти теперь ни один кинолог не разожмет…
Когда уже все поняли, что волчица не устоит по толпе прошелся вздох разочарования. Хотя какое это могло быть разочарование. Пять лучших собак валялись мертвые посреди ринга, а она все стояла и не понимала, как сбросить с себя эти поросячьи морды.
И тут раздался страшный рев, словно раскат грома. Так не мог реветь ни один зверь! Рев оглушал и подавлял чувство сопротивления. Огромный черный волк словно упал откуда-то с неба и закрыл собой белую волчицу.
Зрители щелкали фотоаппаратами выражая дикое восхищение силой и страшным видом чудовищного зверя.
А я раздирал поросячьи морды бультерьеров. Через какие-то две минуты от бультерьеров остались лишь куски кровавого мяса. Но я уже не мог остановиться. Я крушил ненавистные клетки, хватал оставшуюся в живых плоть и рвал, рвал им глотки…
А когда их не осталось мы с Чарой тихо и гордо прошествовали через весь ринг и ушли в сторону леса.
К раскуроченным вольерам подлетели две черные иномарки. Оттуда высыпали вооруженные охранники. Владелец фермы, убитый горем ревел нам в след:
- Да стреляйте же в них стреляйте, из автоматов, пулеметов, гранатометов…
И тут вышел Жора Маклак. Коротким тычком приклада в морду он свалил хозяина с ног. А тот все орал и орал, чтобы стреляли в черного волка и белую волчицу.
- Да ты не уймешься, паскуда! – прохрипел Маклак. Это тебе дерьмо вонючее от Чары, а это от меня лично и артели моей… Два удара и хозяин затих. В это время очухались охранники и стали палить в след нам.
Собаки у артельщиков – это гордые молчаливые псы. Без команды хозяина они не сделают не то, что шага, но и вздоха.
Маклак что-то тихо сказал своему Верному. Все восемь собак по команде вожака мгновенно поднялись с места и ринулись на охранников.
Эти собаки дрались молча, ни хрипа, ни рыка. Через 5-7 минут у всех охранников были перекушены руки. Ненужные пистолеты валялись на земле.
- Пошли отсюда, - рявкнул Маклак. – Заправимся в Усть-Коксе. И его артель тихо покинула место побоища…
_________
Глава 7. Чара
После той истории она долго не приходила ко мне. И мне было страшно потерять ее, потерять единственного родного для меня друга.
В один из промозглых осенних дней она, наконец, пришла ко мне. Пришла и положила голову мне на колени, словно извиняясь, за то, что почти месяц ее не было.
А у меня в руках была все та же злополучная тетрадь, где я все еще пытался что-то прочесть между ее скупых строк.
Чара осторожно стала обнюхивать дневник, словно понимая, что для меня он еще много значит.
Потом она посмотрела мне в глаза, и я словно прочитал в них печать долгой разлуки.
Чара легонько взяла мою руку в зубы и потянула за собой. Накинув плащ, я медленно пошел за ней. Мы шли кажется минут пятнадцать. Она остановилась под небольшим скалистым выступом. На уровне груди сквозь заросли плюща я увидел чуть заметный лаз. Оттуда потянуло холодом.
Чара подталкивала меня к лазу. Я с трудом, но протиснулся в эту щель и попал в маленькую пещерку. На удивление в ней было сухо. На стене передо мной висел старый факел. Я попытался зажечь его. Он тут же ярко вспыхнул и осветил все стены пещерки. И я вдруг увидел небольшое углубление в стене напротив входа.
Там завернутая в старую тряпку лежала та самая тетрадь Артамона, которая и называлась «Мои записки о превращениях».
Трясущимися руками я открыл ее. Слезы потекли у меня из глаз. Когда прочел я первые строки его последнего письма!
- «Ну здравствуй мой молодой человек! Мой великий потомок. Я знал, что ты придешь сюда за моей последней помощью. Мой дар предвидения подсказал мне, что дед твой не сможет выполнить мой наказ о передаче тебе обряда очищения от клана оборотней.
Прочти и прими его и будь счастлив, живя простой человеческой жизнью. Хотя колдун из тебя получился бы знатный. Намного сильнее деда твоего! Прощай!
«Артамон».
Я вышел из пещерки. Чары рядом не было…
___________
Глава 8. Прощание.
Билет на поезд до Усть-Коксы я взял на следующий день. Там прокомпостирую и на Барнаул. Потом аэродром, самолет и долгожданная встреча с родителями.
Я стоял в тамбуре купейного вагона. Рядом смотрели в окна соседние пассажиры.
И тут словно ветер пронесся над тамбуром вагона. Люди бежали к окнам и смотрели, смотрели…
За поездом мчалась стая огромных волков. Впереди летела словно гигантская белая птица их вожак – огромная волчица! Сердце сдавила отчаянная боль. Воздуха не хватало.
- Она пришла, пришла проводить меня! Чара, милая, родная моя… Прости меня! Боль давила на сердце. Волки давно отстали от нее, а она не отставала от поезда. Она знала, она чувствовала, что я вижу ее! Впереди был мост через Катунь…
Колеса стучали…
___________
Вместо эпилога:
Когда одинокая величавая луна выплывает из-за гор, тускло освещая занесенные снегами кедры и сосны огромного черного леса, смотришь и удивляешься красоте земли нашей, ее чудесам и тайнам, покрытым тысячелетиями нашей истории. Что такое есть жизнь? Это самая ,что ни на есть - самая большая и важная тайна. А мы тысячелетиями пытаемся разгадать ее… Безуспешно!
Когда луна становится ярче, словно набирая силу цвета своего, возле старого заброшенного дома видна стая огромных волков. Они сидят чуть в сторонке и ждут своего вожака, свою белую птицу, свою волчицу.
Волчица тихо подползает к дому, ложит голову на старое заброшенное крыльцо и долго молча смотрит на осиротевшие стены. Потом появляются два маленьких волчонка, белый и черный. Она тычит их носом, заставляя нюхать давно не пахнущие старые доски.
Потом она поднимает голову и начинает петь свою тихую песню. А в ней и горечь разлуки, и обида на весь мир и память, память, которая так дорога ей и которая останется навечно в сердце…