Теперь, когда он все дольше бодрствовал, ему не нужно было звать Джей, чтобы узнать, что она в комнате. Он мог слышать ее дыхание, шорох переворачиваемых журнальных страниц, пока она сидела у кровати. Мог ощущать слабый сладкий аромат ее кожи, аромат, который немедленно сообщал о ее присутствии всякий раз, когда она входила в комнату. Потом пришло другое понимание – физическое, которое походило на электрический разряд, покалывающий кожу удовольствием и волнением от ее близости или даже простой мысли о ней.

Стив не целовал ее с того спора неделей раньше, но просто выжидал время. Она расстроена, а он не хотел этого, не хотел подталкивать ее. Возможно, раньше он не был большим призом, но она все еще чувствует что-то к нему, иначе сейчас ее не было бы здесь, и, когда время придет, он обратит это чувство себе на пользу. Она принадлежит ему: мужчина ощущал глубинное, до костей, чувство обладания, которое отвергало все остальное.

Он хотел ее. Сила сексуальной потребности в ней удивляла, учитывая теперешнее физическое состояние, но возбуждение каждый раз, когда она дотрагивалась до него, доказывало, что кое-какие инстинкты сильнее боли. Каждый день боль немного уменьшалась, и каждый день он хотел ее немного больше. Это основное. Всякий раз, когда двух человек влечет друг к другу, стремление спариваться становится подавляющим: это способ природы размножать человеческий род. Напряженное физическое желание и горячие частые любовные ласки укрепляют связь между двумя людьми. Они становятся парой, потому что тогда – в начальную первобытную эпоху человечества – требовалось два человека, чтобы обеспечить уход и заботу беспомощному детенышу. В настоящее время и один родитель весьма успешно может поднять ребенка, и современная медицина позволяет женщине не забеременеть, если она этого не хочет, но древний инстинкт никуда не делся. Половое влечение тоже никуда не делось, как и потребность мужчины заняться любовью со своей женщиной и убедить ее в том, что она принадлежит ему. Человек понимал основу биологической потребности, запрограммированной в генах, но понимание не уменьшало ее власть.

Амнезия любопытная вещь. Когда Стив бесстрастно исследовал это явление, то заинтересовался ее причудами. Он полностью потерял воспоминания о том, что случилось с ним, прежде чем он вышел из комы, но многие знания, очевидно, остались не затронутыми. Он помнил различие между ежегодным чемпионатом США по бейсболу и Суперкубком, или как выглядел Ниагарский водопад. Это неважно. Интересно, но неважно.

Одинаково интересно и гораздо более важно, что он знал и о смутных странах третьего мира, и о ведущих державах, не помня, как добыл эти знания. Он не мог мысленно представить собственное лицо, но странным образом помнил какие-то вещи. Он знал пустыню – горячий сухой жаркий воздух и обжигающее до крови солнце. Он также знал джунгли – удушающую высокую температуру и влажность, насекомых и рептилий, пиявок, вопящих птиц, зловоние гниющей растительности.

Собирая эти кусочки и отрывки своей жизни, он постепенно соединял части головоломки. Насчет джунглей все легко. Джей сообщила, что ему тридцать семь: он просто подходил по возрасту, чтобы попасть во Вьетнам в разгар войны в конце шестидесятых. Остальные элементы загадки, собранные вместе, могли иметь только одно логическое объяснение: он гораздо больше вовлечен в ситуацию, чем было сказано Джей.

Он задался вопросом, могут ли скополамин[4] или пентотал[5], или другие мощные лекарства, доступные сегодня, помочь вернуть память, если амнезия фактически заблокировала воспоминания. Если то, что он может знать, достаточно важно, ему должно было быть гарантировано что-то вроде торжественного приема: сведения стоят, чтобы Фрэнк Пэйн хотя бы попробовать использовать эти средства. Но попытки не было, и это подсказало ему следующее: Пэйн знал, что у Стива установлена защита, чтобы противостоять любым попыткам химического «взлома» мозга. Значит, он был подготовлен для агентурной оперативной работы.

Джей не знает. Она на самом деле поверила, что он просто оказался в неправильном месте в неправильное время. Она сказала, что, когда они были женаты, он постоянно попадал в одно «приключение» за другим, значит, вероятно, он держал ее в неведении и позволял ей думать, что он независимый человек, не обременяя знанием того, насколько опасна его работа, ведь существовал шанс, что он не вернется из очередной поездки.

Мужчина собрал вместе большую часть головоломки, но оставалось еще множество мелочей, которые он не мог понять. Как только с рук сняли повязки, он заметил, что кончики пальцев странно гладкие. Это не гладкость шрамов: руки стали настолько чувствительными с этой новой зажившей кожей, что он мог осязать различие между обожженными участками и кончиками пальцев. Он был уверен, что подушечки пальцев не пострадали во время взрыва; больше похоже на то, что отпечатки пальцев изменили или удалили кожу целиком, и, скорее всего, верно последнее. Причем сделали это недавно, наиболее вероятно, – здесь, в этой больнице. Вопрос: зачем? От кого они скрывают его личность? Они знают, кто он, и он, очевидно, в хороших отношениях с ними, иначе они не стали бы предпринимать такие экстраординарные меры, чтобы спасти его жизнь. Джей знает, кем он был. Кто-то охотится за ним? И если так, находится ли Джей в опасности просто потому, что она здесь, с ним?

Слишком много вопросов, и он не знал ответов ни на один из них. Он мог спросить Пэйна, но сомневался, что получит от него исчерпывающие объяснения. Пэйн что-то скрывал. Стив не знал, что именно, но слышал виноватые нотки в голосе этого человека, особенно когда тот разговаривал с Джей. Во что они вовлекли Джей?

Он услышал, как открылась дверь в палату, и лежал неподвижно, пытаясь определить личность посетителя, не знающего, что он бодрствует. Он и прежде замечал в себе эту осторожность, и это сходилось с теми выводами, к которым уже пришел.

– Он уже проснулся?

Тихий голос принадлежал Фрэнку Пэйну, и снова в нем послышались особенные нотки: вины и... привязанности. Да, именно привязанности. Пэйну нравилась Джей, и он волновался о ней, но все-таки использовал ее. Это заставило Стива почувствовать себя еще менее склонным сотрудничать. И мысль о том, что они могли подвергнуть Джей какой бы то ни было опасности, привела его в бешенство.

– Он заснул, как только его уложили в кровать, и с тех пор не пошевелился. Вы разговаривали с доктором?

– Нет еще. Как все прошло?

– Прекрасно. Доктор думает, что нет никаких серьезных необратимых повреждений. Стив просто должен полежать по возможности очень спокойно, желательно несколько дней, глаза могут быть чувствительны к яркому свету, после того как снимут повязки, но, вероятно, ему даже не понадобятся очки.

– Это замечательно. Он должен уехать отсюда через несколько недель, если все пойдет хорошо.

– Трудно даже представить, что не надо быть здесь каждый день, – задумчиво произнесла Джей. – Это кажется необычным. Что произойдет, когда его выпишут?

– Я должен поговорить об этом с ним, – ответил Пэйн. – Разговор может подождать несколько дней, когда он станет более активным.

Стив слышал беспокойство в голосе Джей и задавался вопросом о его причине. Она что-то узнала, в конце концов? Иначе почему волнуется о том, что случится с ним, когда он уедет из больницы? Хотя у него есть новости для нее: он отправится в любое место, где будет она, а Фрэнк Пэйн должен принять эту идею, и стать им настоящим другом.

Надо пережить еще две недели. Он не знал, сможет ли. Трудно заставить себя набраться терпения, но он должен позволить телу излечиться, а впереди еще недели реабилитации, прежде чем он полностью восстановит силы. Надо давить на себя сильнее, чем доктора, но ощущать собственные пределы и не забывать, что они гораздо более гибкие, чем предполагают врачи. Просто еще одна часть загадки.