— Ясно… Вы считаете, что люди находят в тетрадях тайны, которых там на самом деле нет.
— Ну, я никого не обвиняю. Скажем, некоторые иной раз слишком далеко заходят в своих попытках объяснить загадки Виллара.
— Что вы имеете в виду?
— Возьмите, к примеру, надписи на четвертом листе тетрадей, в частности заглавные буквы «AGLA» рядом с Христом. Из-за этих четырех букв пролито немало чернил. Некоторые утверждают, что этим выражением пользовались катары, хотя, по-моему, это полная чушь. Для других «AGLA» — эзотерическое общество подмастерьев и мастеров книжного дела… Редкая глупость. Так действительно называлось тайное общество, близкое к розенкрейцерам, но в эпоху Возрождения, то есть гораздо позже Виллара. На самом деле эти четыре буквы — сокращение, обозначающее древнееврейское обращение «Atah Guibor Leolam Adonai», то есть «Во веки веков могуч ты, о Господи». Ничего удивительного, что оно написано рядом с изображением распятого Христа.
— Понимаю…
— Я мог бы назвать вам и другие места в тетрадях, которые будоражат фантазию толкователей. Такие, как перевернутая голова на семнадцатом листе, или рука, торчащая из фасада Ланского собора на следующем листе, или отсутствующая кисть у человека на тридцать первом листе… Мне также приходилось слышать самые разные предположения насчет орла, в изображение которого Виллар вписал пятиконечную звезду. Некоторые видят в нем символ еще одного тайного средневекового общества, якобы называвшегося «Дети Соломона» и бывшего предтечей Гильдии мастеров.
— Как, по-вашему, почему эти тетради породили столько спекуляций?
— Даже не знаю. Наверное, потому, что о них точно ничего не известно, а это оставляет простор для воображения. Долгое время тетради Виллара рассматривали как заметки архитектора. Сегодня считают, и эту версию я полностью разделяю, что он был не архитектором, не строительным мастером, а пытливым всезнайкой, который стремился суммировать знания своей эпохи для будущих поколений. Безусловно, кое-какие его архитектурные зарисовки свидетельствуют о нехватке точности и реализма, а это, согласитесь, странно для архитектора. Именно поэтому некоторые комментаторы утверждали, что тетради не пособие по прикладной технологии, а скорее трактат по эзотерической философии, предназначавшийся мастерам-строителям. Не следует забывать, что эти наброски сделаны в начале тринадцатого века, когда были построены Шартрский и Реймский соборы, а в то время люди все больше и больше интересовались символикой и эзотерикой архитектуры. Сами эти соборы буквально кишат всевозможными символами. Дух, господствовавший в ту эпоху, и объясняет атмосферу таинственности, которой проникнуты тексты и рисунки Виллара.
Ари кивнул и сделал несколько пометок в своей записной книжке. Его натуре был близок скептицизм и картезианство профессора Кастро. И все же он был бы рад найти зацепку, что-нибудь, напоминающее загадочные фразы на ксероксе Поля Казо.
Ари хранил молчание, и профессор спросил:
— Могу ли я поинтересоваться, как старина Виллар оказался в центре полицейского расследования?
— Видите ли, я не имею права об этом распространяться, но одна деталь прямо связывает его тетради с делом серийного убийцы.
Профессор Кастро изумленно вытаращил глаза:
— Серийные убийства? Вы шутите?
— Вовсе нет. Как вы думаете, стал бы кто-нибудь убивать, чтобы, например, заполучить пропавшие страницы из тетрадей Виллара?
— Конечно, пропавшие листы на рынке антиквариата стоили бы немало, но чтобы ради них убивать! Полагаю, потерянные листы содержали сведения того же уровня, что и хранящиеся в Национальной библиотеке. Тетради — увлекательный и драгоценный документ, но не думаю, что из-за них стали бы убивать.
— Вы не верите, что пропавшие страницы заключают в себе тайну, способную привлечь преступников?
— Что за великую тайну, по-вашему, мог открыть Виллар?
— Как раз об этом я вас и спрашиваю.
Старик приоткрыл рот, словно вопрос Ари показался ему совершенно несуразным. Потом, видя, что его собеседник вполне серьезен, он ответил:
— К сожалению, не знаю, что и сказать… Открытые Вилларом техники хорошо известны, его рисунки представляют собой историческую ценность, но не более того. Ничего революционного, особенно для читателя двадцать первого века.
Ари не решался показать профессору ксерокс Поля. Мнение ученого было бы бесценным, но Маккензи опасался, что историк проявит излишнее любопытство, обнаружив одну из неизвестных страниц Виллара. Однако отзыв специалиста такого уровня помог бы расследованию, а профессор выглядел разумным человеком, достойным доверия.
— Профессор, я хотел бы вам кое-что показать, но обещайте, что это останется между нами.
— Обещаю, молодой человек.
— То, что я вам сейчас покажу, — важный элемент расследования. Я не вправе раскрывать тайну следствия, но мне необходимо узнать ваше мнение.
— Вы можете на меня рассчитывать, я буду нем как могила.
Глаза старика блестели от любопытства.
— Так о чем же речь?
Ари вынул из кармана ксерокс и протянул профессору. Не говоря ни слова, позволил ему рассмотреть документ.
Тот, озадаченный, широко раскрыл глаза. Надел очки, словно хотел убедиться, что это не сон.
— Вы… Вы считаете, что это страница из тетрадей Виллара? — спросил он растерянно.
— Я не уверен, — ответил Ари, забавляясь изумлением собеседника. — А вы что скажете?
— Трудно что-нибудь утверждать… Хорошо бы увидеть оригинал.
— Увы, его у нас нет.
— Во всяком случае, рисунок очень напоминает руку Виллара. Почерк и язык безусловно его… «L:.VdH:.» вверху написали вы?
— Нет.
— Поздняя надпись, похоже, сделанная пером. Как, по-вашему?
— Похоже.
— Большие буквы, вероятно, означают «Ложа Виллара из Онкура»… Возможно, существует ложа Гильдии мастеров с таким названием, которая и выполнила эту подделку.
— Возможно, — отозвался Ари, хотя он все больше убеждался, что пергамент не был подделкой.
— Позвольте, я прочту тексты.
— Вы понимаете пикардийский диалект?
— Разумеется… Мне пришлось его изучить, чтобы написать диссертацию.
— Тогда прошу вас.
Старик поднес страницу поближе к глазам и перевел ее вслух с той же легкостью и почти теми же словами, что и профессор Бушен из Сорбонны:
— «Я видел тот прибор, который привез сюда Герберт Аврилакский, открывающий нам тайны того, что есть в небе». Несомненно, он говорит об астролябии.
Ари кивнул. Похоже, все знают об арабских астрономических приборах больше, чем он!
— «И тогда на нем не было никакой надписи». И правда удивительно, что на астролябии ничего не написано. Обычно они покрыты арабскими символами. Посмотрим… Вот следующий текст: «Прежде всего тебе придется проследить за движением Луны через города Франции и других стран. Так ты узнаешь меру, чтобы выбрать правильный путь».
Потрясенный профессор взглянул на Ари:
— Второй текст довольно странный!
— Вы считаете?
— Насколько мне известно, он не похож ни на один текст в тетрадях. Словно его придумал ребенок, играющий в поиски клада.
— Мне это тоже пришло в голову. По-вашему, напрашивается вывод, что речь идет о подделке?
— Скажем, по форме документ очень похож на страницу Виллара, но содержание, особенно последнего текста, весьма необычно. Мне трудно представить себе, чтобы Виллар предложил читателям сыграть в поиски клада… И все же стоит об этом подумать. Полагаю, вы не можете оставить мне копию?
Ари улыбнулся:
— Правильно полагаете.
— Понимаю. Вынужден признать, что это чрезвычайно любопытно. А еще буквы вверху страницы… Сплошные тайны! Теперь я вижу, к чему вели ваши вопросы.
— А вот так, с первого взгляда, что вы скажете?
— Ну, если предположить, что это действительно подлинник Виллара, то он, вероятно, во время своих путешествий видел астролябию, привезенную из Испании Гербертом Аврилакским, и нарисовал ее.
— По-вашему, он видел ее в Реймсе?