Альварес подошел к большому столу красного дерева. Несколько мгновений он смотрел на абсолютно гладкую бархатную красную скатерть, на которой находились чернильница, ручки и писчая бумага. Потом он повернулся к трем неподвижным полицейским:

— Хорошо, что мы пришли сюда готовыми к обыску, хотя не знали, что обыск необходим, пока мадам не информировала нас, — сказал он по-французски. — Теперь идите вниз, возьмите ваши инструменты и возвращайтесь. Вы знаете, что нам нужно. Найдите это, даже если нам придется разобрать эту квартиру, как кукольный дом.

Полицейские, тяжело дыша, почти побежали к закрытой двери в коридор, за которой ждал инспектор Мендоса, и едва не налетели на полковника Дюрока, входящего в комнату.

Альварес и Пола тоже направились к двери, но шагнули назад при виде полковника. Добродушным его сегодня назвать было трудно. Обтянутый кителем живот Дюрока торчал вперед; фуражка съехала набекрень; густые брови грозно сдвинулись. Так как он еще не видел Альвареса этим утром, то кипел от ярости на подчиненного, который напился вдрызг, находясь на службе.

Однако, открыв рот, полковник тут же закрыл его. Он не мог унижать подчиненного перед посторонними — даже перед Полой Бентли. К тому же Альварес явно был в таком состоянии, что наверняка сейчас не помнил о своем проступке.

— Спасибо, что позвонили мне, комендант, — проворчал Дюрок по-французски. — Значит, эта квартира? Мы знали о ней — говорили вчера вечером, прежде чем вы… короче, до сегодняшнего утра. Что теперь?

Альварес быстро доложил о последних событиях.

Полковник Дюрок внимательно слушал. Один раз он посмотрел на Колльера, который сидел в углу между стеной с окнами и стеной с дверью в коридор. В углу его рта торчала сигарета, а из ноздрей сочился дым, что должно было выражать то ли скуку, то ли насмешку.

— Но это та же история… — Полковник оборвал фразу. — Значит, малютка Пола пришла сюда искать меблированную квартиру?

«Малютка Пола» кивнула. Она была слишком испугана или, возможно, слишком озадачена, чтобы использовать лесть, обычно вызывавшую у Дюрока усмешку. Пола стояла спиной к складным дверям «китченетт», слегка склонившись вперед; ее густые золотистые волосы падали ниже подбородка; темно-голубые глаза не отрывались от Г.В. Колльера. Но собственный кивок пробудил ее от размышлений.

— Это правда, — заверила она Дюрока на беглом французском и протянула ему газету с отмеченным объявлением. — Я очень хотела заполучить квартиру. Но, дорогой полковник, это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее теперь. К тому же я прибыла слишком рано. Моего появления не ожидали.

— Ба! — фыркнул полковник, хлопнув сложенной газетой по колену. — Мы с комендантом пришли к выводу, что это приманка для кого-то. Но не для вас, малютка!

— Почему?

— Из-за текста. Цена слишком низкая, чтобы не вызвать подозрений у местных жителей — умных местных жителей. Прошу прощения!.. Термин «китченетт» американский — здесь его никогда не используют англичане, да и американцы крайне редко. — Он бросил взгляд на Колльера. — Но самое главное: «Отлично подходит для временных жильцов».

— Да, я видела, — призналась Пола. — Но…

— Для временных жильцов! Этот верблюд Колльер приготовил для кого-то ловушку. Но для кого, спрашиваю я вас?

За закрытой дверью в коридор послышались спорящие голоса. Полковник высунулся наружу.

— Пропустите мадемуазель, инспектор Мендоса! — приказал он.

В комнату вошла удивленная и смущенная Морин Холмс с той же газетой, где было отмечено то же объявление. Полковник сорвал фуражку, чтобы ударить себя по лбу.

— Это же очевидно! — простонал он. — И никто ничего не замечает. — Дюрок протянул к Морин обе руки: — Дорогая моя, вы расскажете, каким образом привлекли внимание Железного Сундука? И почему Колльер расставил для вас ловушку?

В тот же момент дверь в коридор распахнулась, и мимо Мендосы прошли три полицейских вместе с четвертым, нагруженные инструментами; здесь было все — начиная от маленьких стамесок и кончая причудливыми орудиями с длинной рукояткой и острым стальным лезвием.

Цементный пол частично прикрывал вытертый коричневый ковер. Инструменты со стуком опустились на него.

— За работу, храбрецы! — крикнул полковник по-французски и по-испански.

Двери вновь плотно закрыли, и работа закипела. Дюрок повернулся к Морин и повторил свой вопрос.

Морин с трудом подыскивала французские слова. Ее зеленые глаза с длинными ресницами были устремлены на газету, дабы не встречаться с глазами Альвареса. Сегодня она надела белое шелковое платье, укоротив его за ночь и придав сходство с вчерашним платьем Полы.

— Но я ничего не понимаю! — запротестовала она на родном языке. — Я даже не понимаю, из-за чего вся суматоха и почему здесь полиция!

— Вы уверены? — также по-английски допытывался Дюрок. — Вы ничем не могли разозлить Железного Сундука или Колльера? Может быть, вы что-то знаете?

— Нет! — ответила Морин. — Полковник Дюрок, вспомните вчерашний день на террасе…

Полковник издал странный звук.

— Ваша «фатьма», — продолжала Морин, — прикатила чайную тележку с сандвичами и «Газетт» на нижней полочке. Я случайно заметила объяв…

— Господи, я же видел это собственными глазами! — простонал Дюрок.

— Я решила, что сэр Генри просто невыносим. — Впрочем, Морин не сердилась — в ее зеленых глазах светилась печальная улыбка. — Конечно, его не всегда следует принимать всерьез, и, как говорит Пола, он очень забавный…

Пола кивнула — на душе у нее потеплело при виде скопированного Морин ее платья.

— Но я решила, что было бы чудесно обзавестись собственной маленькой квартиркой. Это обошлось бы куда дешевле, чем отель. Однако когда я утром заглянула в комнату сэра Генри, он еще спал.

— Ох уж этот Морфей![56] — проворчал полковник. — Я тоже видел его и подумал бы, что он мертв, если бы не храп, от которого потолок подпрыгивал, как крышка на кипящем чайнике. Поэтому я удалился по своим делам.

— Я вас окликнула, — сказала Морин, — но вы меня не слышали. Тогда я последовала за вами в такси. Но потом я поняла, что не смогу это сделать. Вы, сэр Генри и… и мистер Альварес были слишком добры ко мне. Если вы хотите, чтобы я осталась, то мне жаль, что я подумала о переезде. Но так как я оказалась рядом, то решила взглянуть на квартиру и уйти. Вот и все.

Но это было не все. Новоанглийская совесть по-прежнему терзала Морин. Тусклый свет блеснул в ее волосах, когда она подняла голову и посмотрела в глаза коменданту Альваресу.

— Хуан… — нерешительно начала девушка.

Было удивительно, думала Пола, видеть, как это воплощение самоконтроля превращается в запинающееся скромнейшее существо.

— Морин! — Альварес судорожно глотнул. — Если бы я мог сделать одно извинение из десяти тысяч…

— Но это не важно! Сэр Генри рассказал мне! Мы пошли в разные рестораны.

— Я должен был догадаться и поискать вас! А вместо этого я отправился домой и…

Альварес умолк. Морин протянула обе руки, и он так сильно стиснул их пальцами в перчатках, что ей наверняка стало больно. Но она не запротестовала, либо не обращая на это внимания, либо не желая жаловаться.

— Больше это не повторится! — бормотал несчастный Альварес.

— Довольно! — свирепо вмешался полковник. — Отныне я не потерплю болтовни во время работы. Комендант Альварес!

Внезапно на Полу снизошло вдохновение. Подойдя к складным дверям «китченетт», она раздвинула их. Помещение оказалось не больше ванной и без окна.

— Морин, здесь мы можем оказать помощь! — возбужденно заговорила Пола. — Нет-нет, не задавайте вопросов! Я объясню во время поисков. Смотрите — здесь неделями не было ни кусочка еды!

— Отлично! — одобрил Дюрок, снова перейдя на французский. — Комендант Альварес, на два слова!

И он отвел молодого человека в сторону.

— О других делах я поговорю с вами позже. А сейчас хочу обратить внимание, что, за одним счастливым исключением, здесь повторяется парижская история! Открою вам секрет. Вчера я молился Богу — да, я! — чтобы мы смогли одержать верх над Парижем и Римом. В Париже, в точно такой же ситуации, полиция не нашла ни железный сундук, ни алмазы. Мы должны их найти!