– По всей видимости, они прятались за стеной, когда кто-то сел на скамью. По состоянию крови можно предположить, что это произошло пять-шесть часов назад. Они, видимо, перепрыгнули через стену, очень быстро убили свою жертву, а затем уволокли с собой труп.

– Боже! Ну а одежда?

– Вот это и надо раскопать. Заодно, кстати, и кости. Не так уж много мест, где их можно спрятать.

– Как насчет озера?

– Потому что оно почти полностью затянулось льдом? Было бы удивительно, если бы они додумались сделать полынью. Это ЧЕРЕСЧУР умно!

– Надо найти одежду, любой след…

– Все это так. Но где искать? Этот проклятый снег все подмораживает…

– Найдены шерстинки. Для меня этого достаточно. Они были здесь прошлой ночью и кого-то загрызли. Я убежден в этом. Это были они. Их шерсть уникальна, как неповторим отпечаток пальца.

– Итак, они активно убивают. Это неудивительно со стороны хищников.

– Гуманоидных хищников,– поправила Бекки.

Уилсон расхохотался.

– По тому, что видел я, трудно считать их гуманоидами.

– А что ты видел?

– Их.

Бекки и медик пристально взглянули на него.

– Вы их видели? – с трудом выговаривая слова, переспросил Эванс.

– Чего ты болтаешь? – воскликнула Бекки.

– Я видел шестерых у твоего дома. Я поджидал их там. Уж очень хотелось добыть образец для Фергюсона. – Он вздохнул. – Несчастье в том, что они обладают мгновенной реакцией. Я прозевал их, опоздав на какую-то секунду. И счастливчик, остался жив.

Бекки была потрясена. Она смотрела на его усталое лицо, на покрасневшие, утомленные глаза. Он дежурил у дома, чтобы защитить ее! Ну что за старый кретин-романтик! На миг показалось, что ей приоткрылся новый Уилсон, полный загадок, о котором она даже не подозревала и которого увидела только сейчас. Она бы с радостью его расцеловала.

Прочитанное одновременно и устрашило и возбудило Карла Фергюсона. На какое-то время он забылся, затем, очнувшись, опустился на землю. Его снова обступила прозаическая реальность главного читального зала Публичной Библиотеки Нью-Йорка. Справа какая-то студентка-замухрышка щелкала жевательной резинкой. Его сосед слева, очень старый, с трудом переводивший дыхание человек, листал издание столь же ветхое, как и кожа на его лице. Над столами поднимался приглушенный шум: скрип перьев о бумагу, кашель, вздохи. Тихие голоса дежурных, называвших номера на другом конце зала, напоминали жужжание.

В библиотеке был собран один из лучших в мире фондов. Читателям не разрешалось брать книги на дом и иметь свободный доступ к стеллажам. Именно поэтому Фергюсон сумел отыскать здесь совершенно уникальное издание, так его напугавшее. То, что он прочитал, было слишком ужасно, слишком фантастично. И, тем не менее, это было написано черным по белому.

«В Нормандии,– в третий раз перечитал он,– бытуют предания о фантастических существах, которых называли „люпенами“ или „либенами“. Целые ночи напролет они без умолку тараторят, рассказывая всякого рода глупости на своем, никому не известном языке. Они собираются у сельских кладбищ и скорбно воют на луну. Трусливые и боязливые, они исчезают при малейшем шуме шагов или чьего-то голоса, даже если те доносятся издалека. Однако в ряде районов они принадлежат к роду оборотней и отличаются такой свирепостью, что, как говорят, вырывают могилы и гложут кости несчастных, преданных земле».

Старая история, о которой говорил еще Монтегю Саммерс в своем классическом труде «Оборотни». Автор утверждал, что рассказы о них составляют часть фольклора и что все это – сплетни, годные лишь на то, чтобы запугивать доверчивые души. Но Саммерс ошибался, поскольку в этих старых легендах говорилась чистая правда, за исключением одного момента: раньше считали, что раз оборотни были такими умными и хитрыми, то, значит, на самом деле речь шла о людях, оборачивавшихся животными. Вот в этом-то и была ошибка: в действительности оборотни – это совершенно самостоятельный вид наделенных разумом существ. И в течение тысячелетий они жили среди нас, а мы об этом и не догадывались. Удивительные создания! Не хуже пришельцев на Земле.

Во всех преданиях и легендах за последние несколько сотен лет без конца повторяется миф об оборотнях. Но затем совершенно неожиданно где-то во второй половине XIX века он бесследно исчезает.

Никаких больше легенд об оборотнях.

Ничего на эту тему. Почему? Для Фергюсона ответ был предельно простым: оборотни, которых человечество так долго травило, нашли наконец способ исчезнуть с его глаз. Они изобрели безупречную систему собственной защиты: им достало хитрости сообразить, что нечего бояться людей, если они будут отбирать среди них только слабых и одиноких. И оборотни стали жить среди нас, питаться человечиной и никто – кроме тех, кому уже не представится случай рассказать об этом – и не подозревал об их существовании. В общем, они стали чем-то вроде живых привидений. Этакие вездесущие невидимки.

К концу XIX века во всем мире наблюдался демографический взрыв и одновременное усиление нищеты и бедности. Значительное число людей, отторгаемых современным им обществом, стало их добычей. И они ушли в тень.

Нет сомнения, что увеличение числа оборотней происходило примерно пропорционально населению Земли. Фергюсон представил себе, как они сотнями, тысячами рыскают по крупным городским центрам планеты в поисках своих жертв; изредка их видят то в одном, то в другом месте, но они держатся в стороне от всех благодаря колоссально развившимся чувствам обоняния и слуха. Это совершенно жуткие твари, но зато какая необыкновенная возможность для науки, а значит, и для него, изучить другой образ мышления, может быть, даже войти с ними в контакт!

В самом деле, в книге Саммерса встречаются поразительные вещи: там постоянно намекается на общение между оборотнями и людьми. «Два дворянина с наступлением ночи отправилась погулять в лес. Внезапно они вышли на опушку лесной поляны и увидели перед собой хорошо им знакомого старого дровосека, окружённого стаей оборотней. Их вожаком был крупный серый зверь, который, подойдя к человеку, дал приласкать себя. После этого дровосек затянул что-то монотонное и протяжное и удалился в лес. За ним последовали и его друзья».