– Да, я слышал об этих животных. Обычно, помимо обучения на выявление всякой дряни, их всех тренируют также и на убийство. Мне кое-что рассказывали в этой связи.

– Что именно?

Она нахмурилась.

– Да ничего конкретного. Лишь то, что эти твари порой так возбуждаются, что практически готовы растерзать типа, у которого они унюхали немного наркотика… иногда. Но думаю, что твой муж все это тебе уже разъяснил.

– Прекрати, Уилсон. Так и будем продолжать в этом духе? Мой муж мне никогда не говорил о собаках, которые убивают перевозчиков наркотиков. И если тебе угодно знать, все, что ты тут нагородил, звучит на редкость фальшиво. Давай оставим в покое все эти истории. Я много слышала о Томе Рилкере. Дик его очень уважает. Он считает, что тот способен научить собаку ходить по проволоке.

Томас Д. Рилкер был лицом гражданским и работал одновременно с нью-йоркской полицией, ФБР и таможней. Заключал он контракты и в частном порядке. Он был очень компетентным человеком в своей области. Пожалуй, самым компетентным в Нью-Йорке. Может быть, даже во всем мире. Его специальностью было развитие у собак чутья. Он натаскивал их на поиск наркотиков, оружия, табака, алкоголя и вообще всего, что потребуется. Чаще всего его питомцев использовали бригада по борьбе с наркотиками и таможня. С их появлением в технике поиска в этих службах произошел настоящий переворот, и количество наркотиков, проходивших транзитом через нью-йоркский порт, намного уменьшилось.

Том Рилкер внимательно вглядывался в полученные от инспекторов фото. Бекки Нефф читала на его лице удивление, даже страх. Она впервые видела Рилкера и поразилась, что он такой пожилой – что-то около семидесяти пяти лет. По рассказам мужа, она представляла его молодым. А тут – венчик седых, слегка свалявшихся как шерсть волос, слегка подрагивавшая правая рука, державшая фото, внезапно насупившиеся седые брови, которые подчеркивали его замешательство.

– Но это же невозможно,– наконец выдавил он из себя.

Услышав голос Рилкера, никак не соответствовавший его возрасту, Бекки мгновенно поняла, почему ее муж изображал собаковода моложе его лет.

– В это невозможно поверить.

– Почему? – спросил Уилсон.

– Видите ли, подобное могла сделать только дрессированная собака. Господи! Да ведь им же все кишки выпотрошили! Собаку можно научить убивать, но чтобы сделать такое, понадобилось бы очень, очень усердно ее натаскивать.

– И все же это возможно?

– Не исключено, если удастся одновременно подобрать и добротную породу, и ее безупречного представителя. Но трудно. Кроме того, собаке понадобился бы объект… кто-то из людей, чтобы убедиться, что она правильно усвоила поставленную задачу.

– А если ее просто держать впроголодь?

– Тогда она стала бы терзать тело… извините, миссис, может быть, вам неприятно все это слышать…

– Ничего,– успокоила его Бекки.– Вы сказали, что в этом случае собака стала бы терзать тело?

– Вот именно, и ни в коем случае не выгрызать человеческие внутренности. Они не едят их даже в диком состоянии.– Покачав головой, он показал на слепки следов лап.– А других нет?

– Какого размера животному соответствуют эти следы? – задал вопрос Уилсон.

Бекки отметила, что вопросы ее шефа становились все более настырными; он, видимо, почувствовал, что фото жертв ввергли Рилкера в громадное напряжение. Его лицо побагровело, по лбу пробежала струйка пота. Он продолжал дергать головой, словно пытаясь откинуть назад непокорную прядь волос. Дрожание рук заметно усилилось.

– Это должен быть настоящий монстр. Громадный, стремительный и достаточно сообразительный, чтобы пройти такого рода обучение. Тут не всякая порода подойдет.

– А какая все же может сгодиться?

– Что-то близкое к дикому состоянию – эскимосские собаки или немецкие овчарки. Выбор невелик. Должен признаться вам, что за всю свою жизнь не встречал собак, способных натворить подобное. Думаю, что…

Он подхватил один из слепков и стал внимательно его рассматривать, затем, повернув настольную лампу, вгляделся в него при ярком освещении.

– Вы знаете, это не собачьи следы.

– А чьи же?

– Понятия не имею. Все это весьма странно.

– Почему?

Том Рилкер, чуть помолчав, продолжил с явно деланным спокойствием:

– Рисунок на следах схож с тем, что оставили бы руки и ноги человека. И в то же время это, несомненно, отпечатки лап.

– То есть вы хотите сказать, другого вида животных?

– Сожалею, но они не соответствуют следам ни одного из известных животных. В сущности, они не соотносятся ни с чем. Да, ни с чем, о чем бы я слышал за пятьдесят лет работы по этой тематике.

Бекки мысленно смирилась с тем, что станет потом объектом насмешек со стороны Уилсона, но произнести это слово было просто необходимо.

– А оборотни?

К ее великому изумлению, Рилкер ответил не сразу.

– Не думаю, что эти твари существуют,– осторожно заметил он.

– И все же…

Рилкер натянуто улыбнулся. Бекки понимала, что он ведет себя предельно честно. Она не могла также не видеть, что Уилсон ликовал и еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– Господин Рилкер, я совершенно не верю в оборотней,– заявила Бекки.– И совершенно искренне хотела бы выяснить, верите ли в них вы?

– С какой стати?

– А потому что в этом случае мы не сможем относиться серьезно к вашим словам. Вы слывете видным экспертом, но ставите перед нами очень щекотливую проблему.

– Щекотливую? В каком смысле?

Вмешался Уилсон, насмешливо обращаясь… но не к ней, а к Рилкеру:

– А в таком. С одной стороны, нам следует исходить из посылки, что двух вооруженных полицейских загрызли какие-то животные. Так. Ситуация сама по себе уже не простая. С другой стороны, мы равным образом вынуждены предположить, что это – животные неизвестного вида. Дело осложняется еще больше. А сейчас в довершение всего мы должны признать, что эти неведомые животные-людоеды спокойно расхаживают по Бруклину и никто даже не подозревает об их существовании. Вот в ЭТО я поверить не могу.