Она была в нем более живописна, чем Кремер, но производила не такое сильное впечатление, как в первый раз. У нее были мешки под глазами и кожа немного поблекла. Она сказала, что только что покинула окружную Прокуратуру, и если пойдет домой, то ее мать снова накинется на нее, а браться и сестры вернутся из школы и начнут шуметь, а она так или иначе решила увидеть Вульфа. Ее мать старомодная женщина и не хотела, чтобы она была актрисой. Это начинало звучать так, будто она пришла, чтобы получить место, где можно немного выспаться, но Вульф прервал ее.

Он резко сказал:

– Я не понимаю вас, мисс Джаконо. Вы пришли проконсультироваться со мной о вашей карьере?

– О нет. Я пришла потому, что вы – детектив и вы очень умный, а я боюсь. Я боюсь, что они узнают то, что я сделала, а если узнают, моя карьера кончена. Мои родители не позволят мне быть актрисой, если вообще я останусь в живых. Я уже готова была выдать себя, когда они задавали вопросы. Поэтому я решила рассказать вам, а если вы поможете мне, то я помогу вам. Ecли вы обещаете не выдавать мой секрет.

– Я не могу обещать сохранить секрет, если это признание преступления или знание преступления.

– Нет, это не то.

– Тогда у вас есть мое обещание и мистера Гудвина. Мы храним много секретов.

– Отлично. Я ранила мистера Пайла ножом, и на мне его кровь.

Я вытаращил глаза. В течение полусекунды я подумал, что она имеет в виду то, что он умер совсем не от отравления, а от того, что она прокралась наверх и вонзила в него нож, что казалось невероятным, так как врачи наверняка нашли бы дырку.

По-видимому, она продолжать не собиралась, и заговорил шеф:

– Обычно, мисс Джаконо, ранение человека считается преступлением. Когда и где это было?

– Это не было преступлением, потому что это была самозащита. – Ее богатое контральто звучало так спокойно, как будто она рассказывала нам таблицу умножения. Очевидно, она берегла интонации для своей карьеры. Она продолжала: – Это случилось в январе, около трех месяцев тому назад. Конечно, я о нем знала, о нем знают все, кто занимается шоу. Я не знаю, правда ли, что он субсидировал шоу просто для того, чтобы заполучать девушек, но, возможно, это так и было. Существует много сплетен о девушках, которые у него были, но никто не знает точно, потому что он был в этом очень осторожен. Некоторые из девушек болтали, но он – никогда. Я имею в виду не просто приглашение в театр или ресторан, я имею в виду последнюю каплю. Так говорят у нас на Бродвее. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Я могу догадаться.

– Иногда мы говорим «последний стежок», но это означает то же самое. В начале прошлой зимы он взялся за меня. Конечно, я знала о его репутации, но он субсидировал «Джека в кабине летчика», и они начали набирать состав, а я не знала, что это закончится провалом, а если девушка собирается делать карьеру, она должна быть общительной. Я несколько раз обедала с ним, танцевала и так далее, а затем он пригласил меня к себе на квартиру, и я пошла. Он сам приготовил обед – я говорила, что он был очень осторожен. Я говорила?

– Да.

– Да, так и было. Этот дом находится на Мэдисон авеню, но там никого не было. Я позволила ему поцеловать меня. Я рассчитывала на это, актрису целуют все время: и на сцене, и в кино, и на ТВ, так что какая разница? Я приходила к нему домой три раза, и не было повода для серьезных волнений, но в четвертый раз, это было в январе, он прямо на моих глазах превратился в зверя, и я была вынуждена что-то сделать.

Я схватила со стола нож и ранила его. На мое платье попала кровь, и, когда я вернулась домой, я попыталась ее смыть, но осталось пятно. Платье стоит сорок шесть долларов.

– Но мистер Пайл поправился.

– О да. Я видела его после этого несколько раз, я имею в виду, случайно, но он почти со мной не разговаривал, и я с ним тоже. Я не думаю, чтобы он когда-либо рассказывал об этом кому-нибудь, но что, если рассказывал? Что если полиция об этом узнает?

Вульф хмыкнул.

– Это, конечно, было бы прискорбно. Вам бы докучали даже больше, чем сейчас. Но так как вы со мной были откровенны, вы не находитесь в большой опасности. В полиции работают не простаки. Вас бы не арестовали за убийство мистера Пайла прошлой ночью только за то, что вы, защищаясь, ранили его в январе.

– Конечно, не арестовали бы, – согласилась она. – Дело не в этом. Дело в моем отце и моей матери. Они бы об этом узнали, если бы стали задавать им вопросы, и если я собираюсь делать карьеру, то мне пришлось бы бросить дом и мою семью, а я этого не хочу. Вы понимаете? – Она наклонилась вперед. – Но, если они узнают, кто точно это сделал, кто его отравил, с этим будет покончено, и со мной будет все в порядке. Единственно, чего я боюсь, это того, что они не узнают точно, но я думаю, что вы смогли бы, если бы я помогла вам, и вы сказали вчера ночью, что вы скомпрометированы. Я не могу предложить свою помощь полиции, потому что они удивятся, почему я это делаю.

– Я понимаю, – сузил глаза Вульф. – Как вы предлагаете помочь мне?

– Ну, я представляю это таким образом. – Она была на краю кресла. – Из того, как вы объяснили вчера ночью, выходит, что одна из девушек отравила его. Она была одной из первых, кто принес тарелку в столовую, а затем она вернулась обратно и взяла другую тарелку. Я не совсем понимаю, почему она это сделала, но вы так говорите, поэтому все в порядке. Но если она вернулась за другой тарелкой, то это заняло какое-то время, и ее должна увидеть кто-нибудь из последних, и полиция должна узнать это, решив, кто были последние пять. Я знаю об этом из вопросов, которые они задают последнее время.

Итак, эта была или Пегги, или Нора, или Эллис, или Люси Морган.

– Или вы.

– Нет, это была не я. – Просто констатация факта. – Итак, это была одна из них. И она не отравила бы его просто так, не так ли? У вас должна быть весьма основательная причина, чтобы отравить человека, я это знаю! Следовательно, все, что мы должны сделать, это выяснить, кто из них имел основательную причину, и вот где я могу помочь. Я не знаю Люси Морган, но я немного знаю Кэрол и я знаю Нору, и еще лучше Пегги. А сейчас мы все вместе в этом замешаны, и я могу использовать это в качестве предлога, чтобы поговорить об этом. Я могу говорить о нем, потому что мне пришлось рассказать полиции, что я выезжала с ним несколько раз, так как меня с ним видели, и они бы это выяснили, поэтому я подумала, что лучше я расскажу все сама. Дюжина девушек выезжали с ним, – но он был так осторожен, что никто не знает, кто из них дошел до последней капли, кроме тех, кто сами об этом рассказали. А я могу выяснить, у кого из этих четверых девушек была причина, а потом рассказать вам – и с этим будет покончено.

Я поздравил себя с тем, что не получил номер ее телефона, а если бы я его получил, то вычеркнул бы безо всяких угрызений совести. Я не говорю, что девушка, которую я приглашаю на ленч, должна иметь великодушный характер, но где-то должна быть проведена граница.

Я подумал, что Вульф чувствует то же самое, я поэтому вмешался:

– У меня есть предложение, мисс Джаконо. Вы могли бы привести их сюда, всех четверых, и дать мистеру Вульфу возможность поговорить с ними. Как вы сказали, он очень умный.

Она заколебалась.

– Я не считаю, что это хорошая идея. Я думаю, что они более склонны рассказать такие вещи мне каждая отдельно.

– Вы их знаете лучше, чем я, – проворчал он. Он себя контролировал.

– И тогда, – сказала она, – когда мы выясним, у кого из них была причина, мы скажем полиции. Я смогу сказать, что видела, как она вернулась в кухню за другой тарелкой. Конечно, где я ее видела, где была она и где была я – это будет зависеть от того, кто она. Я смотрела на вас, мистер Вульф, когда я сказала, что вы могли бы, если я помогу вам, я видела выражение вашего лица. Вы не думали, что двадцатилетняя девушка могла бы помочь вам, не так ли?

Я ему посочувствовал. Наверное, ему хотелось сказать, что весьма вероятно, что двадцатилетняя ведьма может помочь, но это было бы бестактно.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: