— За три года я не пропустила ни одной тренировки. Но сегодня утром мне было не до упражнений.

После этой сцены… внизу я поднялась к себе и легла, но мне не лежалось. Вы что-то хотели, моя дорогая?

Дол испытывала желание выйти из комнаты, не говоря ни слова. Эта женщина определенно сумасшедшая. Или, по крайней мере, закомплексованная.

Пришлось пренебречь вопросами, которые Дол приготовила заранее, задавать их было бесполезно. Но молчать тоже было нельзя. Она приблизилась к тренажеру:

— Мне ничего не нужно, спасибо, миссис Сторс.

Но я хотела вам сообщить две вещи. Во-первых, я здесь не гость Сильвии. Меня просил приехать мистер Сторс. Он нанял меня, чтобы я дискредитировала мистера Рэнта. Мистер Сторс хотел избавиться от него. Я рассказала уже об этом внизу, поэтому подумала, что следует предупредить и вас тоже.

Джэнет стояла неподвижно, все с тем же безучастным выражением на лице. Миссис Сторс сказала так тихо, как только позволяло устройство ее голосовых связок:

— Спасибо, моя дорогая. Это так похоже на моего мужа. Я его хорошо понимала, впрочем, теперь это не имеет значения. Он существовал в своей сфере, его смерть заключила в нее и меня.

Дол мгновенно и горячо согласилась:

— Да, жалко, что вы не смогли… — Тут она сдержалась. — Второе, что я хотела сказать, я остаюсь в вашем доме, конечно, в силу необходимости. Но я не ваш гость и не друг вам. Я расследую убийство вашего мужа.

Джэнет чуть заметно шевельнулась и снова застыла. Миссис Сторс отпустила наконец ручки тренажера и заявила:

— Это звучит глупо. Что там расследовать?

— Многое. Например, кто убийца.

— Чепуха. — Миссис Сторс сошла с подставки. — Кто вы такая? И что можете знать? Я все рассказала тому человеку… а он говорит, что нужны доказательства. Вы помогаете ему? Сделайте милость, но знаете ли вы, что говорит Шива? Верблюд оставляет следы, а солнце — нет. Я могла сказать ему истину, но навязывать ее я не буду.

Дол почти не слушала ее. Она подумала, что любой, кто мог бы стоять вот так в льняных шортах с лейблом «Сакс» и говорить подобные вещи, должен был быть либо махатма, либо идиот, а в данный момент ее волновало совсем другое. Впрочем, неясным оставался один вопрос, на который неплохо было бы получить вразумительный ответ.

Она задала его:

— Если вы не возражаете, миссис Сторс, я хочу спросить одну вещь. Рэнт вернулся без двадцати пять и сказал, что мистер Сторс оставил у себя расписку. С того момента он оставался с вами? Весь вечер?

— Нет.

— А сколько он пробыл с вами?

— Минут десять. Может быть, пятнадцать.

— И вы знаете, куда он пошел?

— Да. Если Леонард Чишолм, как он говорит, видел моего мужа живым. Он вернулся к моему мужу.

— Он говорил, что собирается идти туда?

— Нет.

— Вы видели, как он пошел туда?

— Нет. Он сказал, что пойдет в игральную комнату писать письмо.

— А Джэнет была с вами?

— Нет, она ушла задолго до этого, примерно когда ушел мой муж.

Джэнет вмешалась, ее сопрано иногда звучало мелодично, а иногда превращалось в сплошной визг.

— Я срезала цветы и ставила их в вазы. Потом пошла в розовый сад и читала там в беседке. Разве самообладание моей матери дает вам основание мучить ее? Или меня? Вы злоупотребляете вашим правом на гостеприимство…

— Я знаю. Вежливость не всегда полезна, особенно при выяснении истины. — Голос Дол звучал твердо, но не грубо. — А вы не могли бы мне сказать, когда выходили или были в розарии, не видели ли кого-нибудь, кто шел к пруду с рыбками или оттуда? Лена Чишолма, например?

— Нигде и никого я не видела.

— О'кей… Миссис Сторс, теперь вы, пожалуйста, ответьте. Вы пришли с мистером Рэнтом на теннисный корт чуть после шести часов. Он присоединился к вам по дороге?

— Нет. Когда я спустилась вниз в шесть часов, он был на террасе, на боковой террасе. Мы вместе пошли на корт.

— Вы весь день провели наверху?

— Нет, я была с моим мужем.

Дол удивленно вздохнула:

— С кем вы были? Где?

— Я была с моим мужем, когда мы вышли из дому.

Я сидела рядом с ним, когда он спал. Я была с ним, когда его сокрушили. Я и сейчас с ним.

— Ах да. Конечно. — Дол почувствовала себя неуютно. Сумасшедшая эта женщина или нет, но она заслуживает сострадания. Стоит в шортах, руки-ноги голые… что говорил Сторс… сует свой нос в космос.

Дол торопливо сказала: — Спасибо вам обеим, большое спасибо. Надеюсь, мне удастся доказать, что я могу причинять не только неудобства. — Она повернулась и вышла из комнаты.

Спускаясь по лестнице, она корила себя, что не воспользовалась их любезностью и не попросила у Джэнет какую-нибудь шляпу. Ее собственный тюрбан совсем не защищал от солнца, а ей это было так нужно. В прихожей она спросила патрульного, где дворецкий. Разыскала его, поделилась своей бедой, и он проводил ее в чулан, что в боковом холле, сразу за столовой. Там она нашла полку старых соломенных шляп и пробковых шлемов. Ей удалось подобрать себе шляпку поприличней, в ней она и вышла на боковую террасу. Патрульный сказал ей, что Рэнт в игральной комнате, а Циммерман только что вышел оттуда и вообще ушел из дому. Она решила пощекотать Циммермана.

И тут ее ожидала крупнейшая за все утро неудача. Ассистента профессора психологии необходимо было найти, но лучше бы и не находить. Она обошла дом с двух сторон, уже хотела расспросить патрульного, с любопытством взиравшего на нее с крыши летней кухни — непонятно было только, зачем его туда занесло, — или другого, торчавшего словно напоказ посередине подъездной дороги, когда наконец наткнулась на самого Циммермана у собачьих будок. Он сидел на перевернутом ящике и сквозь сетку ограды наблюдал за доберман-пинчером, положившим голову на лапы и сонно моргавшим на солнышко. Он не поздоровался, не двинулся с места, хотя Дол подошла к нему на ярд. Молча встал и продолжал наблюдать за собакой.

Наконец она сказала:

— Его имя на табличке: «Галкин Принц Берч».

Ответа не последовало. Молчание затянулось. Дол подавила в себе раздражение и сказала:

— Стив Циммерман. Не будьте дураком. То, о чем вы говорили со Сторсом, связано с убийством или нет? Если нет, расскажите мне. Если связано и вы не можете рассказать мне, решитесь и изложите все этому Шервуду. Вы не понимаете, Шервуд способен вам причинить большие неприятности. Он может арестовать вас как главного свидетеля обвинения и держать под замком. Он может погубить вашу репутацию. Он знает, что, выйдя от Сторса, вы сказали Сильвии что-то про смертельный вред. Хочу вас предупредить: я тоже в деле, расследую убийство Сторса. Если вы не можете разгласить ваш со Сторсом разговор и он не имеет отношения к смерти Сторса, если не доверяете Шервуду и не надеетесь на его способность сохранить все в тайне, доверьтесь мне. Ваша игра в молчанку сойдет до вторника, когда начнется судебное разбирательство. Вот тогда они за вас возьмутся всерьез. Вам придется рассказать все или поплатиться за молчание… Но, может быть, я говорю слишком быстро? Вы только что от Шервуда, возможно, вы все ему рассказали?

Стив Циммерман повернул голову, поднял ее вверх и взглянул на Дол. Его редеющие жесткие волосы казались тусклыми при солнечном свете, широкие ноздри все время раздувались. Бледные глаза производили такое впечатление, будто не видели того, что их не интересовало. Они уперлись в Дол на минутку, потом скользнули прочь и вновь с интересом уставились на собаку.

Он сказал безразличным голосом, по которому было видно, что ему наплевать на все, что она говорит ему:

— Мне кажется, это не ваше дело. Однако… Я не рассказал Шервуду ничего о нашем разговоре со Сторсом. Вам тоже не скажу, и вообще никому.

— Рано или поздно скажете, придется.

Циммерман покачал головой:

— Нет, не скажу. — Его слова звучали монотонно, с холодной уверенностью приговора. — Человеческий мозг неоднократно давал доказательства своей способности к упорству. Я ничего не скажу из того, что решил скрыть, если только не приму другого решения. Это мое дело, защищаю ли я себя или еще кого-то, правого или виноватого. А может, это мой каприз. Как психолог я должен наслаждаться такой ситуацией, но она не доставляет мне удовольствия. Так я сказал Шервуду.