Он подъехал к заправочной станции на Соумилл-Ривер-Парквей, велел служащему заправить бак и вошел внутрь, чтобы позвонить по телефону. Он не знал ни номера, ни имени, только название улицы, поэтому ушло несколько минут, прежде чем он наконец услышал женский голос и узнал его по одному «алло».

— Алло! Это Айленд-авеню, 916? Нет, это человек, с которым вы разговаривали через окно вчера утром, когда я зашел к Генри Джордану, а его не оказалось дома. Помните? Большое вам спасибо. Да, он действительно был там, где вы сказали. Да, я Текумсе Фокс. Благодарю вас. Я только что позвонил мистеру Джордану, но у него телефон не отвечает. Он еще не вернулся домой? О нет, я просто хотел ему передать несколько слов. Не окажете ли вы мне такую любезность? Видите ли, его очень раздражает поднявшаяся вокруг него шумиха, возможно, поэтому он и не отвечает на телефонные звонки. Если он придет домой, не могли бы вы мне позвонить? Кротон-Фоллз, 8000. Верно, это легко запомнить. Большое вам спасибо. Конечно, я с удовольствием познакомлюсь с вашим мужем. Как-нибудь потом мы это устроим.

Фокс вышел, заплатил за бензин и отправился дальше. В этот ранний час транспорта было мало, и он доехал довольно быстро — через Генри-Гудзон-Бридж и вниз по Вест-Сайд-хайвей. Потом свернул на Девяносто седьмую улицу и, взяв на восток, потащился через город, через парк и наконец остановился на Шестьдесят седьмой улице в том же самом месте, где накануне утром оставлял фургон.

Вторая неожиданность ожидала его, в тот день в квартире номер 12 роскошного дома на Парк-авеню.

Внизу его приветствовал — на этот раз без всякого удивления — тот же служащий, что и накануне. Позвонив, он махнул рукой в сторону лифта. Как и прежде, Дороти Дьюк сама открыла ему дверь, и, хотя выглядела она отдохнувшей и не такой измученной, голос у нее срывался от раздражения, такого явного, что Фокс недоуменно остановился.

— Проходите, — сказала она, направляясь в глубь квартиры.

— Нет, спасибо, мисс Дьюк, достаточно будет…

— Идите сюда хотя бы на минуту! — не останавливаясь, сердито крикнула она.

Ему ничего не оставалось, как двинуться вслед за ней.

Ступив в большую, заполненную мягкими подушками и запахом духов комнату с опущенными шторами и включенным светом, он увидел сидящего в кресле Генри Джордана.

Фокс замер, затаив дыхание.

Мисс Дьюк встала напротив отца.

— Спросите его, — требовательно произнесла она. — так это было или нет.

— Доброе утро, — проговорил Джордан. — Как вы узнали, что я здесь?

— Доброе утро, — ответил Фокс, переводя дыхание. — Я не знал. Я заехал по дороге в город, чтобы перемолвиться парой слов с мисс Дьюк. Ничего особенно важного.

Могу я узнать, как вы сюда попали?

Дороти Дьюк сама сообщила об этом:

— Его довезли до Брюстера, а там он сел в поезд.

Сколько раз я приглашала его зайти ко мне, но он ни разу не приходил. Теперь же он явился — именно тогда…

— Я пришел вовсе не для того, чтобы повидаться с тобой, — возразил Джордан. — Я пришел, потому что это было совершенно необходимо. Я позволил втянуть себя в историю, стал участником обмана.

— Тебе это ничего не стоит. Ты ведь от этого ничего не теряешь, верно?

Фокс покачал головой, глядя на нее.

— Пожалуйста, мисс Дьюк. Он от этого ничего не теряет, но ведь и не приобретает ничего. Мистер Торп предложил ему кучу денег за помощь, но он не захотел взять. Вы, полагаю, поняли, как мы все устроили.

— Разумеется. Это стало понятно сразу, как только я услышала сообщение по радио вчера вечером.

— Конечно. Насколько я понимаю, ваш отец согласился нам помочь только потому, что хотел уберечь вас от нежелательной огласки. Разве вы не цените этого?

— Естественно, я благодарна ему. — Голос ее стал спокойнее, уже не срывался на крик. — И я ему уже сказала об этом. Он превосходно все сделал. Но ему нельзя было сюда приходить! Что, если его кто-нибудь выследил или увидел внизу и узнал по фотографии в газете? Это же черт знает как опасно!

— В этом я с вами совершенно согласен. Можете вы мне сказать, зачем пришли сюда, мистер Джордан?

— Могу, — уверенно прозвучал голос Джордана. — Я пришел потому, что было совершено убийство, а меня заставили дать человеку фальшивое алиби. Я хотел удостовериться, что этот человек находился именно там, где говорит, в то время, когда было совершено преступление. И единственное, как я мог это сделать, — это прийти и спросить свою дочь.

— То есть вы подозревали, что Торп мог совершить это убийство?

— Я ничего не подозревал. Но нужно быть круглым дураком, чтобы ввязываться в такое дело, не имея уверенности. Человек убит в бунгало, которое принадлежит Торпу. Вы с ним приходите ко мне и говорите: мол, нельзя, чтобы стало известно, что он находился в это время в коттедже, и просите меня обеспечить ему фальшивое алиби. Я дал согласие, но прошлой ночью решил, что должен точно установить, мог ли он быть в том бунгало сам. Я не собираюсь устраивать алиби для убийцы, даже ценой… ценой чего бы то ни было.

— И я тоже, — подтвердил Фокс. — Но я думал, вы знали, что Торп проводил выходные с… в коттедже.

— Знал, — вставила мисс Дьюк. — Он все об этом знает.

— Ну и что из этого? — запальчиво крикнул Джордан. — Разве я мог знать наверняка, что он провел там и последний уик-энд? Мне ничего не известно в точности. Я вообще не слышал об убийстве, пока вы не появились и не поднялись ко мне на борт. Я имел полное право пойти к своей дочери и спросить…

Дороти Дьюк, уже опустившаяся было на подушки дивана, вновь вскочила.

— Ты вовсе не поэтому пришел! — взвизгнула она. — Ты ни одной секунды не сомневался, что он был со мной в коттедже! Ты пришел, чтобы с удовольствием напомнить мне свои предупреждения, еще раз заявить, что мой образ жизни приведет к беде! И сказать, что теперь только ты можешь меня спасти, прийти на помощь и предотвратить несчастье! И меня нисколько не удивило бы, — я ждала этого каждую минуту, — если бы ты пригрозил, что, если я не соглашусь… что ты тогда… что, если я не…

Она рухнула на диван и зарыдала, спрятав лицо в подушки.

Фокс смотрел на нее с тем беспомощным выражением на лице, с которым все мужчины от Сингапура до Сиэтла реагируют на женские слезы.

Из-за его спины раздался спокойный голос Джордана:

— Видите, что мне приходится выслушивать? Без всякой причины, без малейшего повода… Вам, мистер Фокс, должно быть, очень неловко. И мне тоже. Я хочу, чтобы вы знали: я вовсе не укорял свою дочь за ее образ жизни.

Пять лет назад, только узнав о ее отношениях с мистером Торпом, я высказал ей свое неодобрение. Она была уже достаточно взрослой, чтобы жить своим умом и не внимать моим советам. Я, конечно, сожалел об этом, но не отравлял ей жизнь родительскими наставлениями. Это бы ни к чему хорошему не привело. Признаю, однажды я ей действительно пригрозил, давным-давно. Я настаивал на том, что должен знать, кто тот человек, и пообещал, что сам найду его, если она не скажет. Я хотел убедиться, что дочь не попала в лапы какого-нибудь бандита. В некоторой степени я успокоился, узнав, что это Ридли Торп. Полагаю, то же происходило с отцами и в восемнадцатом веке, когда они обнаруживали, что поклонник их дочери герцог или граф. Я тоже признал, что она вправе жить своей жизнью. Я никогда не делал попыток принуждать ее, и она не вправе обвинять меня в том, что я пришел сюда угрожать ей. Для меня большое облегчение высказать все это кому-то. Я только ради нее и согласился сделать то, о чем вы с Торпом просили меня вчера. Самого меня нисколько не волнует, если мои друзья прочитают в газетах, что мистер Торп проводил выходные со своей любовницей Дороти Дьюк и что ее настоящее имя Мей Джордан и она моя дочь.

Мисс Дьюк выпрямилась на диване.

— Ты не намерен был грозить…

— Я этого и не сделал. Разве я сказал хоть что-нибудь, что давало бы основание для подобных предположений?

— Нет, но я думала…

— Ты вообще ни о чем не думала. И никогда не думаешь.