- Ну вот, видите, - обратился Сталин к сидевшим с ним за столом членам ПБ, когда дежурный адъютант проводил Никиту в трапезный зал, Хрущев все же приехал. А ты, Михаил Иванович, уверял, что он так и не прибудет.

Калинин близоруко улыбался. Не скрывали улыбки Молотов, Жданов, Микоян. "Улыбаются, - отлегло от сердца у Никиты. - Значит, ничего. Значит, живем".

- Я был на процессе троцкистского охвостья, товарищ Сталин. Потом задержал меня Вышинский. Сказал, он хочет по вашему указанию со мной посоветоваться по дальнейшему ведению дела.

- Он правильно сказал, - Сталин махнул рукой стоявшему в углу офицеру и тот мгновенно передал ему полулитровый хрустальный кубок. Сталин налил в него водку и осторожно, чтобы не расплескать хмельную влагу, протянул кубок Хрущеву: - За опоздание положен штрафной. Разом - до дна! Для запорожского казака этот бокал - как говорится, что слону дробина. "Для запорожского казака оно может и так, - с тоской подумал Никита, с признательной улыбкой принимая убийственную посудину. - Хорошо, предупредил меня всезнающий Лазарь Моисеевич - перед приездом обязательно выпить стопку подсолнечного масла, не сразу водка с копыт сшибет". И он стал пить мелкими глотками, зажмурившись, не дыша - чтобы не чувствовать сивушного запаха. Сидевшие за столом хлопали вразнобой. Калинин приятным тенорком подпевал-пригова-ривал: "Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!" Выпив, Никита пошатнулся, но устоял на ногах. Однако, если бы не Микоян, вовремя поддержавший и направивший его руку, он опустил бы кубок мимо стола.

- Садись, Микита, рядом с нашим всесоюзным старостой, - милостиво приказал Сталин. После этих его слов все смолкли и устремили взоры на Никиту. А он, глядя на хозяина благодарно-преданными глазами, подошел к указанному креслу и в воцарившейся внезапно тишине сел. Раздался глухой, чавкающий звук и Никита почувствовал проникающую сквозь штаны влагу. Поднявшись, он увидел на сиденье два крупных раздавленных помидора. Стол смеялся. Калинин, архитектор шутки, хохотал до слез, до коликов, до приступов старческого кашля. "Ну и шуточки!" - думал Никита и сам несмело улыбался.

- Подайте товарищу Хрущеву полотенце, - обратившись к дежурному офицеру, распорядился Сталин. - Мне нравятся люди, понимающие шутки, обладающие чувством юмора. А теперь твой тост, Микита.

- Предлагаю выпить за то, чтобы до конца искоренить двурушническое семя! Этот Бухарин лаял сегодня, как злобная шавка из подворотни. Подумать только - людишки, подобные ему, претендовали на роль вождей. За полное очищение наших рядов от предательской скверны!

Все выпили энергично, решительно, властно.

- Вы сказали "семя", товарищ Хрущев, - вновь перейдя на "вы", заговорил Сталин. - Очень верное замечание. Здесь с нами сидит наш товарищ, Вячеслав Михайлович Молотов. Ему питерский пролетарий Ежов на днях подает на подпись список жен врагов народа, которых предлагается выселить из Москвы, а товарищ Молотов накладывает резолюцию "Расстрелять!"

- Настоящий большевик! - выкрикнул Никита, встал, обошел вокруг стола, обнял председателя Совета Министров за шею, поцеловал в щеку.

- Бери пример, - философски посоветовал Жданов.

- Да-да! - закричал Никита, возвращаясь на свое место. - Пример за-ме-ча-тель-ный!

Теперь он чувствовал прилив сил, энергии, жажду действий.

- Товарищ Сталин, а можно музыку? - Никита раскраснелся, расстегнул верхнюю пуговицу рубахи.

- Почему же нет? Конечно можно. Вы какую музыку предпочитаете?

- Я люблю народную.

Офицер подошел к огромной напольной радиоле, вопросительно посмотрел на Сталина.

- Техника американская, - он кивнул на радиолу. - Ар Си Эй. Мелодии наши. Плясовую, Микита?

- Иэх, где наша не пропадала, товарищ Сталин! Гопака!

Сталин кивнул офицеру, и через мощные динамики хлынул огневой украинский танец.

- Как бушует, как бурлит! - подзадоривая Хрущева, выкрикнул Жданов. Буря, смерч - две четвертых такта. Давай, хохол!

Никита вышел в ту часть зала, которая не была занята огромным столом, сделал несколько лихих движений, но места было явно мало. Тогда Сталин сделал рукой довольно красноречивый жест и кратко приказал что-то подскочившему к нему дежурному офицеру. В следующее мгновение в зал вошли несколько младших офицеров. Сидевшие за столом отодвинулись от него, офицеры взялись за свисавшие вниз края скатерти, завернули их наверх и со всем, что было на ней, вынесли прочь через боковой выход. Никита приставил кресло к столу и вскоре скороходовские башмаки заходили по его полированному верху. Одобрительно охали Ворошилов и Каганович, стонали башмаки, лопалась полировка. Никита исполнял самый коронный танец всей своей жизни.

На следующее утро Хрущев пил рассол и пирамидон. Позвонил Каганович, сказал: "Молодец! Уважил Самого, всем потрафил". "О чем хоть я рассказывал, Лазарь Моисеевич? - взмолился Хрущев. - Помню - был разговор. А вот о чем хоть убей не помню". "Все было в норме, - успокоил его Каганович, - Он расспрашивал тебя о работе, о друзьях, о тех, кто противился "красному террору" после убийства Кирова. О планах новых кадровых назначений. Разговор шел уже в Малом зале, туда перешли после твоего отменного гопака".

- Ой, - застонал, закончив телефонную беседу Никита. - Если бы я хоть что-то помнил. Мать твою, хоть что-то...

А было еще семь тостов. И каждый Никита пил браво, отчаянно, каждый раз до последней капли-капелюшечки. Сталин наблюдал, одобрительно кивал. Между тостами речь шла о выполнении пятилетки; об улучшении в снабжении городов продовольствием; о новых образцах вооружений - танках, самолетах, ракетах; об аншлюсе и фюрере, Абиссинии и дуче, Китае и Хирохито; о кадровой политике.

- Как верно отметил Иосиф Виссарионович: "Есть человек - есть проблема", - Ворошилов хохотнул. И тут же посерьезнел: - Последний тому пример маршал Егоров.

- Бывший маршал, - строго поправил его Жданов. "Сколько их уже, бывших-то", - незаметно вздохнул Калинин. И тут же посмотрел на Сталина вдруг прочитает этот его вздох. Нет, слава Богу, не прочитал. Хозяин был занят своей беседой. Правда, знавшие его близко, утверждали, что он мог одновременно и читать, и говорить, и слушать. Читать текст - да, но не мысли же.

- Среди всех, здесь присутствующих, - обратился Сталин к Хрущеву, вы, да еще вот он, - кивок в сторону захмелевшего и спавшего на диване Андреева, - из рабочих. Шахтер. В двадцать пятом закончили рабфак Горного института имени Артема в Донбассе. Ведь так?

- Так, товарищ Сталин, - Никита расплылся в довольной улыбке. Еще бы, сам Хозяин знает вехи его биографии.

- У вас достойная перспектива. И в то же время самая вероятная и реальная опасность - опасность превратиться в деклассированного партийного чинушу. Почему люди не могут пробиться к вам на прием по полмесяца? Почему на письма, обращенные лично к вам, отвечают безвестные (и потому безответственные) делопроизводители? Таких "почему" уже накопилось немало.

Сталин замолчал. Молчал и Никита. Испуганно хлопал белесыми ресницами. Замер, старался даже дышать неслышно.

- Говорю это вам по-отечески, знаю - поймете.

- Я пойму, обязательно, уже понял, - произнося это, Никита как-то странно всхлипнул, шмыгнул носом. - Больше никогда не будет этого.

- Вот вы хотите предложить на пост первого секретаря Замоскворецкого райкома Ковалева, - продолжал Сталин. - А ведь он "вельможа". И вторая кандидатура - Сергеев - не годится. Он безудержный болтун. Вельможи и болтуны - именно они представляют сегодня реальную опасность для партии.

Сталин поискал взглядом бутылку, налил себе и Никите "твиши", чокнулся, отпил немного, прикрыл глаза. К нему подошел Ворошилов, стал что-то говорить о военморе Кузнецове, но Сталин лишь взглянул на него и легендарный Клим смолк.

- Теперь еще об одном. Тоже важном. Весьма.

Он сделал еще два-три глотка. Зажмурился. Вино ему явно пришлось по душе.

- У политиков не бывает друзей, - глядя Хрущеву в глаза, с досадой в голосе проговорил Сталин. - Чисто по человечески это и ошибочно и трагично. Считается, что они, друзья, мешают политику быть объективным. Даже родственники... Даже родственники, - повторил он. - А вот вы молоды, у вас наверняка есть друзья. Ведь не успели же вы их растерять. Иван, Сергей оба, на мой взгляд, достойны настоящей мужской дружбы.